Александр Генис: Один из самых интересных фильмов “взрослого” (то есть без стрельбы) кино этого лета - фильм о философе Ханне Арендт, который нам представит ведущий Кинообозрения "Американского часа" режиссер Андрей Загданский.

Андрей Загданский: Несколько дней назад читал в газете «Нью-Йорк Таймс» письмо человека по имени Генри Розинский, я запомнил его имя, он доктор. Он впервые купил немецкий автомобиль «Ауди». Эта покупка для него является символическим актом - для него закончилась Вторая мировая война. Его родители пережили Холокост, бежали из Европы, выжили. Всю жизнь просили его и, наверное, молчаливый договор был друг с другом, никогда не говорить о войне, Холокосте и тех испытаниях, которые пережили они и другие евреи во время Второй мировой войны, и просили сына никогда не покупать ничего немецкого, пока они живы. Несколько лет назад умерла мать, умер отец, и он впервые решился, переступил барьер - купил «Ауди». И он заканчивает этот маленький этюд словами: «Для меня закончилась Вторая мировая война», которую он никогда не видел. Это о том, что такое Холокоста как память ужаса, как она присутствует в сознании евреев Америки по сей день. Это очень интересное наблюдение, которое мне запомнилось. Почему я о нем вспомнил? Потому что совсем недавно я ходил смотреть новый фильм Маргарет фон Тротты, посвященный Ханне Арендт. Фильм вышел в кинотеатре «Фильм-Форум», том самом кинотеатре, без которого жители Нью-Йорка не могут себе представить свою жизнь, я так точно. Интерес в узких кругах к этой картине неизбежен по многим причинам. Во-первых, сочетание одного из самых известных имен женщин-режиссеров Маргарет фон Тротты и самого, вероятно, известного философа-женщины Ханны Арендт, которая к тому же жила в Нью-Йорке и связана с Нью-Йорком. Вся история, которая рассказана в фильме, тоже связана с интеллектуальной жизнью Нью-Йорка.

Но дело не только в этом сочетании двух замечательных женщин,важно, что автор фильма Маргарет фон Тротта вместе с соавтором сценария остановились на лишь одном принципиально важном эпизоде в жизни Ханны Арендт — на процессе Адольфа Эйхмана и на серии репортажей (ставших потом книгой), которые Ханна написала для журнала «Нью-Йоркер», освещая процесс в Иерусалиме в 1961 году.

Александр Генис: Именно эта книга сделала ее знаменитой в широких кругах. Она давно была известным философом среди коллег, но репортажи об Эйхмане, книга об Эйхмане сделали ее знаменитой во всем мире.

Андрей Загданский: Прежде, чем вернуться к этой книге, к этим репортажам, к тому, как они были принято, я считаю необходимым напомнить нашим слушателям об истории. Потому что, как показывает практика, далеко не все теперь знают, кто такой Адольф Эйхман.

Александр Генис: Как говорил Аристотель: известное известно немногим.

Андрей Загданский: Напомню, что Адольф Эйхман был человеком, который в Третьем Рейхе непосредственно отвечал за решение еврейской проблемы. А именно: он отвечал за транспортировку евреев в лагеря смерти. Вначале он занимался насильственной эмиграцией, когда евреев преимущественно из Германии и аннексированной Австрии вынуждали эмигрировать в Палестину. Интересный период, когда интересы сионистов и нацистов на какой-то короткий момент совпали — это очень важная деталь. А потом после Ванзейской конференции в 1942 году, когда единодушно было принято решение об уничтожении всех европейских евреев, Адольф Эйхман отвечал за логистику процесса. - транспортировку евреев в лагеря уничтожения. Это была его работа ежедневная. После войны Эйхман не без помощи Ватикана, что тоже любопытно, скрылся в Аргентине, где жил и работал до 1960 года, когда его похитители агенты Моссада и привезли в Израиль. Там его судили и повесили.

Александр Генис: Именно из-за этого ввели смертную казнь в Израиле. Его казнили, а после этого смертную казнь отменили. То есть, это была крайняя мера для одного человека.

Андрей Загданский: Совершенно верно, единственная смертная казнь, когда-либо осуществленная в Израиле. Я сразу хочу вам сказать, что режиссер Маргарет фон Тротта нашла точное решение для показа самого процесса. Документальные черно-белые зернистые кадры процесса 1961 года, на которых мы видим самого Адольфа Эйхмана и свидетелей, один из них, кстати, падает на пол в истерике, незабываемые кадры, смонтированы с актерскими сценами. То есть Эйхмана никто не играет, историю не играют, она подлинная, она присутствует в реальности. Зло не надо играть, оно в изобилии существует в архивах.

Александр Генис: Да, это добро снять трудно, а зла хватает. Все наши архивы посвящены в основном злу.

Андрей Загданский: Я сказал, почти оговорился, а ведь действительно зло присутствует в архивах. Каждый раз, когда я в своей работе обращаюсь к архивному материалу, что я оттуда достаю: зло.

Александр Генис: Вы знаете, это любопытно. Ведь в то же время наши личные архивы посвящены добру. Потому что это - свадьбы, дни рождения, праздники, пикники. Поэтому если смотреть семейные альбомы, то это сплошные радости, а если смотреть государственные архивы, то это сплошной Холокост. История страшна.

Андрей Загданский: Итак, что происходит? Сначала была опубликована серия очерков, которые были приняты в Нью-Йорке очень неоднозначно. Позиция Ханны Арендт удивила и оскорбила тысячи интеллектуалов и миллионы евреев, в том числе тех, кто пережил Холокост. Фраза Арендт «банальность зла» тогда в 61 году не была общепринятой позицией по отношению к массовым преступлениям. Не стала, кстати, и сейчас. Зло, то зло, с которым столкнулось человечество во время Второй мировой войны, казалось, требовало иного объяснения, иного понимания. То, что предложила Ханна, лежало не в религиозном Зле, а в зле банальном, маленьком зле ничтожного человечка, который выключил свою способность мыслить и судить во имя своих маленьких карьерных целей. Такое «снижение» врага обидело очень многих, они хотели видеть зло как инфернальное, как радикальное зло. Но радикального зла не бывает — говорит Ханна.

Александр Генис: Ханна Арендт как бы говорила: это не Мефистофель, это - не «Божественная комедия», это - деловая жизнь, которая похожа на всякую другую. Глядя на хронику процесса Эйхмана, я подумал, что он похож на инженера, таких миллионы были, его никак не выделишь в толпе, он действительно банален. И в этом, конечно, самое страшное. Я вспоминаю советских палачей, человека, который расстреливал в Катыни, он говорил, как у него уставала рука убивать польских офицеров. И вот тоже банальная жизнь, это все никак не созвучно с тем ужасом, который творят люди.

Андрей Загданский: Я когда смотрел фильм, думал именно об этом. Я хочу обозначить еще одну принципиальную позицию Ханны, а потом вернемся к советской истории. Потому что всегда люди говорят о том, что у них болит. Позиция Ханны Арендт казалась оскорбительна по отношению к самим евреям. «Если бы евреи не принимали такое активное участие в программах Эйхмана, - пишет Ханна, - то было бы множество страданий и хаоса, но было бы меньше смертей». Это страшная фраза. Такой вердикт она выносит еврейским общинам, которые вели переговоры с нацистами, начиная с 30-х годов, когда речь шла только об эмиграции, вынужденной эмиграции в Палестину. Потом это свелось к тому, что велись переговоры, кого отправлять, кого не отправлять, кого депортировать первого, кого не депортировать, как отдать предпочтение важным, знаменитым, богатым евреям и так далее. Дошло до того, что люди в Венгрии просто торговались с евреями, кого спасти, кого не спасти, принимая на себя смертный грех — сотрудничество с нацистами. И эта подлинная история была принята как оскорбление. Близкий друг Ханны, секретарь Всемирной сионистской организации в начале века Курт Блюменфельд, который дружит с ней, которого она встречает в Израиле, говорит: «Ханна, ты не любишь евреев». На что Ханна отвечает совершенно потрясающей фразой: «Нет, я не люблю евреев, я люблю своих друзей».

Александр Генис: Это фраза, которую я повторяю всегда. Она сказала: «Я люблю некоторых евреев, которые являются моими друзьями». Почему нужно любить всех евреев? По-моему, это фраза, которую должен повторять каждый интеллигентный человек любой национальности.

Андрей Загданский: За этой фразой стоит принципиальное сопротивление тому, что мы называем или можем назвать зачатками расизма, зачатками внутреннего нацизма. Потому что любить всех - то же самое, что не любить всех.

Александр Генис: Совершенно верно, позитивный расизм или негативный расизм - это всегда расизм.

Андрей Загданский: Вот такой аналитический, очень сухой, сдержанный фильм о бесстрашии и бескомпромиссности мысли. «Я пришла к вам, - говорит молодая студентка Ханна, обращаясь к Хайдеггеру, - чтобы вы научили меня думать». Упрекая Ханну в надменности и отсутствии эмоций, ее нью-йоркские оппоненты упрекают ее, в частности, в том, что она не ссылается на свой личный опыт столкновения с нацистами. Бежав из нацистской Германии, Ханна оказывается во Франции, где ее отправляют в лагерь. Из лагеря Ханна бежала и спаслась с мужем в Америке. Если бы не помощь американского посла и нескольких американских друзей, Ханну ждала бы участь 6 миллионов евреев. Но об этом Ханна не пишет, она не позволяет личному опыту вмешаться в процесс думания, как сказал бы Хайдеггер. Она думает о зле, о банальности зла, как подчеркивает она. И в финале фильма она дает отповедь своим критикам в полной аудитории, где ее слушают оппоненты и восторженные влюбленные студенты. Замечательная сцена, которую играет, да и вообще весь фильм замечательно играет немецкая актриса Барбара Зукова. И в этом финале она убедительна, прекрасна и остается в памяти бесстрашно мыслящим человеком, именно такой, какой она, наверное, хотела, чтобы ее запомнили.

ЗВУКОВАЯ ЦИТАТА

Возвращаясь к тому, о чем говорили вы, скажу, что я сидел и думал не только о зле нацистов, я думал о всем зле прошлого века, в том числе и зле коммунистическом, которое мы знаем с вами так хорошо. И вот в чем беда, большая беда: не было процесса над советскими Эйхманами, не было процесса над советскими бюрократами и советскими палачами, не было суда над теми функционерами, не было той Ханны Арендт, которая бы написала об этих процессах. Не было того публичного дискурса, который дает возможность каждому гражданину продумать свою позицию. Зло, это описано Солженицыным, Шаламовым, Надеждой Мандельштам и десятками других авторов, но не было суда, не было ежедневной необходимости каждому гражданину страны задуматься, взвесить и найти для себя свой собственный ответ на эти мучительные и страшные вопросы.

Александр Генис: И никто никогда не был наказан. Где люди, которые пытали Сахарова? Это ведь не так давно было, уже на моей памяти. Где люди, которые судили Буковского? Где люди, которые совсем недавно презирали судебную процедуру и сажали Ходорковского? Все эти люди не наказаны и поэтому история не продолжается, а длиться, и в этом заключается великая трагедия России. Вы знаете, я часто говорю и обсуждаю эту проблему со своими друзьями, которые говорят: ну что ты хочешь, в конце концов. Германия была оккупированной страной, поэтому они вынуждены были провести Нюрнбергский процесс. Россия - страна-победитель, никто ее не заставлял раскаиваться в своем прошлом. Но это неправда, это просто не так. Коммунизм был побежден в 1991 году, народ был против коммунизма. Вы же жили тогда в России, вы помните, что творилось во время перестройки и как люди отрицали коммунистическую партию. Почему же не произошло самоочищение народа? Франция, например, которая была виновата в коллаборационизме, сколько они приложили усилий для того, чтобы очиститься от этого греха. Но в России этого не произошло, поэтому мы продолжаем свою историю так мучительно.

Андрей Загданский: Мне кажется, что в России произошло нечто иное - произошла мимикрия, произошло проникновение самого главного и самого страшного коммунистического зла, его секретного аппарата ЧК, КГБ, называй как угодно, произошла мимикрия из секретной, вроде бы периферийной роли в государственном управлении, они выдвинулись в центр. Сегодня они владеют страной.

Александр Генис: Вернемся к Ханне Арендт, которой так не хватает сегодня России.

Андрей Загданский: Я совсем недавно смотрел документальную картину, которая тоже входит в тот самый список 200 самых главных нон-фикшн фильмов и книг, который совсем недавно опубликовали в журнале «Афиша». Фильм называется «Квартира», и сделал его израильский режиссер Арон Голдфингер о своей бабушке. Эта картина у меня сомкнулась с тем, о чем мы говорим в связи с Ханной Арендт и ее путешествием в Израиль, ее освещением процесса Эйхмана. Что происходит в картине? Умирает бабушка, пожилая немецкая еврейка. Ее внуки, ее дети освобождают квартиру. Выбрасывается энное количество мебели, перчаток, нелепых шкурок лисиц, я не знаю, что они делали в Израиле, и в том числе - книги, много немецких книг. Одна из ключевых реплик: приходит человек, который занимается букинистическими книгами и говорит: «О, немецкие книги. Странные люди эти немецкие евреи. Ваша бабушка прожила в Израиле 60 лет, она эмигрировала сюда, когда еще не было Израиля — это была Палестина и всю жизнь они читала только по-немецки, она не могла отказаться от своего».

Александр Генис: Именно во время этой сцены, когда выбрасывали книги, екнуло мое сердце, потому что я подумал, что так и мои 10 тысяч русских книг окажутся на помойке. Отношение немецких евреев к Германии крайне своеобразно. Дело в том, что из всех колен израилевых именно немецкое еврейство было в привилегированном положении. Это были люди, которые поверили в германскую идею. Германская идея 19 века состояла в том, что человек должен создавать себя при помощи культуры, «Die Kultur» — была богиней и евреев, и немцев: ты должен создать себя. Культура позволяет подняться над собой. Евреи в это поверили еще больше, чем немцы. Когда Ремарк оказался в Америке, его спросил американский журналист: «Вы тоскуете по Германии?». Он говорит: «Почему? Я же не еврей» Евреи любили Германию больше немцев, и именно нью-йоркские евреи на свой счет поставили статую Лорелеи из стихотворения Гейне - так они любили Германию. Правда, это было в Первую мировую войну и статую из антигерманских побуждений не поставили в Централ-парке, потом ее поставили в Бронксе, но началась Вторая мировая война, ее опять куда-то перенесли.

Андрей Загданский: Совершенно потрясающая история.

Александр Генис: Любопытно, что Веничка Ерофеев совершенно гениально определил эту ситуацию. Он сказал, что евреи в России чувствуют себя “во чреве мачехи”. Такая сложная фраза, но мне очень нравится. Это относится и к немецким евреям, и к русским евреям. Посмотрите на наше еврейство, особенно в 20 веке, сколько евреи сделали для русской культуры, как евреи любили Россию, которая относилась к ним отнюдь не так, как родная мать.

Андрей Загданский: Вы знаете, это феномен «Зелига», Вуди Аллан сделал замечательную картину: желание быть принятым как такой же, как и ты. Вектор ассимиляции, о котором вы говорите, он действовал повсеместно, действовал в Америке, действовал в России, действовал в Германии.

Александр Генис: И в Германии, и в России еврейство достигло особых высот. Очень много евреев проникло в культурную жизнь и принесло этой культурной жизни особый оттенок. Это происходило и в литературе, и в поэзии, и в физике, где угодно. Именно поэтому так трагична судьба немецких евреев. Они ведь часто были героями Первой мировой войны, сплошь и рядом получали отличия на фронте, и чем это кончилось?

Андрей Загданский: Более трагично, чем судьба польских евреев, которые не были приняты, или венгерских? Она каждый раз трагична по-разному, каждый раз трагедия уникальна и неповторима, она не может быть более или менее.

Александр Генис: Совершенно согласен с вами, эти вещи нельзя сравнивать. Но раз мы говорим о Ханне Арендт, то любопытно, что ее судьба, ее личная судьба как раз повторяет историю, о которых мы говорим. Ханна Арендт была любовницей Хайдеггера, это была большая, сильная любовь и с одной, и с другой стороны, хотя Хайдеггер был на 17 лет старше ее. Хайдеггер стал фашистом. Каждый день, начиная лекцию в университете, он отдавал фашистский салют. Ханна Арендт простила все это. Она вернулась к Хайдеггеру для того, чтобы продолжить дружбу после войны. Потому что для нее немецкое «ди культур» значило так много, что она могла переступить грех Холокоста. И вот об этом как раз любопытно задуматься.

Андрей Загданский: Интересно, что в фильме, о котором мы говорили, существует это столкновение с ее немецкими еврейскими друзьями в Нью-Йорке, которые ей говорят, что они не могут простить ей примирения с Хайдеггером. Хайдеггер перестает быть человеком, которому можно пожать руку, он ушел к нацистам. Для Ханны оказалось наоборот. И вот тут аналогичная история, вернемся к документальному фильму «Квартира», происходит в этом фильме, где странную историю раскапывает внук. Он выясняет, что его бабушка и дедушка, которых уже нет, дружили с высокопоставленным нацистским бонзой.

Александр Генис: Который взял на работу Эйхмана.

Андрей Загданский: Который сказал: вот этот Эйхман подходит для этой работы. А эта самая работа была отправлять евреев в концентрационные лагеря, где их уничтожали. И пара этих евреев дружили с этим немецким бонзой до войны. Потом что-то происходит, они уезжают в Палестину, они расстались. Самое удивительное выясняет внук, что они восстановили после войны отношения с этой семьей и каждый год ездили в Германию отдыхать, они каждый год встречались с теми самыми людьми, которые имели непосредственное отношение к уничтожению евреев.

Александр Генис: Именно поэтому мне фильм не понравился. Потому что внук-израильтянин даже не понимает, о чем он говорит. Ему кажется немыслимым, как это бабушка и дедушка приезжают в Германию и разговаривают с нацистом. Он не понимает, что происходит. А дело в том, что вся их жизнь, вся их молодость, вся их внутренняя составляющая — это и есть немецкая культура. Немецкая культура гораздо важнее, чем то прошлое. Вам кажется это немыслимым? А как же я приезжаю в Россию, встречаюсь с людьми, у которых тоже есть грехи советские. Я помню, когда в начале перестройки приезжали советские писатели к нам на Свободу и рассказывали о том, как они борются за перестройку. Я плохо знал советскую литературу, проверял в литературной энциклопедии, что они писали, почти у каждого был сборник стихов, который назывался примерно так: «Считайте меня коммунистом». Они забыли. Но общая русская культура все равно нас объединяла. У нас есть общий Пушкин, а у них, немцев и немецких евреев, есть общий Гете, и это им ближе, чем та история, которую они перенесли.

Андрей Загданский: То, что вы говорите, справедливо лишь отчасти. Вы говорите о людях, которые написали в том числе книгу «Считайте меня коммунистом», но речь не идет о людях, которые отправляли своих коллег, своих сверстников, других людей в лагеря. Потому что в картине «Квартира» речь идет о том, что они дружат с принципиальным нацистским бонзой.

Александр Генис: Вы же сами сказали, что в этих случаях нельзя сравнивать - больше или меньше. Во всяком случае, понять этих людей я могу.

Андрей Загданский: В том-то и ужас. Поэтому картина мне понравилась, потому что Арон Голдфингер останавливается у черты: он понимает, чего он не понимает.

Александр Генис: Потому что у него нет опыта, который есть у его бабушки и дедушки и у нас с вами.

Андрей Загданский: Он у этой черты останавливается. Только плохие фильмы и плохие книги знают все ответы. Хорошие фильмы хорошие книги задают вопросы и останавливаются у черты.