Поездки в Никулинский суд Москвы, где с 1 октября слушается "болотное дело", – это непростое испытание. Для обычного человека – это 50 минут на метро с противоположного конца города, еще 25 минут пешком от метро "Университет". Автобусы и маршрутки ходят, но долго и редко. Девять из двенадцати подсудимых тратят на дорогу как минимум в два раза больше: по три часа из СИЗО в суд, столько же – обратно. Четыре дня в неделю, три – это если повезет.
Назначенные чаще всего на 11.30 заседания вовремя не начинаются практически никогда: только один раз судья Наталья Никишина в отсутствие половины адвокатов и подсудимых открыла заседание в 11.30 – чтобы сообщить, что не видит оснований отводить себя от процесса, о чем днем ранее ходатайствовала защита.
На заседания по "болотному делу" я езжу с самого начала слушаний по существу – с 24 июня. Тогда дело слушалось еще в помещении Московского городского суда, туда приходило довольно много людей.
В минувший четверг у забора Никулинского суда собралось около 20 активистов, примерно раза в два больше за забором – в очереди на вход к суду. Довольно нетипичная картина: после переезда в Никулинский суд интерес к процессу начал снижаться. "Очереди тут всегда, но не такие", – замечает стоящая рядом журналистка, которая тоже следит за "болотным делом" с самого начала. Адвокаты, не пользуясь своим статусом, стоят в очереди вместе со всеми, журналисты обсуждают, что же будет твориться в день приговора, часть активистов, стихийным образом взявшись за руки, образует цепочку в знак солидарности с "узниками Болотной" – никто никуда не спешит. Спешат опаздывающие участники других дел, возмущенные непонятным ажиотажем у суда и длинной очередью. Очевидно, они не в курсе, что за дело почти два месяца слушают в зале номер 303.
Час спустя у 303-го зала стоят и сидят на полу уже несколько десятков человек. Полиция оттесняет всех в одну сторону – верный сигнал, что скоро в зал заведут подсудимых, родственники и близкие пытаются попасть в первые ряды.
Минут через двадцать заседание начинается. Зал забит под завязку. "Сколько есть еще мест, чтобы я мог знать, скольких человек посадить?" – кричит публике пресс-секретарь суда. "Пожалуйста, не надо больше никого сажать", – комментируют активисты эту двусмысленную фразу. В зале две просторные клетки. В одной девять подсудимых, голодающий уже больше 60 дней Сергей Кривов в самом дальнем углу. Удается разглядеть лишь его фигуру в темном спортивном костюме, за счет темного цвета одежды он кажется совсем похудевшим и осунувшимся. В другой клетке – только Максим Лузянин, первый осужденный по этому делу, привезенный из колонии в Новомосковске специально на этот суд в качестве свидетеля.
Адвокат Вячеслав Макаров обращается к судье Наталье Никишиной: у него ходатайство. Судья уставшим голосом уточняет: "Какое?" Адвокат поясняет: его подзащитному Сергею Кривову, который голодает уже 63-й день, необходимо провести независимое медицинское обследование. Кривова в этот день доставили в суд в сопровождении медицинского работника, который должен следить за его состоянием. Судья интересуется у самого Кривова, осматривали ли его сегодня. Кривов, который до голодовки был одним из самых активных участников процесса, говорил громко, словно чеканя фразы, сейчас отвечает тихим, но все равно уверенным голосом: "Осмотра не было. Утром измерили давление – и все". Судью доводы защиты не убеждают: безжалостное "ходатайство не подлежит удовлетворению". Возмущенный шепот зрителей в зале не дает услышать мотивировку судьи – это уже никого не волнует. Уже по окончании заседания адвокат Макаров снова вызовет скорую помощь своему подзащитному и врачей снова – уже третий раз за неделю – не пустят к Кривову… "Ничего, что у нас тут гестапо?" – спрашивал судью адвокат Макаров пару заседаний назад. "Ничего", – отвечала судья Никишина.
Клетку, где сидит Лузянин, открывают, его просят пройти на трибуну для свидетелей. Год назад Лузянин заключил сделку со следствием, признался в том, что участвовал в массовых беспорядках и наносил удары полицейским – по мнению некоторых, в надежде на условный срок, – и получил 4,5 года реального заключения в колонии. Сейчас в суде Лузянин дает показания в очевидной надежде на другое – не навредить остальным. "Ни с кем из подсудимых не знаком, пришел на санкционированный митинг", – отвечает он еле слышно на вопросы прокуроров. "Видели ли вы применение насилия со стороны полиции?" "Видели ли, как демонстранты кидались бутылками, камнями, видели факты уничтожения имущества?" – спрашивают адвокаты. Лузянин отказывается отвечать, затем просит помощи у своего адвоката, после – совсем тихо – отвечает: "Не помню". – "Вы вообще хоть что-то можете сообщить о событиях 6 мая?" – судья берет допрос в свои руки, что происходит нечасто. Что отвечает Лузянин, разобрать невозможно. "Значит, вы придерживаетесь показаний, данных ранее", – резюмирует судья.
Прокуроры немедленно просят эти показания огласить: в силу имеющихся существенных противоречий и неполноты ответов. Адвокаты единодушно возражают: показания на следствии Лузянин давал в качестве обвиняемого. Тогда ему было важно облегчить свою участь, а не представлять объективную картину событий. Аргументированной речи адвоката Вадима Клювганта зрители аплодируют. Судья требует покинуть зал тех, кто нарушил порядок, и тоном школьной учительницы укоряет за трусость тех, кто боится выйти. Несколько человек выходят сами, нескольких – выводят приставы. "Судью на мыло!", "Позор!" – доносятся затихающие крики выходящих. Заседание продолжается.
"Вину свою признаю в полном объеме," – зачитывает прокурор показания Максима Лузянина от 5 июня 2012 года. Судья все-таки разрешает их огласить. Как следует из показаний Лузянина, на Болотную площадь на согласованный митинг он пришел вместе с женой. В какой-то момент в полицию полетели бутылки, камни. Начались задерживать особо активных людей, что возмутило Лузянина. "Я решил помешать задержаниям," – говорится в его показаниях. Он стал хватать полицейских за бронежилеты, валить на асфальт, даже применил удушающий прием. "Ко мне подошла группа молодых людей и спросила, готов ли я поддержать их в массовых беспорядках", – цитирует прокурор Лузянина. В зале смеются, понимая нелепость звучащих слов.
"В итоге какие из показаний будет учитывать суд при принятии решения?" – спрашиваю я после заседания у адвоката Максима Лузянина Гаджи Алиева. "Это остается на усмотрение суда, – грустно отвечает он. – В законе черным по белому написано: внутренние убеждения судьи позволяют ей рассуждать, какие из показаний были истинны".
Наталья Джанполадова – судебный репортер Радио Свобода
Назначенные чаще всего на 11.30 заседания вовремя не начинаются практически никогда: только один раз судья Наталья Никишина в отсутствие половины адвокатов и подсудимых открыла заседание в 11.30 – чтобы сообщить, что не видит оснований отводить себя от процесса, о чем днем ранее ходатайствовала защита.
На заседания по "болотному делу" я езжу с самого начала слушаний по существу – с 24 июня. Тогда дело слушалось еще в помещении Московского городского суда, туда приходило довольно много людей.
В минувший четверг у забора Никулинского суда собралось около 20 активистов, примерно раза в два больше за забором – в очереди на вход к суду. Довольно нетипичная картина: после переезда в Никулинский суд интерес к процессу начал снижаться. "Очереди тут всегда, но не такие", – замечает стоящая рядом журналистка, которая тоже следит за "болотным делом" с самого начала. Адвокаты, не пользуясь своим статусом, стоят в очереди вместе со всеми, журналисты обсуждают, что же будет твориться в день приговора, часть активистов, стихийным образом взявшись за руки, образует цепочку в знак солидарности с "узниками Болотной" – никто никуда не спешит. Спешат опаздывающие участники других дел, возмущенные непонятным ажиотажем у суда и длинной очередью. Очевидно, они не в курсе, что за дело почти два месяца слушают в зале номер 303.
Час спустя у 303-го зала стоят и сидят на полу уже несколько десятков человек. Полиция оттесняет всех в одну сторону – верный сигнал, что скоро в зал заведут подсудимых, родственники и близкие пытаются попасть в первые ряды.
Минут через двадцать заседание начинается. Зал забит под завязку. "Сколько есть еще мест, чтобы я мог знать, скольких человек посадить?" – кричит публике пресс-секретарь суда. "Пожалуйста, не надо больше никого сажать", – комментируют активисты эту двусмысленную фразу. В зале две просторные клетки. В одной девять подсудимых, голодающий уже больше 60 дней Сергей Кривов в самом дальнем углу. Удается разглядеть лишь его фигуру в темном спортивном костюме, за счет темного цвета одежды он кажется совсем похудевшим и осунувшимся. В другой клетке – только Максим Лузянин, первый осужденный по этому делу, привезенный из колонии в Новомосковске специально на этот суд в качестве свидетеля.
Адвокат Вячеслав Макаров обращается к судье Наталье Никишиной: у него ходатайство. Судья уставшим голосом уточняет: "Какое?" Адвокат поясняет: его подзащитному Сергею Кривову, который голодает уже 63-й день, необходимо провести независимое медицинское обследование. Кривова в этот день доставили в суд в сопровождении медицинского работника, который должен следить за его состоянием. Судья интересуется у самого Кривова, осматривали ли его сегодня. Кривов, который до голодовки был одним из самых активных участников процесса, говорил громко, словно чеканя фразы, сейчас отвечает тихим, но все равно уверенным голосом: "Осмотра не было. Утром измерили давление – и все". Судью доводы защиты не убеждают: безжалостное "ходатайство не подлежит удовлетворению". Возмущенный шепот зрителей в зале не дает услышать мотивировку судьи – это уже никого не волнует. Уже по окончании заседания адвокат Макаров снова вызовет скорую помощь своему подзащитному и врачей снова – уже третий раз за неделю – не пустят к Кривову… "Ничего, что у нас тут гестапо?" – спрашивал судью адвокат Макаров пару заседаний назад. "Ничего", – отвечала судья Никишина.
Клетку, где сидит Лузянин, открывают, его просят пройти на трибуну для свидетелей. Год назад Лузянин заключил сделку со следствием, признался в том, что участвовал в массовых беспорядках и наносил удары полицейским – по мнению некоторых, в надежде на условный срок, – и получил 4,5 года реального заключения в колонии. Сейчас в суде Лузянин дает показания в очевидной надежде на другое – не навредить остальным. "Ни с кем из подсудимых не знаком, пришел на санкционированный митинг", – отвечает он еле слышно на вопросы прокуроров. "Видели ли вы применение насилия со стороны полиции?" "Видели ли, как демонстранты кидались бутылками, камнями, видели факты уничтожения имущества?" – спрашивают адвокаты. Лузянин отказывается отвечать, затем просит помощи у своего адвоката, после – совсем тихо – отвечает: "Не помню". – "Вы вообще хоть что-то можете сообщить о событиях 6 мая?" – судья берет допрос в свои руки, что происходит нечасто. Что отвечает Лузянин, разобрать невозможно. "Значит, вы придерживаетесь показаний, данных ранее", – резюмирует судья.
Прокуроры немедленно просят эти показания огласить: в силу имеющихся существенных противоречий и неполноты ответов. Адвокаты единодушно возражают: показания на следствии Лузянин давал в качестве обвиняемого. Тогда ему было важно облегчить свою участь, а не представлять объективную картину событий. Аргументированной речи адвоката Вадима Клювганта зрители аплодируют. Судья требует покинуть зал тех, кто нарушил порядок, и тоном школьной учительницы укоряет за трусость тех, кто боится выйти. Несколько человек выходят сами, нескольких – выводят приставы. "Судью на мыло!", "Позор!" – доносятся затихающие крики выходящих. Заседание продолжается.
"Вину свою признаю в полном объеме," – зачитывает прокурор показания Максима Лузянина от 5 июня 2012 года. Судья все-таки разрешает их огласить. Как следует из показаний Лузянина, на Болотную площадь на согласованный митинг он пришел вместе с женой. В какой-то момент в полицию полетели бутылки, камни. Начались задерживать особо активных людей, что возмутило Лузянина. "Я решил помешать задержаниям," – говорится в его показаниях. Он стал хватать полицейских за бронежилеты, валить на асфальт, даже применил удушающий прием. "Ко мне подошла группа молодых людей и спросила, готов ли я поддержать их в массовых беспорядках", – цитирует прокурор Лузянина. В зале смеются, понимая нелепость звучащих слов.
"В итоге какие из показаний будет учитывать суд при принятии решения?" – спрашиваю я после заседания у адвоката Максима Лузянина Гаджи Алиева. "Это остается на усмотрение суда, – грустно отвечает он. – В законе черным по белому написано: внутренние убеждения судьи позволяют ей рассуждать, какие из показаний были истинны".
Наталья Джанполадова – судебный репортер Радио Свобода
