Дмитрий Медведев утвердил перечень из 1007 институтов и учреждений, переходящих под управление Федерального агентства научных организаций (ФАНО), создаваемого в рамках реформы Российской академии наук. Согласно этому документу, агентство получает в свое распоряжение и 32 научные организации Санкт-Петербурга и Ленинградской области.

Среди более чем 30 петербургских академических институтов, передаваемых ФАНО, – Пушкинский дом, Кунсткамера, Пулковская обсерватория, возглавляемый Жоресом Алферовым региональный научный центр РАН, Физико-технический институт имени А. Ф. Иоффе, НИИ аналитического приборостроения, Институт высокомолекулярных соединений, а также Ботанический и Зоологический институты, Институт геологии и геохронологии докембрия, Институт прикладной астрономии и Институт физиологии имени И. П. Павлова.

Казалось бы, когда в жизни научных учреждений происходят такие глобальные изменения, как смена управления, их руководство должно быть в курсе перемен и представлять, что ждет их коллективы хотя бы в ближайшем будущем. Помня волнения минувшего лета по поводу реформы Российской академии наук, в разговоре с директорами и ведущими научными сотрудниками этих институтов можно ждать разной реакции – гнева, надежды, оптимизма, пессимизма. Но на деле все они разводят руками и на вопрос о будущем учреждений отвечают: "Не знаю!"

Причем у Сергея Бобашева, главного научного сотрудника Физтеха, "алферовского гнезда", такое впечатление, что не только он сам не знает, что завтра будет с его институтом, но не знают этого и молодые управленцы из ФАНО:

"Как они будут действовать, трудно сказать, потому что руководство состоит из очень молодых людей, и, по-моему, они и сами еще этого не понимают. Они молодые, они будут действовать в соответствии с XXI веком. Изменения обязательно будут, они коснутся не только каждого института, но и каждого человека, а как именно, какие требования будут к сотрудникам предъявляться – этого я сказать не могу. Правда и то, что Академия наук давно требовала реформы, но ее руководство предпочитало не двигаться. Встряхнуть ее надо было еще лет десять назад, ну, а теперь, наверное, действительно так дальше продолжаться не может", – говорит Сергей Бобашев.

Однако, по его словам, модернизации сегодня требует не только Академия наук, а сам подход к научным исследованиям. "Надо создать людям стимул к активной работе, а как его создать – не очень ясно. Могу повторить слова Жореса Алферова о том, что наша индустрия не нуждается в наших научных результатах, потому что все технологии и оборудование покупаются за огромные деньги за границей. Как изменить эту ситуацию, непонятно. Делаются сейчас попытки оживить военно-промышленный комплекс в надежде, что он потянет за собой и другие отрасли, но что будет в реальности, очень трудно сказать", – отмечает главный научный сотрудник Физтеха.

На предположение, что, может быть, все изменится к лучшему, если в стране не станет нефтяных денег и не на что будет покупать технологии за рубежом, Сергей Бобашев энергично возражает: "Нет уж, тогда будет еще хуже, наука окончательно обеднеет".

Когда говорят о реформе РАН, часто звучат опасения, что она может погубить фундаментальную науку. "Что же, может быть, так и будет, – предполагает Сергей Бобашев. – В этом самом ФАНО еще совершенно не определили векторы своих действий. Конечно, у нас много научных школ, есть хорошие, есть средние, есть откровенно слабые, а есть по-настоящему сильные, сильнейшие в мире, как, например, математическая школа. И если такие школы не будут иметь государственного финансирования, конечно, они развалятся и погибнут".

Немного более оптимистичное мнение у директора Пушкинского дома Всеволода Багно. Но его оптимизм основан не на надеждах на мудрое управление со стороны ФАНО (здесь он тоже ничего не знает), а на несколько странной идее о возможном возвращении некоторых институтов в Академию наук.

"Я думаю, что список из 32 институтов – это просто технический момент, чтобы институты могли и дальше получать финансирование, теперь уже из ФАНО. Нас, директоров, для этого в декабре вызывали в Москву подписать соответствующий документ. А вот что будет дальше – это другой вопрос. Пушкинский дом фигурировал в списке Фортова – списке тех институтов, которые, по мнению руководства Российской академии наук, должны остаться в ее системе. Было два таких списка, я их не видел, но знаю, что во втором мы фигурировали. Такие вещи не делаются просто, ведь это противоречит закону, мы уже состоим в ФАНО, и простым росчерком пера нас оттуда не вынешь, даже при чьей-то доброй воле. Нужны консультации, нужны поправки в закон, и все же такое возвращение в РАН, на мой взгляд, может произойти, хотя не знаю, все ли организации туда вернутся. Но если вернутся, тогда реформы можно было бы провести изнутри. Что касается нашего здания, то я уверен, что его у нас не отберут, во всяком случае, тихо, без вмешательства прессы, это сделать не удастся", – отмечает Всеволод Багно.

В списке из 32 учреждений присутствуют не только научные институты. Там фигурирует также Библиотека Академии наук, гостиничный комплекс "Наука", расположенная по соседству с Эрмитажем Петербургская клиническая больница и поликлиника №1, дом-пансионат ветеранов науки в Пушкине и еще несколько подобных заведений. То есть ФАНО предстоит управлять не только институтами, но и вспомогательными учреждениями, которыми они обросли за годы своего существования.

"Но известно, – говорит доктор филологических наук, профессор Российского педагогического института имени Герцена, депутат Законодательного собрания Петербурга Александр Кобринский, – что в Москве это ФАНО начало свою деятельность с составления планов выселения из здания президиума Академии наук тех институтов, которые там находились, чтобы найти место самому этому агентству. То есть найти себе место за счет ученых. Поднялся скандал, они стали все опровергать, и пока все приостановилось. Дальше от ученых стали требовать планы их научных статей на несколько лет вперед, что тоже вызвало шок: не может ученый планировать даже на год вперед, чем он будет заниматься. Но управленцы из ФАНО – это же финансисты, а Минфину удобнее планировать. То есть вся реформа сводится к уравниванию науки с любой другой услугой – как это уже раньше произошло с образованием. Так что, я думаю, у ученых впереди еще много интересных сюрпризов. Что касается собственности Академии наук, то никто не знает, как они ею будут распоряжаться, и нет оснований полагать, что они будут делать это иначе, чем, например, "Рособоронсервис". Ведь чиновники-то везде одни и те же".

Александр Кобринский не подозревает всех чиновников поголовно в коррумпированности, но полагает, что для налаживания бизнеса по извлечению доходов из недвижимости достаточно одной небольшой группы:
"Ну, представьте себе: средний чиновник со средней зарплатой получает в свое распоряжение огромные земельные ресурсы. Первое, что ему приходит в голову – составить бумагу о том, что Академия наук использовала их крайне неэффективно, и слово это уже есть наготове по отношения к вузам, придумывать ничего не надо. А дальше – надо эти земли как-то реализовать, и за этим дело не станет, ведь у нас уже накатана дорога: земли очень легко переводятся из одного статуса в другой, приватизируются, продаются с помощью эффективного конкурса и без конкурса".

По поводу участи самой науки у Александра Кобринского тоже нет никаких иллюзий. "Мои немецкие коллеги неоднократно говорили мне, что наука в Германии до сих пор не может оправиться от удара, который нанес Гитлер по научным школам. Там часть ученых была уничтожена, еще больше были вынуждены эмигрировать, прервалась преемственность. А ведь научная школа – это всегда преемственность: учитель обучает ученика, тот – своих учеников и так далее. Если этот процесс в каком-то месте прерывается, то восстановить его не удается десятилетиями. Боюсь, что нас это тоже ожидает. Академия наук сама до всяких реформ была неповоротливой бюрократической организацией. Но теперь любое серьезное исследование будет сопряжено с еще большими бюрократическими проволочками".

"Вот, скажем, при президенте Медведеве было принято хорошее, правильное решение: раз у нас есть деньги, давайте купим несколько хороших томографов для больниц, чтобы онкологические больные не ждали обследования месяцами, – продолжает Александр Кобринский. – И что вышло? Томографы закупили по цене в два-три раза выше реальной, разницу положили сами понимаете куда. И так бывает всегда, когда чиновники прибирают к рукам изначально не имеющую к ним отношения собственность. У нас по-другому не бывает и не будет, поэтому нам надо ждать громких скандалов с имуществом Академии наук. А то, что говорят, будто чиновники не будут руководить исследованиями, это тоже смешно. Вот так же говорят: смотрите, судей у нас назначает президент. Но на самом деле президент только подписывает назначение, а отбирает судей группа чиновников из администрации президента, и здесь будет так же".

Александр Кобринский считает, что все происходящее вообще не имеет отношения к реформе Академии наук: требовалась реформа управления наукой, которую могут осуществить только сами ученые при наличии широкого обсуждения, а вместо этого чиновники, воспользовавшись ситуацией, просто осуществили захват собственности.