Александр Генис: Начиная - вместе с американским прокатом - летний сезон, мы обсудим сегодня с ведущим “Кинообозрения” “АЧ” Андреем Загданским фильм, который одновременно вписывается в жанр летнего кино и опровергает его, “Побудь в моей шкуре”.
Андрей Загданский: “Побудь в моей шкуре” - картина, которая меня удивила и о которой я продолжаю думать.
Александр Генис: Вы знаете она удивила не только вас. Среди отзывов на этот фильм я прочитал, что это как “Мона Лиза” или “Звездная ночь” Ван Гога. А в другом месте я прочитал, что этот фильм наконец доказал, что режиссер Джонатан Глейзер, автор этой картины, единственный полноправный наследник Кубрика.
Андрей Загданский: Вы знаете, к Кубрику эта картина действительно имеет некоторое отношение, я к этому вернусь. Но я сейчас хочу сказать об удивлении. Что такое удивление? Это принципиальное качество, то, что меня опрокидывает в моем восприятии, то, к чему я не готов. Я не так давно посмотрел фильм “Голубой - самый теплый цвет”, фильм, который получил приз в Каннах в прошлом году. Он меня не удивил, он предсказуемый.
Александр Генис: Конечно, там две лесбиянки занимаются любовью полфильма, а вас это не удивило.
Андрей Загданский: Технические детали, конечно, меня удивили, потому что я был с ними не знаком. Мой предыдущий жизненный образ никоим образом меня к этому не подготовил. Но есть фильмы, которые двигаются как школьная задачка: дано, требуется доказать. Дано, требуется доказать, что развитие сексуальности этой девушки идет так-то и так-то, такова природа, такова реальность.
Александр Генис: Вы знаете, Редфорд однажды сказал: почему я затеял фестиваль “Санданс”? Не потому что я против Голливуда, я - за Голливуд, я и сам Голливуд. Я против того, что все голливудские фильмы делаются одинаково. Если вы можете сделать голливудский фильм, который не будет похож на голливудский фильм, то ради бога. Но для этого есть “Санданс”, чтобы сделать что-то непохожее. Самое страшное в искусстве - это штамп. И даже хороший штамп становится невыносимым, когда он повторяется так часто, как это бывает в Голливуде. Я очень хорошо понимаю его эмоцию.
Андрей Загданский: Итак, мы возвращаемся к фильму. Этот фильм еще тем интересен, что он максимально близок к сновидению. В нем есть та самая смещенная сновидческая реальность, параллельная реальность, которая оказывается очень цепкой, просто впивается в вас. Что происходит часто в фильмах? Вы посмотрели картину, вам она понравилась, вы были захвачены сюжетом, героями. Вы выходите, она растворяется, забывается мгновенно, как забывается сон, когда вы посмотрели в окно, так говорят. Но эта картина обладает какой-то особой цепкостью, она впивается в мое подсознание.
Александр Генис: Как кошмар, не просто сон, а кошмар.
Андрей Загданский: Да, как кошмар, но очень стилистически интересный, стилистически очень чистый кошмар. Смотрите, что происходит. Вообще это жанровая смесь - это триллер, научная фантастика, (поэтому правомочно сравнение с Кубриком) это социальная антиутопия стопроцентная и вполне радикальный аванград.
В главной роли, а главная роль тут единственная, - фатальная женщина, вамп, искусительница, которую играет Скарлетт Йохансон. Ее героиня курсирует по улицам шотландского города серым, туманным, дождливым вечером и ищет знакомства с мужчинами -молодыми, одинокими, некрасивыми, смущенными, не верящими своему шансу: им удалось подцепить такую женщину, такую невероятную супер-красотку.
Александр Генис: Тут я не могу не вмешаться. Дело в том, что когда снимали этот фильм, мужчины, которых заманивала Скарлетт, самая красивая женщина в Голливуде, наверное, сегодня, ничего не подозревали, это была наколка. Они думали, что действительно это произошло, так наконец-то им улыбнулась удача. И только потом им объясняли, что они оказались в кино. Так что их переживания были натуральными.
Андрей Загданский: Совершенно верно. Итак, она познакомилась с неизвестным ей до этого мужчиной, ведет его себе, они идут к ней. Идут в сопровождении навязчивой, завораживающей музыкальной темы. Замечательная гипнотическая музыка очень молодого композитора Мика Леви - запомните, это молодая женщина из Англии. Мы ждем чего-то эротического и кровавого, но вместо этого нам показывают одну из самых восхитительных гипнотических сцен аннигиляции, которые я видел в кино в своей жизни. Итак, героиня Скарлетт входит в дом, где, как мы полагаем, она живет. Сверкающая чернота, если чернота может сверкать, светящаяся Скарлетт скользит через эту черноту, сверкающий черный пол или черная поверхность. Она идет и раздевается, снимает блузу, снимает джинсы. Зачарованный пленник идет за ней по этому сверкающему черному полу или черной как смола поверхности. Она идет, он за ней, снимает рубашку, туфли, джинсы. Она идет всего лишь на несколько шагов впереди, он чуть сзади. Ноги его начинают исчезать в черной поверхности, и ноги, и бедра, и туловище.
Александр Генис: Мне это напоминает историю из пионерского лагеря, в это время уже все прячутся под одеяло от ужаса.
Андрей Загданский: Нет, вы не прячьтесь. Дело заключается в том, что в происходяшем есть какая-то особая восхитительная страшная-нестрашная нота, что замечательно. Это так красиво и так таинственно, так похоже на сон, что настоящего страха нет. Он опускается все глубже и глубже и исчезает где-то там в черной пропасти, за черным пространством. Ни кругов по черной воде, никаких традиционных штампов нет. Кинематографически это пять с плюсом. Когда его уже не станет, героиня Скарлетт равнодушно обернется, поднимает брошенную на пол блузу, джинсы, оденется и опять на охоту по улицам серого дождливого города.
Как вы уже, наверное, догадались, героиня Скарлетт - пришелец, она на Земле, в частности, в Шотландии на охоте. Что делают из жертв ее, я сейчас опущу, в книге, по которой поставлен фильм, есть более подробное описание. По всей видимости, из них делают очень вкусные мясные консервы, которые уходят куда-то в космос. И беда нашей пришелицы или пришельца, мы этого не знаем, что в какой-то момент ей или ему хочется стать человеком, хочется даже стать женщиной. Пришелица выпадает из роли охотника, она хочет слиться с этими некрасивыми, неприятными людьми, хочет даже съесть кусок огромного торта в ресторане. Пришелец испортился, программа дала сбой. Или, наоборот, помните фильм “Ангел над Берлином”? Ангел хочет стать человеком, падшим ангелом. Или как герой Николсона в “Профессия репортер” хочет начать другую жизнь, примерить другую шкуру, жить в другой коже. Так триллер превращается в историю одиночества и отчаяния, в обреченную попытку стать тем, кем ты не являешься и заплатить за это своей жизнью.
Александр Генис: Знаете, тут любопытно проследить за эволюцией центрального мотива в фильме, а именно - роль пришельца. Всегда со средних веков, и даже раньше, важга был тема “люди и демоны”. В наше время с возникновением научной фантастики эта тема изменилась: “люди и пришельцы”. Наверное, родоначальником этого сюжета является Уэллс и его “Война миров”. Помните, что марсиане делали с людьми? Они выпивали их кровь. А тут съедают их мясо.
Любопытно, что марсиане были пришельцами, с которыми нельзя было разговаривать, они были непостижимы, мы не имели к ним никакого отношения. Следующая этап в эволюция это мотива - роботы, Чапек написал свою пьесу “РУР”, где появляются роботы, современная вариация чудовища Франкенштейн. Теперь мы создали собственных пришельцев, которые уничтожают нас.
Следующий этап открыля восхитительная книга Джека Финнея, которого я считаю одного из величайших американских фантастов, “Вторжение похитителей тел”. По этой книге было сделано два фильма, и оба хороших. Один в 1956 году, другой в 1978 году. В чем там была проблема? В том, что пришельцы поселяются в наших телах и подменят их хозяев. Интересно, что в 1956 году пришельцы были коммунистами - это они меняли людей и во времена Маккарти они превращали нормальных американцев в ненормальных коммунистов. А в фильме 1978 года, когда про Маккарти все забыли, пришельцы были консерваторами, они были эткими республиканцами, которые меняли хороших демократических американцев на страшных консерваторов, условно говоря, сторонников вьетнамской войны.
Андрей Загданский: То есть на злобу дня.
Александр Генис: Но тема какая - волк в овечьей шкуре. Потом появился еще один пришелец - “Меланхолия” Фон Триера, где пришелец - это бездушная планета. Это - безразличный Космос, который уничтожает нас, не заметив, потому что у него нет души. Поэтому с ним тоже невозможно разговаривать. И вот появилась новая идея пришельца - пришелец-соблазнитель. В этом отношении, конечно, это довольно любопытный поворот, особенно, если соблазняет такая красавица, как Скарлетт Йохансон.
Андрей Загданский: Вы знаете, в вашу тему, которую вы очень точно развили - эволюция пришельцев, можно добавлять много фильмов. Я сейчас подумал о фильме “Человек-гризли” Герцога, когда наоборот человек хочет стать пришельцем и убежать от себя, стать медведем. Драма жизни этого сумасшедшего, который живет с медведями и говорит, что они нуждаются в защите на Аляске, где им никто никогда не угрожал, заключается в том, что ему скучно в своей человеческой шкуре, он хочет превратиться, сделать этот скачок в другое состояние жизни.
Александр Генис: Собственно, для этого мы ходим в кино.
Андрей Загданский: Совершенно верно.
Александр Генис: Андрей, скажите мне, пожалуйста, (я не видел фильма, к сожалению, но теперь уж точно побегу его смотреть), я прочитал, что самое интересное в этом фильме - эстетика, вне сюжета, который сам по себе очень увлекателен. Фильм красив просто потому, что он он красиво снят. И этим он сильно отличается от стандартных триллеров, где кино растворяется в сюжете.
Андрей Загданский: Его эстетическая сторона - принципиальное достижение в картине, это как бы главный момент. Есть фильмы литературы, есть фильмы драматургии, драмы, есть фильмы исследования характеров, наблюдения.
Александр Генис: То есть есть фильмы режиссерские, есть фильмы сценаристские, есть фильмы актерские.
Андрей Загданский: Одно не исключает другого, все эти определения.
Александр Генис: Но что-то может доминировать.
Андрей Загданский: Кино - это синтетическое искусство, извините за штамп, но так действительно есть. Есть еще и фильмы дизайна, фильмы принципиального визуального открытия, где визуальный и аудио-визиуальный мир является компонентом рассматривания. Вы видите картину, вы не знаете, почему эта абстрактная живопись вам нравится, а может быть вы не знаете, нравится она вам или нет. Но это пятно, эта линия привлекает ваше внимание, и смотрите, не отрывая глаз.
Александр Генис: То есть работает уже на подсознательном уровне, потому что вне сюжета идет другой сюжет, который построен именно на отвлеченном эстетическом впечатлении. Мне понравилась идея дизайнерского кино - это редко бывает, но бывает. Я помню фильм 1995 года “Ричард Третий” с Иэном Маккелленом, где все было построено только на дизайне. В начале фильма все было только деревянное, а потом все только железное. Мы понимаем, как диктатура работает, как она превращает органическое дерево в искусственный металл. Это было гениально придумано. Мы знаем сюжет Шекспира, но теперь еще и видим, как он разворачивается на заднем плане.
Андрей Загданский: Возвращаясь к дизайну, возвращаясь к принципиальным компонентам этого фильма. Он незабываем в сочетании звукового и визуального языка. Вот этот мужчина, который хотел ее, шел за ней обнаженный, висит в этом геле или в этой черноте, и он пытается коммуникировать, хотел что-то сказать, но его рот закрыт, он не может говорить под водой, он находится в состоянии жучка, который сейчас застынет. А потом вдруг он лопается и остается от него одна кожа, все внутренности исчезли. Совершенно завораживающий визуальный трюк. Он не столько страшный, но он визуально захватывает наше внимание. Интересно при этом, что природа и мир, все кругом совершенно восхитительно, Шотландия красивая, как ей и положено, зеленая, туманная, мох, зелень, вода, скалы, улицы. Люди только очень некрасивые. И восхитительная, прекрасная героиня.
Александр Генис: Но она пришелец, так что это не считается.
Андрей Загданский: Совершенно верно. Поэтому я говорю, что есть элементы антиутопии. Все мужчины, все люди очень некрасивые. Интересно, вот вы говорили, что это реальные люди, она знакомилась с ними на улице. Но это действительно так и сделано, потому что они специально для фильма придумали очень маленькие кинокамеры, которые прятали в разных местах. И это все снято скрытыми в полном смысле этого слова камерами. Таким образом игровая ситуация, Скарлетт Йохансон играет, провоцирует, эти мужчины, когда она их подцепливает, хочет с ним познакомиться, видно совершенно неподдельное состояние неверия своему шансу. Боже, что же происходит, как такая баба на меня свалилась? Сыграть это невозможно. Они сами какие-то мелкие, маленькие, еще говорят на своем чудовищном шотландском, непонятном нам языке. Такого целостность этого дизайна, этой удивительной концепции, которая остается с вами. Фильм этот, я предупреждаю, смотреть надо только на экране, как и всякий фильм, о котором я говорю в нашей передаче. Я бы с удовольствием пошел бы посмотрел еще раз. Впрочем, отдаю себе отчет, что если смотреть его в кинотеатре, то надо смириться с тем, что будут люди, которые будут выходить - это не для всех.
Александр Генис: Андрей, этот фильм открывает наше лето. Можно его причислить к летнему кино?
Андрей Загданский: Я бы не сказал - это все-таки демисезонная картина, когда от зимы переходят к лету. Это фильм артхаузного направления, как я не люблю этот стереотип, но это картина для избранных и для знатоков кино.
Андрей Загданский: “Побудь в моей шкуре” - картина, которая меня удивила и о которой я продолжаю думать.
Александр Генис: Вы знаете она удивила не только вас. Среди отзывов на этот фильм я прочитал, что это как “Мона Лиза” или “Звездная ночь” Ван Гога. А в другом месте я прочитал, что этот фильм наконец доказал, что режиссер Джонатан Глейзер, автор этой картины, единственный полноправный наследник Кубрика.
Андрей Загданский: Вы знаете, к Кубрику эта картина действительно имеет некоторое отношение, я к этому вернусь. Но я сейчас хочу сказать об удивлении. Что такое удивление? Это принципиальное качество, то, что меня опрокидывает в моем восприятии, то, к чему я не готов. Я не так давно посмотрел фильм “Голубой - самый теплый цвет”, фильм, который получил приз в Каннах в прошлом году. Он меня не удивил, он предсказуемый.
Александр Генис: Конечно, там две лесбиянки занимаются любовью полфильма, а вас это не удивило.
Андрей Загданский: Технические детали, конечно, меня удивили, потому что я был с ними не знаком. Мой предыдущий жизненный образ никоим образом меня к этому не подготовил. Но есть фильмы, которые двигаются как школьная задачка: дано, требуется доказать. Дано, требуется доказать, что развитие сексуальности этой девушки идет так-то и так-то, такова природа, такова реальность.
Александр Генис: Вы знаете, Редфорд однажды сказал: почему я затеял фестиваль “Санданс”? Не потому что я против Голливуда, я - за Голливуд, я и сам Голливуд. Я против того, что все голливудские фильмы делаются одинаково. Если вы можете сделать голливудский фильм, который не будет похож на голливудский фильм, то ради бога. Но для этого есть “Санданс”, чтобы сделать что-то непохожее. Самое страшное в искусстве - это штамп. И даже хороший штамп становится невыносимым, когда он повторяется так часто, как это бывает в Голливуде. Я очень хорошо понимаю его эмоцию.
Андрей Загданский: Итак, мы возвращаемся к фильму. Этот фильм еще тем интересен, что он максимально близок к сновидению. В нем есть та самая смещенная сновидческая реальность, параллельная реальность, которая оказывается очень цепкой, просто впивается в вас. Что происходит часто в фильмах? Вы посмотрели картину, вам она понравилась, вы были захвачены сюжетом, героями. Вы выходите, она растворяется, забывается мгновенно, как забывается сон, когда вы посмотрели в окно, так говорят. Но эта картина обладает какой-то особой цепкостью, она впивается в мое подсознание.
Александр Генис: Как кошмар, не просто сон, а кошмар.
Андрей Загданский: Да, как кошмар, но очень стилистически интересный, стилистически очень чистый кошмар. Смотрите, что происходит. Вообще это жанровая смесь - это триллер, научная фантастика, (поэтому правомочно сравнение с Кубриком) это социальная антиутопия стопроцентная и вполне радикальный аванград.
В главной роли, а главная роль тут единственная, - фатальная женщина, вамп, искусительница, которую играет Скарлетт Йохансон. Ее героиня курсирует по улицам шотландского города серым, туманным, дождливым вечером и ищет знакомства с мужчинами -молодыми, одинокими, некрасивыми, смущенными, не верящими своему шансу: им удалось подцепить такую женщину, такую невероятную супер-красотку.
Александр Генис: Тут я не могу не вмешаться. Дело в том, что когда снимали этот фильм, мужчины, которых заманивала Скарлетт, самая красивая женщина в Голливуде, наверное, сегодня, ничего не подозревали, это была наколка. Они думали, что действительно это произошло, так наконец-то им улыбнулась удача. И только потом им объясняли, что они оказались в кино. Так что их переживания были натуральными.
Андрей Загданский: Совершенно верно. Итак, она познакомилась с неизвестным ей до этого мужчиной, ведет его себе, они идут к ней. Идут в сопровождении навязчивой, завораживающей музыкальной темы. Замечательная гипнотическая музыка очень молодого композитора Мика Леви - запомните, это молодая женщина из Англии. Мы ждем чего-то эротического и кровавого, но вместо этого нам показывают одну из самых восхитительных гипнотических сцен аннигиляции, которые я видел в кино в своей жизни. Итак, героиня Скарлетт входит в дом, где, как мы полагаем, она живет. Сверкающая чернота, если чернота может сверкать, светящаяся Скарлетт скользит через эту черноту, сверкающий черный пол или черная поверхность. Она идет и раздевается, снимает блузу, снимает джинсы. Зачарованный пленник идет за ней по этому сверкающему черному полу или черной как смола поверхности. Она идет, он за ней, снимает рубашку, туфли, джинсы. Она идет всего лишь на несколько шагов впереди, он чуть сзади. Ноги его начинают исчезать в черной поверхности, и ноги, и бедра, и туловище.
Александр Генис: Мне это напоминает историю из пионерского лагеря, в это время уже все прячутся под одеяло от ужаса.
Андрей Загданский: Нет, вы не прячьтесь. Дело заключается в том, что в происходяшем есть какая-то особая восхитительная страшная-нестрашная нота, что замечательно. Это так красиво и так таинственно, так похоже на сон, что настоящего страха нет. Он опускается все глубже и глубже и исчезает где-то там в черной пропасти, за черным пространством. Ни кругов по черной воде, никаких традиционных штампов нет. Кинематографически это пять с плюсом. Когда его уже не станет, героиня Скарлетт равнодушно обернется, поднимает брошенную на пол блузу, джинсы, оденется и опять на охоту по улицам серого дождливого города.
Как вы уже, наверное, догадались, героиня Скарлетт - пришелец, она на Земле, в частности, в Шотландии на охоте. Что делают из жертв ее, я сейчас опущу, в книге, по которой поставлен фильм, есть более подробное описание. По всей видимости, из них делают очень вкусные мясные консервы, которые уходят куда-то в космос. И беда нашей пришелицы или пришельца, мы этого не знаем, что в какой-то момент ей или ему хочется стать человеком, хочется даже стать женщиной. Пришелица выпадает из роли охотника, она хочет слиться с этими некрасивыми, неприятными людьми, хочет даже съесть кусок огромного торта в ресторане. Пришелец испортился, программа дала сбой. Или, наоборот, помните фильм “Ангел над Берлином”? Ангел хочет стать человеком, падшим ангелом. Или как герой Николсона в “Профессия репортер” хочет начать другую жизнь, примерить другую шкуру, жить в другой коже. Так триллер превращается в историю одиночества и отчаяния, в обреченную попытку стать тем, кем ты не являешься и заплатить за это своей жизнью.
Александр Генис: Знаете, тут любопытно проследить за эволюцией центрального мотива в фильме, а именно - роль пришельца. Всегда со средних веков, и даже раньше, важга был тема “люди и демоны”. В наше время с возникновением научной фантастики эта тема изменилась: “люди и пришельцы”. Наверное, родоначальником этого сюжета является Уэллс и его “Война миров”. Помните, что марсиане делали с людьми? Они выпивали их кровь. А тут съедают их мясо.
Любопытно, что марсиане были пришельцами, с которыми нельзя было разговаривать, они были непостижимы, мы не имели к ним никакого отношения. Следующая этап в эволюция это мотива - роботы, Чапек написал свою пьесу “РУР”, где появляются роботы, современная вариация чудовища Франкенштейн. Теперь мы создали собственных пришельцев, которые уничтожают нас.
Следующий этап открыля восхитительная книга Джека Финнея, которого я считаю одного из величайших американских фантастов, “Вторжение похитителей тел”. По этой книге было сделано два фильма, и оба хороших. Один в 1956 году, другой в 1978 году. В чем там была проблема? В том, что пришельцы поселяются в наших телах и подменят их хозяев. Интересно, что в 1956 году пришельцы были коммунистами - это они меняли людей и во времена Маккарти они превращали нормальных американцев в ненормальных коммунистов. А в фильме 1978 года, когда про Маккарти все забыли, пришельцы были консерваторами, они были эткими республиканцами, которые меняли хороших демократических американцев на страшных консерваторов, условно говоря, сторонников вьетнамской войны.
Андрей Загданский: То есть на злобу дня.
Александр Генис: Но тема какая - волк в овечьей шкуре. Потом появился еще один пришелец - “Меланхолия” Фон Триера, где пришелец - это бездушная планета. Это - безразличный Космос, который уничтожает нас, не заметив, потому что у него нет души. Поэтому с ним тоже невозможно разговаривать. И вот появилась новая идея пришельца - пришелец-соблазнитель. В этом отношении, конечно, это довольно любопытный поворот, особенно, если соблазняет такая красавица, как Скарлетт Йохансон.
Андрей Загданский: Вы знаете, в вашу тему, которую вы очень точно развили - эволюция пришельцев, можно добавлять много фильмов. Я сейчас подумал о фильме “Человек-гризли” Герцога, когда наоборот человек хочет стать пришельцем и убежать от себя, стать медведем. Драма жизни этого сумасшедшего, который живет с медведями и говорит, что они нуждаются в защите на Аляске, где им никто никогда не угрожал, заключается в том, что ему скучно в своей человеческой шкуре, он хочет превратиться, сделать этот скачок в другое состояние жизни.
Александр Генис: Собственно, для этого мы ходим в кино.
Андрей Загданский: Совершенно верно.
Александр Генис: Андрей, скажите мне, пожалуйста, (я не видел фильма, к сожалению, но теперь уж точно побегу его смотреть), я прочитал, что самое интересное в этом фильме - эстетика, вне сюжета, который сам по себе очень увлекателен. Фильм красив просто потому, что он он красиво снят. И этим он сильно отличается от стандартных триллеров, где кино растворяется в сюжете.
Андрей Загданский: Его эстетическая сторона - принципиальное достижение в картине, это как бы главный момент. Есть фильмы литературы, есть фильмы драматургии, драмы, есть фильмы исследования характеров, наблюдения.
Александр Генис: То есть есть фильмы режиссерские, есть фильмы сценаристские, есть фильмы актерские.
Андрей Загданский: Одно не исключает другого, все эти определения.
Александр Генис: Но что-то может доминировать.
Андрей Загданский: Кино - это синтетическое искусство, извините за штамп, но так действительно есть. Есть еще и фильмы дизайна, фильмы принципиального визуального открытия, где визуальный и аудио-визиуальный мир является компонентом рассматривания. Вы видите картину, вы не знаете, почему эта абстрактная живопись вам нравится, а может быть вы не знаете, нравится она вам или нет. Но это пятно, эта линия привлекает ваше внимание, и смотрите, не отрывая глаз.
Александр Генис: То есть работает уже на подсознательном уровне, потому что вне сюжета идет другой сюжет, который построен именно на отвлеченном эстетическом впечатлении. Мне понравилась идея дизайнерского кино - это редко бывает, но бывает. Я помню фильм 1995 года “Ричард Третий” с Иэном Маккелленом, где все было построено только на дизайне. В начале фильма все было только деревянное, а потом все только железное. Мы понимаем, как диктатура работает, как она превращает органическое дерево в искусственный металл. Это было гениально придумано. Мы знаем сюжет Шекспира, но теперь еще и видим, как он разворачивается на заднем плане.
Андрей Загданский: Возвращаясь к дизайну, возвращаясь к принципиальным компонентам этого фильма. Он незабываем в сочетании звукового и визуального языка. Вот этот мужчина, который хотел ее, шел за ней обнаженный, висит в этом геле или в этой черноте, и он пытается коммуникировать, хотел что-то сказать, но его рот закрыт, он не может говорить под водой, он находится в состоянии жучка, который сейчас застынет. А потом вдруг он лопается и остается от него одна кожа, все внутренности исчезли. Совершенно завораживающий визуальный трюк. Он не столько страшный, но он визуально захватывает наше внимание. Интересно при этом, что природа и мир, все кругом совершенно восхитительно, Шотландия красивая, как ей и положено, зеленая, туманная, мох, зелень, вода, скалы, улицы. Люди только очень некрасивые. И восхитительная, прекрасная героиня.
Александр Генис: Но она пришелец, так что это не считается.
Андрей Загданский: Совершенно верно. Поэтому я говорю, что есть элементы антиутопии. Все мужчины, все люди очень некрасивые. Интересно, вот вы говорили, что это реальные люди, она знакомилась с ними на улице. Но это действительно так и сделано, потому что они специально для фильма придумали очень маленькие кинокамеры, которые прятали в разных местах. И это все снято скрытыми в полном смысле этого слова камерами. Таким образом игровая ситуация, Скарлетт Йохансон играет, провоцирует, эти мужчины, когда она их подцепливает, хочет с ним познакомиться, видно совершенно неподдельное состояние неверия своему шансу. Боже, что же происходит, как такая баба на меня свалилась? Сыграть это невозможно. Они сами какие-то мелкие, маленькие, еще говорят на своем чудовищном шотландском, непонятном нам языке. Такого целостность этого дизайна, этой удивительной концепции, которая остается с вами. Фильм этот, я предупреждаю, смотреть надо только на экране, как и всякий фильм, о котором я говорю в нашей передаче. Я бы с удовольствием пошел бы посмотрел еще раз. Впрочем, отдаю себе отчет, что если смотреть его в кинотеатре, то надо смириться с тем, что будут люди, которые будут выходить - это не для всех.
Александр Генис: Андрей, этот фильм открывает наше лето. Можно его причислить к летнему кино?
Андрей Загданский: Я бы не сказал - это все-таки демисезонная картина, когда от зимы переходят к лету. Это фильм артхаузного направления, как я не люблю этот стереотип, но это картина для избранных и для знатоков кино.
