Из всех улиц Нью-Йорка Пятая авеню лучше всех сохраняет обаяние прежней роскоши. В праздники, когда власти прогоняют автомобили, она возвращается к идеалу, которому поклонялся довоенный Голливуд. Добротная ткань уверенного в себе бытия, надежная крепость старых денег, умеренное благочестие и бесспорное добродушие. Если Бродвею идут рассказы О’Генри, то Пятой авеню – исправившиеся богачи из сентиментальных историй Диккенса. Во всяком случае, именно такой я вижу центральную улицу Нью-Йорка каждую Пасху, когда приезжаю сюда на ежегодный парад шляп.
Начало этой живописной традиции скрывается в Средневековье, когда новую одежду полагалось надевать не раньше Пасхи. Делать это в пост считалось грехом расточительства и высокомерия. Зато выйти к празднику без обновы полагали дурной приметой. Отсюда пошел и переехавший в Новый Свет обычай: в пасхальное воскресенье дамы посещают церковь в новой шляпке.
Во времена Великой депрессии эта мелкая деталь этикета стала мелкой роскошью. Внезапно обедневшая страна, которая уже не могла себе позволить многого, радовалась малому и баловала себя пустяками. Женщины, которые не могли купить нового платья, вкладывали все в новую шляпу. И чем хуже шли дела у мужей, тем пышней становились пасхальные шляпы их жен. Собственно, такой и должна быть роскошь. Бесполезная и безрассудная, она – избыток при недостатке, что делает бедность гордой и приемлемой. Вспомнить только пиры наших тощих лет, после которых оставалось лишь сдать бутылки, чтобы дотянуть до зарплаты.
Зачатая в довоенные годы традиция со временем вышла из-под контроля и стала самодеятельным карнавалом. В отличие от других праздничных шествий, которые требуют распорядка и церемониймейстера, шляпный парад – дичок. Город ничего не планирует, но никому не мешает рядиться и радоваться. В результате каждое пасхальное воскресенье Пятая расцветает клумбами шляп. И чем они больше и неудобней, тем лучше, ибо природа шляпы – нонсенс. Не панама, не ушанка, не тюбетейка, шляпа нужна лишь потому, что она не нужна. Предмет постоянных неудобств, она всегда мешает и тем не дает о себе забыть. В сущности, шляпа – такой же инструмент цивилизации, как вилка или поцелуй. Причиняя неудобства и замедляя путь к цели, шляпа служит воспитанию чувств, меняет походку и учит манерам.
На параде, впрочем, о них мало заботятся: все пялятся друг на друга, бахвалясь красотой, остроумием и нелепостью своего головного убора. Одни обходятся забавными беретами, другие выстраивают на макушке небоскребы, третьи, принимая традицию всерьез, укутывают голову дорогой тафтой и пышной парчой. Но мне больше всего понравились встреченные на параде звери – кошка в наполеоновской треуголке, собака в шутовском колпаке и важный – в виду Пасхи – заяц, которого украшали только собственные уши.
Нью-Йорк – экуменическая столица, в которой отмечают и китайский Новый год, и еврейский, и персидский, и еще две дюжины религиозных торжеств. Это, однако, не значит, что религии делят город на секты, скорее наоборот – они объединяют ньюйоркцев, всегда готовых примазаться к чужому празднику. Здесь никого не удивляет, что мэр города итальянец Билл Де Блазио возглавляет зеленое шествие в честь святого Патрика, что немало белых пляшут в афроамериканскую Кванзу и что два главных дня традиционного календаря вместе с христианами отмечают иноверцы, язычники и агностики. При этом общие для всех Рождество и Пасха заметно отличаются в нюансах. Если первое стало праздником подарков, то вторая сохранила древний пафос обновления. Разница такая же, как между зимой и весной: в Рождество мы радуемся домашнему теплу, в Пасху – греемся на апрельском солнце, которое, как кажется собравшимся на веселом шляпном параде, ярче всего светит на Пятую авеню.
