Подпольный показ «Войны» Джеймса Беннинга. Все меня поздравляют – оказалось, что я, сам того не зная, очутился в его фильме, когда по скайпу записывал интервью с Козой. Простым зрителям вернули билеты, потому что «Война» запретила показывать фильм The War. Беннинг хочет приехать в Россию, дружить с Воротниковым и Козой, помирить их с Pussy Riot. Спрашивает меня, правда ли, что Верзилов поссорился с женой и почему освободили Самуцевич. Я рассказываю, что Толоконникову и Алехину отправили в ГУЛАГ, но в разные лагеря, лагерей в России много. Беннинг вздрагивает: щупальца сибирского варварства заползают в фестивальный дворец с подсвеченными розовым окнами, как доме терпимости. Только что Медведев сказал, что Pussy Riot посидели «достаточно», но это ничего не значит. Беннинг спрашивает, как встретиться с «Войной», я не знаю: все прячутся, вот и его фильм о подпольщиках оказался в подполье.
Впервые вижу Жана-Клода Руссо, которого Штрауб назвал величайшим режиссером Европы. Он благообразно сед, похож на министра культуры приличной страны. В его парижском доме висит кошмарный гобелен с изумленными сернами. Маленькие фильмы об окнах, распахнутых, как у Маркопулоса. Начинается солнечной Венецией 1984 года (Venise n'existe pas) и кончается свежей дигитальной Венецией в тумане, молочное ожидание вапоретто у моста через Гран-Канал. А сейчас в Венеции потоп, вчера посреди Сан-Марко стоял человек в сапогах и сжимал рыбу, как Христос.
