Ссылки для упрощенного доступа

Как простить непростительное


Мари Верзулли (фото: Владимир Морозов)
Мари Верзулли (фото: Владимир Морозов)

Александр Генис: Продолжая мучительную тему, которая омрачила всем американцам праздники, мы поговорим о мести и прощении. У микрофона - гость «Американского часа» Мари Верзулли, сотрудница общественной организации «Жители штата Нью-Йорк против смертной казни». С ней беседует Владимир Морозов.

Мари Верзулли: Перед самой встречей уже в тюрьме меня вдруг охватила паника. В то время я уже работала в общественной организации «Жители штата Нью-Йорк против смертной казни». И я подумала: вот сейчас я увижу человека, который убил мою сестру, вдруг он вызовет во мне такую ненависть, что я пожелаю ему смерти. Получится, что я проповедую одно, а чувствую другое. Как мне дальше жить и работать!

Владимир Морозов: Мари, а зачем вам, вообще, понадобилось встречаться с убийцей? И по чьей инициативе это произошло?

Мари Верзулли: Моя мама хотела увидеть его и сказать, что она его простила. Официально это называется диалог жертвы с правонарушителем - часть так называемой «восстановительной юстиции» (restorative justice). Так что, все было по желанию нашей семьи. Такая встреча в штате Нью-Йорк может состояться только по инициативе пострадавших. На момент встречи матери было 79 лет. Сейчас ей 84. Да, возраст немолодой. Нет, она не беспокоилась, что это может повредить ее здоровью. Сколько сейчас мне? Кто же спрашивает об этом женщину? Мне 54.

Владимир Морозов: Членом общественной организации, которая выступает против высшей меры наказания, Мари Верзулли стала после смерти сестры. Раньше была менеджером в крупных торговых сетях «Си-Ви-Эс» и «Стюардс».

Мари Верзулли: Моя сестра пропала в 1996 году. Через два года ее останки были найдены вместе останками нескольких других женщин. Да, преступник был серийным убийцей. Был ли он сумасшедшим? Ну, если человек серийный убийца, это еще не значит, что он сумасшедший. Во всяком случае, ему никогда не ставили диагноза, что он душевнобольной.

Владимир Морозов: И сколько же времени длилась ваша с ним встреча и о чем вы говорили?

Мари Верзулли: Почти три часа. Я рассказала ему, что работаю в организации, которая выступает против смертной казни... Ведь сначала прокуратура хотела потребовать смертной казни. И поначалу этого же хотел и сам преступник. Но к тому времени, когда мы с ним встретились, он передумал и считал, что не заслуживает высшей меры наказания, что она не для него, а для тех, кто совращает малолетних.

Владимир Морозов: Мари, мой друг до пенсии работал в тюрьме, он рассказывал, что закоренелые преступники с ненавистью и презрением относятся к тем, кто осужден за совращение малолетних, и считают, что люди, которые изнасиловали и убили ребенка заслуживают смерти. Признаюсь, что я с этим согласен.

Мари Верзулли: Кто же их должен убивать? Вы говорите, государство. А я считаю, что оно не должно играть роль Господа Бога или быть палачом. Решать, кому жить и кому умирать. И потом, кому-то, какому-то конкретному человеку придется нажимать на кнопку или вводить смертельную инъекцию. Вот вы, вы могли бы это сделать? Ладно, вы не смогли бы. Тогда кому это поручить? Тюремному врачу? Но врач поклялся защищать и охранять жизнь! Люди из персонала тюрьмы? Но они знали этого заключенного не как преступника, а как обычного человека. Вам известно, что гораздо труднее убить человека, которого вы знаете. И людям, которые вынуждены участвовать в таком узаконенном убийстве, предстоит жить с этим дальше. А каково будет семье преступника осознавать, что он казнен!

Владимир Морозов: Скажите, а почему прокурор решил смягчить наказание со смертной казни на пожизненное?

Мари Верзулли: По разным причинам. После процесса он говорил об этом в своем интервью. Главное - прокурор не был уверен, что все присяжные заседатели поддержат его требование смертной казни.

Владимир Морозов: Мари, вы можете назвать мне имя человека, который убил вашу сестру?

Мари Верзулли: Ну, я не знаю... Мне вряд ли стоит это делать, потому что я не хочу подвергать его жизнь излишней опасности. Вы знаете, среди преступников свои законы. Если о его деле узнают другие заключенные, то, не исключено, что кто-то из них сочтет делом чести убить его.

Владимир Морозов: Вы говорите об этом подонке, как будто он ваш друг или близкий родственник...

Мари Верзулли: Этот человек вошел в нашу жизнь. Мы его не знали. Ничего о нем не знали. И теперь он часть нашей жизни, хотим мы этого или нет... Я считаю, что несмотря ни на что в моем сердце должна быть любовь, а не ненависть. Да, любовь, ну, хотя бы не к этому человеку, а ко всем остальным людям, которые ни в чем не виновны... И вообще, люди обычно больше своих действий...

Владимир Морозов: Она не сказала ни его имени, ни даже названия тюрьмы. И после интервью мне пришлось искать в Сети. Надеюсь, что эту передачу на русском языке вряд ли услышат в тюрьме Аттика, заведении особо строго режима, на западе штата Нью-Йорк, где находится сейчас Кендалл Франсуа. Впрочем, интернет показал, что в свое время о нем писали все газеты страны. Печатали его фотографии и называли имя. Все знали, что в 1996 и 1997 годах Кендалл Франсуа убил восемь женщин в городе Покипси, штат Нью-Йорк.

Мари Верзулли: Он хотел смертной казни, потому что так все могло быстрее закончиться. Ему было 30 с небольшим, он боялся провести всю жизнь в тюрьме, и хотел быстрого конца. Была ли у него до этого трудная жизнь? Нет. Послушать его, так это вполне нормальная, даже счастливая жизнь, все у него было в порядке, он имел много друзей. Он не раскрыл ничего, что показало бы его слабым, вообще избегал каких-либо излишних подробностей о себе. Где он работал до тюрьмы? В школе, следил за порядком во время перемен. Чтобы там не было драк и других неприятностей.

Владимир Морозов: А во время встречи в тюрьме он просил прощения у вашей мамы, у вас? Сказал, что сожалеет?

Мари Верзулли: Похоже, что эти чувства его не занимали. Это не казалось для него важным. Я думаю, он давал нам понять, мол, что случилось, то случилось и ничего уже не вернешь назад. Моя мама сказала ему, что она его прощает. И что для нее было очень важно с ним встретиться, придти в тюрьму, потому что она хотела убедиться, что сможет сесть напротив него, посмотреть ему в глаза и сказать, что она простила его. Как он ответил? Вы не поверите! Он сказал, ладно, хорошо, что еще я могу для вас сделать?

Владимир Морозов: Черт возьми, он даже не извинился...

Мари Верзулли: Нет, он ни разу не извинился перед моей матерью. Хотела ли я тоже простить его? Не знаю. Я шла к нему не для этого. Честно говоря, мне не очень-то хотелось туда идти. Это было желание моей матери, а я ее сопровождала. Потом я увидела, что все это не вызывает у него никаких эмоций, он вполне себе спокойно сидит. А когда он сказал, «что еще я могу для вас сделать», я чуть не упала со стула. Это звучало как дурная шутка. Но потом я подумала, может, я чего-то не понимаю, потому что моя мама была полностью вовлечена в это странное общение. Мне хотелось уйти, а она все сидела.

Владимир Морозов: Извините, Мари, что я так настаиваю, но мне хочется знать – в конце-то концов, вы лично, вы его простили?

Мари Верзулли: Я не могу сказать, что простила. И не скажу, что не простила. Для меня было важнее другое. Слишком много времени я потратила, чтобы собрать осколки нашей жизни, утешить детей, дать им нормальное воспитание. Чтобы убрать из нашей жизни злость и мстительные мысли. Поэтому мне было важно поговорить с ним, чтобы увидеть в нем что-то человеческое. Чтобы увидеть человека. А не просто убийцу моей сестры.

Владимир Морозов: Сколько ей было лет? Она была замужем? Дети у нее были?

Мари Верзулли: Ей было 29 лет. Она не была замужем. Но в то время была беременна третьим ребенком. Чем она занималась? Ей долго не везло, и в то время она просто пыталась как-то наладить свою жизнь. Ходила в колледж, хотела стать консультантом для наркоманов.

Владимир Морозов: Потом, когда я искал в интернете имя преступника и подробности дела, то обнаружил, что он убивал только проституток и наркоманок. Но это мое знание дела не меняет, потому что, даже если бы и знал до интервью, то все равно не решился бы спросить об этом сестру убитой.
Мари, вы говорили, что ваша дочь была старше детей сестры. Сколько ей было лет, когда вы сказали ей о смерти тети?

Мари Верзулли: Ей было семь лет. Почему я сказала? Потому что у меня не было выбора. Дочь очень любила мою сестру, поверите, но они вместе играли в куклы, смеялись, как ровесницы. И вот про убийство сестры рассказывают все телеканалы, газеты печатают репортажи на первой полосе. Детские психологи посоветовали мне поговорить с девочкой, прежде чем она увидит все это по телевизору или услышит об этом в школе. Я чувствовала, будто отнимаю у нее часть ее детства. Дочь стала меня расспрашивать - почему, почему... Ночью у нее начались кошмары. Раньше их никогда не было. А теперь ей казалось, что убийца вернется и убьет ее саму, ее маму, папу и всех, кого она любит.

Владимир Морозов: Вы упомянули восстановительную юстицию (restorative justice). Дэвид Карп, профессор социологии из колледжа Scidmore, рассказывал мне, что в рамках этой программы в Америке все чаще практикуются встречи жертвы или семьи жертвы с преступником. Его мотивы мне больше понятны. После встречи он станет лучше выглядеть в глазах тюремной администрации. Может быть, не исключено, даже и некоторое сокращение срока заключения....

Мари Верзулли: Нет. Он ничего не мог выгадать. Он отбывает пожизненное заключение без права на досрочное освобождение. Ему никогда не выйти из тюрьмы. Почему тогда он согласился с нами встретиться? Не знаю. Может быть, в нем, взыграла совесть? И он почувствовал, что обязан нам, обязан с нами встретиться...

(Песня)

Владимир Морозов: Брюс Спрингстин, песня из кинофильма «Мертвец идет». Это о приговоренном к смертной казни. А Кендалл Франсуа, убивший сестру моей собеседницы, получил не высшую меру, а пожизненный срок. И еще не известно, какое наказание страшнее. Да, а получил он не просто пожизненное заключение, а восемь пожизненных сроков за каждую из убитых им женщин.

Партнеры: the True Story

XS
SM
MD
LG