Русские премьеры в США: “Мастер и Маргарита”, “Орестея” Танеева
Александр Генис: Соломон, о чем говорят на Бродвее?
Соломон Волков: Вы знаете, на Бродвее сейчас страшная жара, как во всем Нью-Йорке, и по-моему, все мечтают о том, как бы сбежать с этого самого знаменитого Бродвея.
Александр Генис: Я понимаю, причем есть — куда. В последнее время культурной столицей летней интеллигенции нью-йоркской является Бард Колледж, который находится в живописной долине Гудзона. Это - то место, где родилась Гудзонова школа, знаменитая первая живописная школа Америки. Это то место, где Гудзон напоминает Рейн. И красивее этих мест в нашем штате, наверное, нет. Вот там и находится Бард Колледж, мы уже не раз рассказывали о нем. Во-первых, само по себе здание - безумной красоты постройки великого архитектора Фрэнка Гери. Оно выглядит он так, как будто бы летающая тарелка приземлилась, но немножко при этом взорвалась, потому что она тоже не очень симметричная летающая тарелка. На самом деле - архитектурное впечатление незабываемое. Там происходят потрясающие фестивали. В этом году они особенно интересны, потому что здесь идут русские премьеры.
Соломон Волков: Этой своей репутацией культурной Мекки летней для нью-йоркской интеллигенции Бард Колледж обязан своему руководителю, своему президенту, зовут его Леон Ботстайн. Очень примечательная личность. Он является специалистом по русской литературе, по русской культуре среди прочего. Его называют в шутку, да и не в шутку человеком Возрождения, потому что человек самых разнообразных способностей, среди которых очень существенной, иначе его бы не держали на этом посту президента Бард Колледжа, является способность организовать финансовые вливания, необходимые для всех его многочисленных культурных мероприятий, в частности. Затем чисто организационно поддерживать обучение Бард Колледжа на высоком уровне. Но кроме всего прочего он является симфоническим дирижероми руководит американским симфоническим оркестром, регулярно представляет в качестве дирижера редко исполняемые сочинения, он на этом специализируется. В отношении его собственно дирижерских способностей мнения критиков разделяются, в когорту наших главных, так скажем, мировых дирижеров его, наверное, никто не введет, но он вполне компетентный дирижер. И то, что он делает, он делает старательно, профессионально и, главное, с огромным увлечением и всегда почти это что-то неизвестное, новое.
Александр Генис: И часто связанное с Россией.
Соломон Волков: Очень часто.
Александр Генис: Сейчас, например, там идет постановка «Мастера и Маргарита», инсценировка, которую поставил венгерский режиссер Янош Сас, его хорошо знают в России, потому что он участвовал в Международном московском кинофестивале. Сас ставил пьесы Брехта, и «Мастер и Маргарита» он тоже уже ставил. Но в Америке эта постановка - первая, кажестя, и она произвела сильное впечатление - уже потому, что роман хороший.
Соломон Волков: Если вы вспомните, Юрий Петрович Любимов, когда он появился в Америке, то первая его постановка была «Преступление и наказание» в Вашингтоне. И мы там с вами оба были. А второй должна была быть как раз постановка «Мастера и Маргариты», реприза его легендарного спектакля в Театре на Таганке в Бостоне. Он поехал туда, начались репетиции, но дело кончилось крупным скандалом, он прервал свою работу над этим спектаклем, покинул Америку и никогда уже больше здесь ничего в области драматического театра не поставил. Так что «Мастер и Маргарита» в постановке Любимова в Америке так и осталась не открытой.
Александр Генис: Любопытно, что Сас поставил «Мастер и Маргариту» примерно в тех же традициях, что и любимовский театр. Это театр, в котором активно задействован зал, где зрителей страшными криками пугают студенты, наряженные чертями, где зрителям раздают специальные белые маски, в которых они должны сидеть в зале. То есть это - театр эксцентрики, театр авангарда, театр Брехта, театр Любимова, театр, который гремел в 60-е годы. И в этом отношении спектакль очень интересный. Любопытно, что им удалось всунуть весь роман в два часа театральной постановки. И критики отмечают то, что они сумели сделать это ясно, в первую очередь рассказать всю историю, а ведь это безумно трудно. Потому что, как мы прекрасно знаем, в «Мастере и Маргарите» три романа в одном и каждый из них требует своего решения. Поэтому это всегда вызов и никогда он не бывает окончательно успешным. Знаете, Соломон, мне представляется, что лучшим выходом для «Мастера и Маргариты» (а неизбежно роман будут всегда ставить, потому что «Мастер и Маргарита» слишком шикарный материал, чтобы его не использовать для сцены или экрана). является сериал. И в этом отношении поставиленный в России 10-серийный «Мастер и Маргарита» как раз очень неплохой вариант. Мне понравилось, и я представлю, что такое могло бы быть сделано и иностранцами. Вы обратили внимание, что в Англии поставили Булгакова, но не «Мастер и Маргарита», а «Записки юного врача»?
Соломон Волков: Да, я обратил на это внимание. Причем это уже второй сезон, и там играют популярные английские актеры, в том числе Дэниел Редклифф, который исполнял роль Гарри Поттера, в этом качестве знаком всемирной юношеской аудитории. Но ведь со следующего сезона этот сериал будут показывать и в Америке. Канал приобрел права, так что мы скоро сможем его посмотреть.
Александр Генис: Мне кажется, что Булгаков очень подходящий автор для мирового телевидения, для мирового кино. Можно поставить великолепный фильм «Белая гвардия», не «Дни Турбиных», пьеса, которую мы все знаем, а именно «Белую гвардию», которая просится на экран. Этот фильм как раз достаточно камерный и компактный, чтобы вместиться в два часа экранного времени. «Мастер и Маргарита» в кино, по-моему, невозможно адекватно представить, а вот на телевидении вполне.
Соломон Волков: Вы знаете, я хочу сказать немножко о другом. Мы с вами все время вздыхаем по поводу того, что русская культура 20 века не всеми своими выдающимися представителями освоена на Западе. Как исключение мы всегда с вами вспоминаем про Тарковского. Опять-таки я знаю, что вы цените Тарковского больше, чем я, я к нему, чем дальше, тем более отношусь, я бы сказал, скептически. Но мне всегда очень приятно, что Тарковский является на Западе, может быть не в массовой аудитории, но в элитных кругах культовым режиссером. О «Сталкере» вот вышла отдельная книга. Тарковский является референтным режиссером для очень многих новых, молодых американских кинорежиссеров.
Александр Генис: Что говорить! Ведущий американский художник Билл Виола назвал своего сына Андрей в честь Тарковского.
Соломон Волков: Мне кажется, что такой культовой фигурой становится постепенно на Западе, в частности, в Америке Булгаков. Он все более и более популярен.
Александр Генис: Если вы говорите о Тарковском как об элитарном искусстве, то Булгаков — это искусство для всех. «Мастер и Маргарита» - самый популярный роман в России, нет человека, который не знает «Мастера и Маргариту». Более популярен, чем «Война и мир».
Соломон Волков: Чем «Доктор Живаго» точно.
Александр Генис: Собственно говоря, «Мастер и Маргарита» популярен и на Западе. Существует три перевода только в Америке «Мастера и Маргариты». И понятно — почему. Эта книга универсальна по своему содержанию, она необычайно конкретна по своей тематике, но при этом построение ее такое, что она легко перекалдывается на западные языки, на западную культуру, ее можно перенести в другую языковую сферу, в отличие от других великих писателей. Например, Платонов.
Соломон Волков: С Платоновым я потерял всякую надежду, что он станет внятным.
Александр Генис: А вот Булгаков ориентирован на Запад, потому что он - западник в русской литературе, и в этом отношении он ближе Западу, чем наши гении такие, как Платонов, как Бабель, как Олеша, который вообще весь в языке. И в этом отношении у Булгакова большое будущее. Этот спектакль показал, с каким огромным интересом следили зрители за происшествием. Но еще больше радовались студенты, которые принимали участие в этой оргии, потому что главной сценой спектакля был бал у Дьявола.
Другая русская премьера, о которой интересно поговорить — это единственная опера Танеева “Орестейя”, которая впервые была поставлена в Америке.
Соломон Волков: Леон Ботстайн своей большой заслугой считает тот факт, что он разобрался в этом сочинении Танеева. Очень редко ставят его. Существует насколько, мне известно, одна-единственная запись «Орестеи» 1966 года, сделанная минским театром, (он называется тоже Большим театром, но в Минске). Я должен сказать, что это - довольно посредственная запись. Это справедливо отмечают американские критики, которые заинтересовались этой проблемой именно в связи с презентацией Леона Бостайна. Эта запись подчеркивает речитативные моменты в опере Танеева, в то время как сила Танеева как композитора именно в его мелодичности.
Танеев на Западе и в Америке известен в первую очередь как автор романсов, хоров и камерной музыки. Но хоры и романсы — это точно сфера русскоговорящих исполнителей в первую очередь, мало кто из западных исполнителей поет романсы Танеева, хотя они превосходные, должен вам сказать, но камерная музыка играется, опять-таки играет ее Михаил Плетнев с товарищами, те музыканты российские в основном, которые выросли в атмосфере почитания имени Танеева, может быть даже не столько музыки, сколько его имени.
Он ведь пользовался при жизни колоссальным авторитетом. Перед ним преклонялись все его современники, включая Петра Ильича Чайковского, который от Танеева выслушивал иногда такие нелицеприятные замечания в адрес своей музыки, которые ни от кого другого не потерпел бы. Танеев был эксцентриком, превосходным, (такого уже в России ни до него, ни после него не было) знатоком западного контрапункта и всех тонкостей полифонии. Он в них разбирался так, как будто бы родился где-нибудь в Нидерландах в период расцвета полифонического искусства. У него всегда стояли тома старых полифонистов. Он и пособие по контрапункту написал, которое используется до сих пор в российских консерваториях. Но с музыкой, с его наследием ему не повезло и в России тоже. «Орестейя» ставится очень редко. Я знаю, что в Саратове несколько лет тому назад ее поставили. В Мариинском театре, и Леон Ботстайн об этом сообщает с большой гордостью, ее собираются сейчас поставить уже с подачи Ботстайна.
Александр Генис: Американская премьера поможет возобновлению в России.
Соломон Волков: Давно пора, я считаю.
Александр Генис: А как вы считаете, музыка этой оперы такова, что способна ее поднять и ввести в репертуар? Критики говорят, что это - смесь Моцарта с Рихардом Штраусом.
Соломон Волков: Вы знаете, я когда это прочел, то в первый момент вздрогнул, потому что уж больно экстравагантное сравнение, а потом подумал: да, на слух, который не вникает в тонкости Танеева, в этом что-то есть. Очень широкий спектр влияний, который отразился в музыке Танеева, в целом, это - очень благородная, красивая, мелодичная, выразительная музыка. Опера заслуживает того, чтобы стать, если не репертуарной как «Кармен», а какая еще опера может сравниться с «Кармен» в этом смысле, то чтобы присутствовать постоянно в репертуаре, хотя бы так, как опера Римского-Корсакова, которая тоже, я считаю, недостаточно представлена на западных и американских сценах. Все-таки до сих пор Римского-Корсакова ставят в основном только в России.
Короче, про Танеева забыли совсем несправедливо. Я надеюсь, что мы еще услышим эту оперу, в том числе и в Мариинском театре тоже. Я пока покажу нашим слушателям фрагмент из «Орестеи», вступление к ней, которое и показывает широту стилистической палитры замечательного композитора Танеева.
(Музыка)
Книжная полка. Новое и спорное о Стравинском
Соломон Волков: Сейчас в американской прессе, в музыкальной части, во всяком случае, оживленно заговорили о выходе новой книги Роберта Крафта, известного биографа Стравинского и соавтора замечательных «Диалогов со Стравинским». В новой книге главным образом, как бывает всегда в таких случаях, внимание прессы привлек один довольно спорный тезис. А именно: Роберт Крафт, который много лет прожил в семье Стравинского, замечательно его знал, он непревзойденный знаток и жизни Стравинского, и творчества его. Я с Крафтом знаком, и очень горжусь этим знакомством. Это прекрасный, благородный человек. Так вот, он выдвинул идею о том, что Стравинский был бисексуалом. Я должен сказать, что не совсем понял тот всплеск энтузиазма с одной стороны и негодования с другой, которые этот тезис вызвал.
Александр Генис: В первую очередь критики сказали, что все это не соответствует действительности, потому что все опирается на какие-то обрывки из писем, абсолютно ничего не доказывающие. Я прочитал эти письма, действительно все выглядит недоказуемо.
Соломон Волков: Я согласен с вами. Во-первых, я не совсем понимаю, зачем это нужно было сейчас Крафту.
Александр Генис: Он сказал, что он слишком стар, чтобы держать это в тайне.
Соломон Волков: Вы знаете, отношения Крафта со Стравинским сами по себе очень любопытны. Это человек, который 20 лет прожил в семье Стравинских, и не выучил никогда русского языка.
Александр Генис: Это как раз не фокус. Стравинский ведь сам знал 7 языков.
Соломон Волков: Тем не менее, и это тоже любопытная деталь, в литературу, условно говоря, Стравинский вошел благодаря Крафту. У него, конечно, и до этого были книги и в каждой из них он использовал литературных “негров”, как сейчас говорят, или “гострайтеров” на американский манер. Он имел сначала гострайтера во Франции, затем в Америке, и наконец - Крафт и его знаменитые «Диалоги». Тот английским, как он представлен в этих «Диалогах» и статьях поздних, где Крафт выступал его сотрудником, таким английским конечно Стравинский не владел.
Александр Генис: Я с вами совершенно согласен, это настолько замечательный английский, изощренный, очень интеллигентный язык.
Соломон Волков: Но с другой стороны я тоже могу без всякого сомнения сказать, что парадоксальные идеи, которые высказывал в своих диалогах с Крафтом Стравинский, безусловно, на сто процентов его собственные, здесь Крафт не мог бы придумать такого. Но Крафт, конечно, помог Стравинскому высказывания оформить.
Александр Генис: Так как быть с бисексуализмом?
Соломон Волков: Вы знаете, как и вас, меня те отрывки из писем к Равелю, где с точки зрения Крафт говорит о том, что у Стравинского были может быть какие-то сексуальные отношения с Равелем, они меня не убеждают. Вот тут я не зря сказал, что Крафт никогда не выучил русского языка, что очень любопытно, он всегда себя чувствовал в обществе русских друзей Стравинского крайне некомфортабельно, потому что все-таки это была и осталась для него чужой культурой. Он никогда не проникся духом русской культуры, он был ей чужд при всех его колоссальных достоинствах, огромнейшей эрудиции и знании многих других иностранных языков , но не русского. Поэтому он, мне кажется, недоучитывает существующий в России традиции мужской дружбы, где довольно на западный, особенно современный манер трудно провести эту черту, которая отделяет сильную привязанность эмоциональную о всего другого.
Александр Генис: Мужская дружба.
Соломон Волков: Мужская дружба, в ней ведь тоже может быть много разных оттенков.
Александр Генис: Это все потому, что у нас уменьшительные суффиксы, которые американцам недоступны, и они не понимают, насколько тонко можно передать интимные отношения благодаря суффиксам. Одно слово может значит в переводе и по-русски совершенно разные вещи. И поэтому, конечно, не зная языка, очень трудно понять оттенки приязни.
Соломон Волков: Я смотрю, с какой легкостью в России мужчины обнимаются, целуются.
Александр Генис: Я уже не говорю про генеральных секретарей, вроде Брежнева, который просто всех целовал взасос.
Соломон Волков: Западному наблюдателю это иногда может казаться латентным гомосексуализмом как минимум, а может быть как в случае с Крафтом и не таким уж латентным. Я могу согласиться с Крафтом в одном: действительно он, а он издавал все эти письма, работал над ними, очень может быть, что в процессе подготовки писем к печати, наткнувшись на такие активно выраженные эмоции Стравинского по отношению к своим приятелям-мужчинам, он вдруг мог решить для себя, что здесь что-то большее, чем обыкновенная дружба.
Александр Генис: На самом деле, кажется: ну какая разница, кому какое дело? Но музыковеды говорят о том, что если это соответствует действительности, то это позволяет заново интерпретировать главное сочинение Стравинского «Весна Священная» с гомосексуальной точки зрения. Как вы относитесь к такой идее?
Соломон Волков: Я знаю, что трактовки «Весны священной» в этом аспекте существовали. Но для меня всегда наиболее сильные интерпретации «Весны священной» касались взаимоотношения двух полов, всегда это были мужчина и женщина. Хотя я охотно признаю, что может быть и другая трактовка.
Вспомните знаменитую интерпретацию Мэтью Борна «Лебединого озера» Чайковского. Там, как мы знаем, в случае с Петром Ильичом Чайковским никаких сомнений на сегодняшний день относительно его сексуальной ориентации нет и быть уже не может. Опубликовано достаточное количество писем, которые в отличие от писем Стравинского, на которые ссылается Крафт, никаких сомнений во всем этом не оставляют. Но интерпретация «Лебединого озера» как сугубо гомосексуального сюжета появилась сравнительно недавно. Я видел его - это очень сильное зрелище, в которое ты погружаешься и которое наполняет тебя ощущением нового драматизма. Так что вполне возможно, что такое можно сделать и делают, как мы знаем, и с «Весной священной» тоже.
А я хотел бы проиллюстрировать тему о возможной сексуальной ориентации Стравинского отрывком из совсем другого его сочинения «История солдата», где Стравинский дает серию бытовых эмоциональных музыкальных зарисовок — танго, регтайм, вальс. Но делает это в своей сдержанной манере, в той, в которой всегда работал в музыке с определенного периода. Звучит этот отрывок в интерпретации Пьера Булеза, замечательного композитора и дирижера, чья сексуальная ориентация тоже является предметом дебатов в современном музыкальном мире. Может быть, мы когда-нибудь об этом узнаем больше, и это поможет нам интерпретировать и сочинения Булеза в каком-то новом свете. Сейчас я покажу, как интерпретирует танго Стравинского Пьер Булез.
(Музыка)
Александр Генис: Соломон, о чем говорят на Бродвее?
Соломон Волков: Вы знаете, на Бродвее сейчас страшная жара, как во всем Нью-Йорке, и по-моему, все мечтают о том, как бы сбежать с этого самого знаменитого Бродвея.
Александр Генис: Я понимаю, причем есть — куда. В последнее время культурной столицей летней интеллигенции нью-йоркской является Бард Колледж, который находится в живописной долине Гудзона. Это - то место, где родилась Гудзонова школа, знаменитая первая живописная школа Америки. Это то место, где Гудзон напоминает Рейн. И красивее этих мест в нашем штате, наверное, нет. Вот там и находится Бард Колледж, мы уже не раз рассказывали о нем. Во-первых, само по себе здание - безумной красоты постройки великого архитектора Фрэнка Гери. Оно выглядит он так, как будто бы летающая тарелка приземлилась, но немножко при этом взорвалась, потому что она тоже не очень симметричная летающая тарелка. На самом деле - архитектурное впечатление незабываемое. Там происходят потрясающие фестивали. В этом году они особенно интересны, потому что здесь идут русские премьеры.
Соломон Волков: Этой своей репутацией культурной Мекки летней для нью-йоркской интеллигенции Бард Колледж обязан своему руководителю, своему президенту, зовут его Леон Ботстайн. Очень примечательная личность. Он является специалистом по русской литературе, по русской культуре среди прочего. Его называют в шутку, да и не в шутку человеком Возрождения, потому что человек самых разнообразных способностей, среди которых очень существенной, иначе его бы не держали на этом посту президента Бард Колледжа, является способность организовать финансовые вливания, необходимые для всех его многочисленных культурных мероприятий, в частности. Затем чисто организационно поддерживать обучение Бард Колледжа на высоком уровне. Но кроме всего прочего он является симфоническим дирижероми руководит американским симфоническим оркестром, регулярно представляет в качестве дирижера редко исполняемые сочинения, он на этом специализируется. В отношении его собственно дирижерских способностей мнения критиков разделяются, в когорту наших главных, так скажем, мировых дирижеров его, наверное, никто не введет, но он вполне компетентный дирижер. И то, что он делает, он делает старательно, профессионально и, главное, с огромным увлечением и всегда почти это что-то неизвестное, новое.
Александр Генис: И часто связанное с Россией.
Соломон Волков: Очень часто.
Александр Генис: Сейчас, например, там идет постановка «Мастера и Маргарита», инсценировка, которую поставил венгерский режиссер Янош Сас, его хорошо знают в России, потому что он участвовал в Международном московском кинофестивале. Сас ставил пьесы Брехта, и «Мастер и Маргарита» он тоже уже ставил. Но в Америке эта постановка - первая, кажестя, и она произвела сильное впечатление - уже потому, что роман хороший.
Соломон Волков: Если вы вспомните, Юрий Петрович Любимов, когда он появился в Америке, то первая его постановка была «Преступление и наказание» в Вашингтоне. И мы там с вами оба были. А второй должна была быть как раз постановка «Мастера и Маргариты», реприза его легендарного спектакля в Театре на Таганке в Бостоне. Он поехал туда, начались репетиции, но дело кончилось крупным скандалом, он прервал свою работу над этим спектаклем, покинул Америку и никогда уже больше здесь ничего в области драматического театра не поставил. Так что «Мастер и Маргарита» в постановке Любимова в Америке так и осталась не открытой.
Александр Генис: Любопытно, что Сас поставил «Мастер и Маргариту» примерно в тех же традициях, что и любимовский театр. Это театр, в котором активно задействован зал, где зрителей страшными криками пугают студенты, наряженные чертями, где зрителям раздают специальные белые маски, в которых они должны сидеть в зале. То есть это - театр эксцентрики, театр авангарда, театр Брехта, театр Любимова, театр, который гремел в 60-е годы. И в этом отношении спектакль очень интересный. Любопытно, что им удалось всунуть весь роман в два часа театральной постановки. И критики отмечают то, что они сумели сделать это ясно, в первую очередь рассказать всю историю, а ведь это безумно трудно. Потому что, как мы прекрасно знаем, в «Мастере и Маргарите» три романа в одном и каждый из них требует своего решения. Поэтому это всегда вызов и никогда он не бывает окончательно успешным. Знаете, Соломон, мне представляется, что лучшим выходом для «Мастера и Маргариты» (а неизбежно роман будут всегда ставить, потому что «Мастер и Маргарита» слишком шикарный материал, чтобы его не использовать для сцены или экрана). является сериал. И в этом отношении поставиленный в России 10-серийный «Мастер и Маргарита» как раз очень неплохой вариант. Мне понравилось, и я представлю, что такое могло бы быть сделано и иностранцами. Вы обратили внимание, что в Англии поставили Булгакова, но не «Мастер и Маргарита», а «Записки юного врача»?
Соломон Волков: Да, я обратил на это внимание. Причем это уже второй сезон, и там играют популярные английские актеры, в том числе Дэниел Редклифф, который исполнял роль Гарри Поттера, в этом качестве знаком всемирной юношеской аудитории. Но ведь со следующего сезона этот сериал будут показывать и в Америке. Канал приобрел права, так что мы скоро сможем его посмотреть.
Александр Генис: Мне кажется, что Булгаков очень подходящий автор для мирового телевидения, для мирового кино. Можно поставить великолепный фильм «Белая гвардия», не «Дни Турбиных», пьеса, которую мы все знаем, а именно «Белую гвардию», которая просится на экран. Этот фильм как раз достаточно камерный и компактный, чтобы вместиться в два часа экранного времени. «Мастер и Маргарита» в кино, по-моему, невозможно адекватно представить, а вот на телевидении вполне.
Соломон Волков: Вы знаете, я хочу сказать немножко о другом. Мы с вами все время вздыхаем по поводу того, что русская культура 20 века не всеми своими выдающимися представителями освоена на Западе. Как исключение мы всегда с вами вспоминаем про Тарковского. Опять-таки я знаю, что вы цените Тарковского больше, чем я, я к нему, чем дальше, тем более отношусь, я бы сказал, скептически. Но мне всегда очень приятно, что Тарковский является на Западе, может быть не в массовой аудитории, но в элитных кругах культовым режиссером. О «Сталкере» вот вышла отдельная книга. Тарковский является референтным режиссером для очень многих новых, молодых американских кинорежиссеров.
Александр Генис: Что говорить! Ведущий американский художник Билл Виола назвал своего сына Андрей в честь Тарковского.
Соломон Волков: Мне кажется, что такой культовой фигурой становится постепенно на Западе, в частности, в Америке Булгаков. Он все более и более популярен.
Александр Генис: Если вы говорите о Тарковском как об элитарном искусстве, то Булгаков — это искусство для всех. «Мастер и Маргарита» - самый популярный роман в России, нет человека, который не знает «Мастера и Маргариту». Более популярен, чем «Война и мир».
Соломон Волков: Чем «Доктор Живаго» точно.
Александр Генис: Собственно говоря, «Мастер и Маргарита» популярен и на Западе. Существует три перевода только в Америке «Мастера и Маргариты». И понятно — почему. Эта книга универсальна по своему содержанию, она необычайно конкретна по своей тематике, но при этом построение ее такое, что она легко перекалдывается на западные языки, на западную культуру, ее можно перенести в другую языковую сферу, в отличие от других великих писателей. Например, Платонов.
Соломон Волков: С Платоновым я потерял всякую надежду, что он станет внятным.
Александр Генис: А вот Булгаков ориентирован на Запад, потому что он - западник в русской литературе, и в этом отношении он ближе Западу, чем наши гении такие, как Платонов, как Бабель, как Олеша, который вообще весь в языке. И в этом отношении у Булгакова большое будущее. Этот спектакль показал, с каким огромным интересом следили зрители за происшествием. Но еще больше радовались студенты, которые принимали участие в этой оргии, потому что главной сценой спектакля был бал у Дьявола.
Другая русская премьера, о которой интересно поговорить — это единственная опера Танеева “Орестейя”, которая впервые была поставлена в Америке.
Соломон Волков: Леон Ботстайн своей большой заслугой считает тот факт, что он разобрался в этом сочинении Танеева. Очень редко ставят его. Существует насколько, мне известно, одна-единственная запись «Орестеи» 1966 года, сделанная минским театром, (он называется тоже Большим театром, но в Минске). Я должен сказать, что это - довольно посредственная запись. Это справедливо отмечают американские критики, которые заинтересовались этой проблемой именно в связи с презентацией Леона Бостайна. Эта запись подчеркивает речитативные моменты в опере Танеева, в то время как сила Танеева как композитора именно в его мелодичности.
Танеев на Западе и в Америке известен в первую очередь как автор романсов, хоров и камерной музыки. Но хоры и романсы — это точно сфера русскоговорящих исполнителей в первую очередь, мало кто из западных исполнителей поет романсы Танеева, хотя они превосходные, должен вам сказать, но камерная музыка играется, опять-таки играет ее Михаил Плетнев с товарищами, те музыканты российские в основном, которые выросли в атмосфере почитания имени Танеева, может быть даже не столько музыки, сколько его имени.
Он ведь пользовался при жизни колоссальным авторитетом. Перед ним преклонялись все его современники, включая Петра Ильича Чайковского, который от Танеева выслушивал иногда такие нелицеприятные замечания в адрес своей музыки, которые ни от кого другого не потерпел бы. Танеев был эксцентриком, превосходным, (такого уже в России ни до него, ни после него не было) знатоком западного контрапункта и всех тонкостей полифонии. Он в них разбирался так, как будто бы родился где-нибудь в Нидерландах в период расцвета полифонического искусства. У него всегда стояли тома старых полифонистов. Он и пособие по контрапункту написал, которое используется до сих пор в российских консерваториях. Но с музыкой, с его наследием ему не повезло и в России тоже. «Орестейя» ставится очень редко. Я знаю, что в Саратове несколько лет тому назад ее поставили. В Мариинском театре, и Леон Ботстайн об этом сообщает с большой гордостью, ее собираются сейчас поставить уже с подачи Ботстайна.
Александр Генис: Американская премьера поможет возобновлению в России.
Соломон Волков: Давно пора, я считаю.
Александр Генис: А как вы считаете, музыка этой оперы такова, что способна ее поднять и ввести в репертуар? Критики говорят, что это - смесь Моцарта с Рихардом Штраусом.
Соломон Волков: Вы знаете, я когда это прочел, то в первый момент вздрогнул, потому что уж больно экстравагантное сравнение, а потом подумал: да, на слух, который не вникает в тонкости Танеева, в этом что-то есть. Очень широкий спектр влияний, который отразился в музыке Танеева, в целом, это - очень благородная, красивая, мелодичная, выразительная музыка. Опера заслуживает того, чтобы стать, если не репертуарной как «Кармен», а какая еще опера может сравниться с «Кармен» в этом смысле, то чтобы присутствовать постоянно в репертуаре, хотя бы так, как опера Римского-Корсакова, которая тоже, я считаю, недостаточно представлена на западных и американских сценах. Все-таки до сих пор Римского-Корсакова ставят в основном только в России.
Короче, про Танеева забыли совсем несправедливо. Я надеюсь, что мы еще услышим эту оперу, в том числе и в Мариинском театре тоже. Я пока покажу нашим слушателям фрагмент из «Орестеи», вступление к ней, которое и показывает широту стилистической палитры замечательного композитора Танеева.
(Музыка)
Книжная полка. Новое и спорное о Стравинском
Соломон Волков: Сейчас в американской прессе, в музыкальной части, во всяком случае, оживленно заговорили о выходе новой книги Роберта Крафта, известного биографа Стравинского и соавтора замечательных «Диалогов со Стравинским». В новой книге главным образом, как бывает всегда в таких случаях, внимание прессы привлек один довольно спорный тезис. А именно: Роберт Крафт, который много лет прожил в семье Стравинского, замечательно его знал, он непревзойденный знаток и жизни Стравинского, и творчества его. Я с Крафтом знаком, и очень горжусь этим знакомством. Это прекрасный, благородный человек. Так вот, он выдвинул идею о том, что Стравинский был бисексуалом. Я должен сказать, что не совсем понял тот всплеск энтузиазма с одной стороны и негодования с другой, которые этот тезис вызвал.
Александр Генис: В первую очередь критики сказали, что все это не соответствует действительности, потому что все опирается на какие-то обрывки из писем, абсолютно ничего не доказывающие. Я прочитал эти письма, действительно все выглядит недоказуемо.
Соломон Волков: Я согласен с вами. Во-первых, я не совсем понимаю, зачем это нужно было сейчас Крафту.
Александр Генис: Он сказал, что он слишком стар, чтобы держать это в тайне.
Соломон Волков: Вы знаете, отношения Крафта со Стравинским сами по себе очень любопытны. Это человек, который 20 лет прожил в семье Стравинских, и не выучил никогда русского языка.
Александр Генис: Это как раз не фокус. Стравинский ведь сам знал 7 языков.
Соломон Волков: Тем не менее, и это тоже любопытная деталь, в литературу, условно говоря, Стравинский вошел благодаря Крафту. У него, конечно, и до этого были книги и в каждой из них он использовал литературных “негров”, как сейчас говорят, или “гострайтеров” на американский манер. Он имел сначала гострайтера во Франции, затем в Америке, и наконец - Крафт и его знаменитые «Диалоги». Тот английским, как он представлен в этих «Диалогах» и статьях поздних, где Крафт выступал его сотрудником, таким английским конечно Стравинский не владел.
Александр Генис: Я с вами совершенно согласен, это настолько замечательный английский, изощренный, очень интеллигентный язык.
Соломон Волков: Но с другой стороны я тоже могу без всякого сомнения сказать, что парадоксальные идеи, которые высказывал в своих диалогах с Крафтом Стравинский, безусловно, на сто процентов его собственные, здесь Крафт не мог бы придумать такого. Но Крафт, конечно, помог Стравинскому высказывания оформить.
Александр Генис: Так как быть с бисексуализмом?
Соломон Волков: Вы знаете, как и вас, меня те отрывки из писем к Равелю, где с точки зрения Крафт говорит о том, что у Стравинского были может быть какие-то сексуальные отношения с Равелем, они меня не убеждают. Вот тут я не зря сказал, что Крафт никогда не выучил русского языка, что очень любопытно, он всегда себя чувствовал в обществе русских друзей Стравинского крайне некомфортабельно, потому что все-таки это была и осталась для него чужой культурой. Он никогда не проникся духом русской культуры, он был ей чужд при всех его колоссальных достоинствах, огромнейшей эрудиции и знании многих других иностранных языков , но не русского. Поэтому он, мне кажется, недоучитывает существующий в России традиции мужской дружбы, где довольно на западный, особенно современный манер трудно провести эту черту, которая отделяет сильную привязанность эмоциональную о всего другого.
Александр Генис: Мужская дружба.
Соломон Волков: Мужская дружба, в ней ведь тоже может быть много разных оттенков.
Александр Генис: Это все потому, что у нас уменьшительные суффиксы, которые американцам недоступны, и они не понимают, насколько тонко можно передать интимные отношения благодаря суффиксам. Одно слово может значит в переводе и по-русски совершенно разные вещи. И поэтому, конечно, не зная языка, очень трудно понять оттенки приязни.
Соломон Волков: Я смотрю, с какой легкостью в России мужчины обнимаются, целуются.
Александр Генис: Я уже не говорю про генеральных секретарей, вроде Брежнева, который просто всех целовал взасос.
Соломон Волков: Западному наблюдателю это иногда может казаться латентным гомосексуализмом как минимум, а может быть как в случае с Крафтом и не таким уж латентным. Я могу согласиться с Крафтом в одном: действительно он, а он издавал все эти письма, работал над ними, очень может быть, что в процессе подготовки писем к печати, наткнувшись на такие активно выраженные эмоции Стравинского по отношению к своим приятелям-мужчинам, он вдруг мог решить для себя, что здесь что-то большее, чем обыкновенная дружба.
Александр Генис: На самом деле, кажется: ну какая разница, кому какое дело? Но музыковеды говорят о том, что если это соответствует действительности, то это позволяет заново интерпретировать главное сочинение Стравинского «Весна Священная» с гомосексуальной точки зрения. Как вы относитесь к такой идее?
Соломон Волков: Я знаю, что трактовки «Весны священной» в этом аспекте существовали. Но для меня всегда наиболее сильные интерпретации «Весны священной» касались взаимоотношения двух полов, всегда это были мужчина и женщина. Хотя я охотно признаю, что может быть и другая трактовка.
Вспомните знаменитую интерпретацию Мэтью Борна «Лебединого озера» Чайковского. Там, как мы знаем, в случае с Петром Ильичом Чайковским никаких сомнений на сегодняшний день относительно его сексуальной ориентации нет и быть уже не может. Опубликовано достаточное количество писем, которые в отличие от писем Стравинского, на которые ссылается Крафт, никаких сомнений во всем этом не оставляют. Но интерпретация «Лебединого озера» как сугубо гомосексуального сюжета появилась сравнительно недавно. Я видел его - это очень сильное зрелище, в которое ты погружаешься и которое наполняет тебя ощущением нового драматизма. Так что вполне возможно, что такое можно сделать и делают, как мы знаем, и с «Весной священной» тоже.
А я хотел бы проиллюстрировать тему о возможной сексуальной ориентации Стравинского отрывком из совсем другого его сочинения «История солдата», где Стравинский дает серию бытовых эмоциональных музыкальных зарисовок — танго, регтайм, вальс. Но делает это в своей сдержанной манере, в той, в которой всегда работал в музыке с определенного периода. Звучит этот отрывок в интерпретации Пьера Булеза, замечательного композитора и дирижера, чья сексуальная ориентация тоже является предметом дебатов в современном музыкальном мире. Может быть, мы когда-нибудь об этом узнаем больше, и это поможет нам интерпретировать и сочинения Булеза в каком-то новом свете. Сейчас я покажу, как интерпретирует танго Стравинского Пьер Булез.
(Музыка)
