Идущий в Сочи 24-й "Кинотавр" в этом году отмечен стремлением режиссеров к штудированию хрестоматий. Разнокалиберность фильмов, тем не менее, не дает ощущения законченности. Слишком обще, слишком нервно. Избыточность литературы, помещенной в игровой формат, не компенсируется даже жесткой документалистикой Виталия Манского, представляющего в конкурсе свое индустриальное киноэссе "Труба". Долгая дорога российского газа из Сибири в Европу устлана человеческими судьбами, как Голгофа костьми. В маленьких людях Манского столько же чеховского, сколько газа в трубе. Газ – не стихия, а аргумент. Литература – не форма, а повод. Иногда из этого делают кино.
Открылся "Кинотавр" реинкарнацией книги М. Агеева "Роман с кокаином". Бульварный по меркам ушедшего столетия роман сыгран Ксенией Собчак так незамысловато, что вполне вписывается в конъюнктуру капиталистического лубка. В экспорте эпох никакого соблазна – актеры вверстаны в пространство 21-го века безо всякого ущерба для картинки, но и вполне ожидаемо для современного взгляда на реликтовые тексты. Добро и зло, страсть и пороки словно бы втиснуты в пластмассу гаджета, вырываясь наружу всякий раз, когда подтвержден пароль от вай-фай. Собчак нарасхват, как Болотная, растасканная на цитаты.
Свой вклад в кино от литературы внес Дмитрий Тюрин, вместивший в экранное пространство повесть Андрея Геласимова "Жажда". Молодые граждане беззастенчиво стареющей страны, воюющей в маленькой чеченской республике, отдают Отечеству ровно то, что получили от него взамен юности. Говорят, будто Геласимов доволен работой Тюрина и считает экранизацию вполне соответствующей поэтической ярости книги.
В предпоследний день фестиваля литература будет представлена картиной по роману Алексея Иванова "Географ глобус пропил" с Константином Хабенским в главной роли. Все, кто видел фильм, в один голос утверждают, что пермский учитель географии словно бы списан с Хабенского, что, впрочем, лишь подчеркивает достоинства молодящегося "адмирала". Хотя для нынешнего "Кинотавра" больше подошла бы "Общага".
Самой европейской картиной названа работа узбекского режиссера Юсупа Разыкова "Стыд". Однако все равно остается ощущение, что тема соотечественников, состоящих в рабском труде в огромной и богатой России, не оставляет режиссера ни на миг даже тогда, когда он снимает жизнь маленькой военно-морской базы на Северном флоте. Слишком очевидна аналогия между гастарбайтерами и подводниками, для которых жизнь начинается там, где кончается земля. Разница лишь в антураже и степени опьянения. "Стыд" жесток, как Баренцево море, которое мстит за брак с ним по недомыслию или расчету. И будь ты хоть трижды женщина, океан поступает с тобой по-мужски – наотмашь и беспощадно.
Совсем другая история у картины Наташи Меркуловой и Алексея Чупова "Интимные места". Эротический месседж поколению, для которого достаток, благополучие, сытость стали ширмой для всего самого низменного, что только может вместить в себя двуногое существо. Люди словно бы и сотворены для того, чтобы совокупление сделать публичным актом. И не выходят за двери спален не из соображений морали, а потому что двери снабжены замочными скважинами. Еще не порно, но уже не любовь, говорит кинокритик Сергей Лаврентьев.
На "Кинотавре" названы победители "Короткого метра", в этом году представленного совсем молодыми кинематографистами.
Главный приз конкурса получила короткометражная картина "F5" режиссера Тимофея Жалнина. Этот же фильм удостоен премии Гильдии киноведов и кинокритиков.
Диплом лауреата конкурсной программы ("За безграничную любовь к себе и блестящую самоиронию") получил Григорий Добрыгин и его картина "Измена". "Измена" также отмечена призом Гильдии. Награда сопровождается забавной, как и сама работа молодого режиссера, ремаркой "За ручное воображение".
Вторым лауреатом "Кинотавра" стал Евгений Бяло с фильмом "Норма жизни".
В целом же, хорошо снятое авторское кино для себя – эклектичное, рефлексирующее, сводящее самопознание к саморазрушению. Кино вне контекста искусства, где в каждом кадре или случайной фразе – без апелляций к опыту литературы, живописи или театра – читается безысходность, как предтеча смерти.
Неотцензурированные московские подростки играют в "собачий кайф", доводя себя до припадочного состояния, которое рано или поздно должно закончиться удавкой. В Европе от самоудушения погибли 1000 подростков. Данных по России нет. Финал фильма – как начало новой игры.
Сомнамбулическое видение то ли матери, то ли смерти на заднем сиденье авто приводит молодого героя в дышащий наркотой ночной клуб, где находится оправдание и собственным подлостям, и чужим несчастьям. Герой бежит себя самого, путая адреса, женщин и время. Он "ищет маму" как бритву или последний патрон.
В жизнь еще одного персонажа смерть вступает в образе лежащего на полу отца, позабытого в зловонной хрущобе. То ли убийство, то ли естественный исход обитателя городской окраины, где пьяное забытье давно заменило чувства. Педантичный гробовщик отдает распоряжения так, будто человеческую душу разбавили рассудочностью. В конце фильма герой, конечно, плачет. Но даже у слез, как и у героя, нет судьбы – ни в прошлом, ни в будущем. В кадре – только настоящее, где беременная сестра принимает смерть отца так же холодно, как просроченные коммунальные платежи.
Вполне благополучный с виду студент, изменяющий подруге с собственной ладонью. А когда его, целующего свои руки, застают за странным занятием парни атлетического сложения, студент остается с покалеченным предметом вожделения. Но ненадолго, ведь ноги тоже могут стать заменой женским губам. Юная часть зала гогочет. Люди постарше прячут глаза. Они об этой любви ничего не знают.
И даже черно-белая, стилизованная под традицию чеховская "Хористка" – всего лишь суррогат человека, отстраненного от жизни режиссерским решением, если таковое можно назвать кино.
И - так далее.
Не обязательно приводить названий фильмов, ибо все они об одном и том же: яма между поколениями превратилась в бездну, и никто не хочет сделать шаг навстречу. Пожилой "Кинотавр" отмечает разрыв аорты. Молодое кино без сожаления констатирует летальный исход. Как "интимное место", прячущееся за замочной скважиной. Смотреть нельзя, не видеть невозможно. Конец фильма.
Открылся "Кинотавр" реинкарнацией книги М. Агеева "Роман с кокаином". Бульварный по меркам ушедшего столетия роман сыгран Ксенией Собчак так незамысловато, что вполне вписывается в конъюнктуру капиталистического лубка. В экспорте эпох никакого соблазна – актеры вверстаны в пространство 21-го века безо всякого ущерба для картинки, но и вполне ожидаемо для современного взгляда на реликтовые тексты. Добро и зло, страсть и пороки словно бы втиснуты в пластмассу гаджета, вырываясь наружу всякий раз, когда подтвержден пароль от вай-фай. Собчак нарасхват, как Болотная, растасканная на цитаты.
Свой вклад в кино от литературы внес Дмитрий Тюрин, вместивший в экранное пространство повесть Андрея Геласимова "Жажда". Молодые граждане беззастенчиво стареющей страны, воюющей в маленькой чеченской республике, отдают Отечеству ровно то, что получили от него взамен юности. Говорят, будто Геласимов доволен работой Тюрина и считает экранизацию вполне соответствующей поэтической ярости книги.
В предпоследний день фестиваля литература будет представлена картиной по роману Алексея Иванова "Географ глобус пропил" с Константином Хабенским в главной роли. Все, кто видел фильм, в один голос утверждают, что пермский учитель географии словно бы списан с Хабенского, что, впрочем, лишь подчеркивает достоинства молодящегося "адмирала". Хотя для нынешнего "Кинотавра" больше подошла бы "Общага".
Самой европейской картиной названа работа узбекского режиссера Юсупа Разыкова "Стыд". Однако все равно остается ощущение, что тема соотечественников, состоящих в рабском труде в огромной и богатой России, не оставляет режиссера ни на миг даже тогда, когда он снимает жизнь маленькой военно-морской базы на Северном флоте. Слишком очевидна аналогия между гастарбайтерами и подводниками, для которых жизнь начинается там, где кончается земля. Разница лишь в антураже и степени опьянения. "Стыд" жесток, как Баренцево море, которое мстит за брак с ним по недомыслию или расчету. И будь ты хоть трижды женщина, океан поступает с тобой по-мужски – наотмашь и беспощадно.
Совсем другая история у картины Наташи Меркуловой и Алексея Чупова "Интимные места". Эротический месседж поколению, для которого достаток, благополучие, сытость стали ширмой для всего самого низменного, что только может вместить в себя двуногое существо. Люди словно бы и сотворены для того, чтобы совокупление сделать публичным актом. И не выходят за двери спален не из соображений морали, а потому что двери снабжены замочными скважинами. Еще не порно, но уже не любовь, говорит кинокритик Сергей Лаврентьев.
На "Кинотавре" названы победители "Короткого метра", в этом году представленного совсем молодыми кинематографистами.
Главный приз конкурса получила короткометражная картина "F5" режиссера Тимофея Жалнина. Этот же фильм удостоен премии Гильдии киноведов и кинокритиков.
Диплом лауреата конкурсной программы ("За безграничную любовь к себе и блестящую самоиронию") получил Григорий Добрыгин и его картина "Измена". "Измена" также отмечена призом Гильдии. Награда сопровождается забавной, как и сама работа молодого режиссера, ремаркой "За ручное воображение".
Вторым лауреатом "Кинотавра" стал Евгений Бяло с фильмом "Норма жизни".
В целом же, хорошо снятое авторское кино для себя – эклектичное, рефлексирующее, сводящее самопознание к саморазрушению. Кино вне контекста искусства, где в каждом кадре или случайной фразе – без апелляций к опыту литературы, живописи или театра – читается безысходность, как предтеча смерти.
Неотцензурированные московские подростки играют в "собачий кайф", доводя себя до припадочного состояния, которое рано или поздно должно закончиться удавкой. В Европе от самоудушения погибли 1000 подростков. Данных по России нет. Финал фильма – как начало новой игры.
Сомнамбулическое видение то ли матери, то ли смерти на заднем сиденье авто приводит молодого героя в дышащий наркотой ночной клуб, где находится оправдание и собственным подлостям, и чужим несчастьям. Герой бежит себя самого, путая адреса, женщин и время. Он "ищет маму" как бритву или последний патрон.
В жизнь еще одного персонажа смерть вступает в образе лежащего на полу отца, позабытого в зловонной хрущобе. То ли убийство, то ли естественный исход обитателя городской окраины, где пьяное забытье давно заменило чувства. Педантичный гробовщик отдает распоряжения так, будто человеческую душу разбавили рассудочностью. В конце фильма герой, конечно, плачет. Но даже у слез, как и у героя, нет судьбы – ни в прошлом, ни в будущем. В кадре – только настоящее, где беременная сестра принимает смерть отца так же холодно, как просроченные коммунальные платежи.
Вполне благополучный с виду студент, изменяющий подруге с собственной ладонью. А когда его, целующего свои руки, застают за странным занятием парни атлетического сложения, студент остается с покалеченным предметом вожделения. Но ненадолго, ведь ноги тоже могут стать заменой женским губам. Юная часть зала гогочет. Люди постарше прячут глаза. Они об этой любви ничего не знают.
И даже черно-белая, стилизованная под традицию чеховская "Хористка" – всего лишь суррогат человека, отстраненного от жизни режиссерским решением, если таковое можно назвать кино.
И - так далее.
Не обязательно приводить названий фильмов, ибо все они об одном и том же: яма между поколениями превратилась в бездну, и никто не хочет сделать шаг навстречу. Пожилой "Кинотавр" отмечает разрыв аорты. Молодое кино без сожаления констатирует летальный исход. Как "интимное место", прячущееся за замочной скважиной. Смотреть нельзя, не видеть невозможно. Конец фильма.
