Александр Генис: В сегодняшнем выпуске “Кинообозрения” ведущий этой рубрики режиссер документального кино Андрей Загданский представит необычный фильм, рассказывающий о том, как Америка открыла одного из своих самых талантливых портретистов.
Андрей Загданский: О Вивиан Майер, фотографе из Чикаго я услышал несколько лет назад, когда кто-то из друзей прислал мне ссылку на ее работы, то, что было опубликовано в интернете. И я был впечатлен и качеством фотографий, и не меньше самой историей. Это - няня из Европы, которая жила в нескольких семьях в Чикаго, ухаживала за детьми, а в свободное время делали блестящие фотографии. Потом я узнал чуть больше, и это уже напоминает классическую американскую байку о шедевре, купленном на гараж-сейле за 10 долларов. Вы знаете о них, вы сами когда-то писали.
Александр Генис: Это мечта каждого человека на блошином рынке купить за бесценок великую картину. Мне рассказывали, я не знаю, правда это или нет, что ассоциация владельцев блошиных рынков в Америке, есть такая ассоциация, запустили подлинную, но никому неизвестную картину Делакруа, зная, что она стоит один миллион долларов. Они пустили ее в оборот за бесценок, чтобы все знали, что где-то ходит такая картина. И после этого число посетителей блошиных рынков выросло в сто раз.
Андрей Загданский: Во всяком случае, такие истории в Америке любят. Вот в Чикаго некто Джон Малуф, совсем молодой человек, покупает на аукционе за триста с чем-то долларов коробку с негативами Вивиан Майер и делает такое открытие.
Александр Генис: 400 долларов он заплатил за коробку.
Андрей Загданский: 340, по-моему. Теперь уже появляются выставки фотографий Вивиан Майер в Лос-Анджелесе, в Чикаго, люди начинают покупать ее отпечатки, отнюдь не дешевые постеры, не плакатики, а отпечатки. Возникает шум. Потом была кампания на «Кикстартере», которую я очень хорошо помню, потому что следил за ней, все тот же Джон Малуф с партнером собирали деньги на документальный фильм о Вивиан Майер. Кампания у них была исключительно успешная, они вначале хотели собрать 20 тысяч, а собрали сто тысяч. И вот теперь фильм. К замечательным фотографиям добавилась история человека за снимками, странная, загадочная история с темными углами, с темными комнатами и необъяснимыми, загадочными провалами, что делает эту историю еще интереснее.
Сначала считалось, что Вивиан приехала из Франции. Нет, выясняется, что она родилась в Нью-Йорке в 1926 году. Тогда откуда французский акцент, небольшой, почти изжитый, но все же французский акцент? Оказывается, это был фальшивый акцент, поддельный, утверждает специалист по французскому языку, которого свела жизнь с Вивиан.
- Кто вы? - как-то спрашивает он ее.
-Я как бы шпион, - отвечает Вивиан.
И действительно, записные книжки и магнитофонные записи, которые остались после Вивиан, говорят, что она постоянно наблюдала за людьми, за их поведением, за репликами, но главное — фотографии, сто тысяч негативов, многие тысячи не проявленных, большинство уличные снимки. Называть это хобби у меня не получается, сто тысяч негативов как-то многовато для хобби. И делала она эти снимки не в свободное время, как считалось, в выходные дни, когда она выходила погулять в город, нет, а постоянно, всегда, она не расставалась со своим фотоаппаратом. И какие снимки, какая наблюдательность, какой интересный контакт с объектом, очень близкий, очень интимный.
Вивиан работала, очень интересная деталь, с одной и той же камерой, на которой тогда, да и сейчас тоже, не было длиннофокусной оптики. То есть для того, чтобы снять крупный портрет на улице, нужно было стоять реально близко к человеку. Устройство камеры таково, что фотограф смотрит не через видоискатель, а вниз, в шахту, где на стекле проецируется объект съемки. Поэтому зачастую фотограф может смотреть на объект съемки напрямую и делать снимок так и тогда, когда объект и фотограф встречаются глазами. Это совершенно особое фотографическое мгновение. Этот контакт, этот взгляд глаза в глаза человека, который смотрит на фотографа, обладает особой откровенностью, особой мгновенностью, важнейшая деталь фотографии.
Александр Генис: Это очень интересно, вы мне объяснили, чего я не понял. Но разглядывая ее фотографии, я заметел одно: эти снимки требуют невероятной интенсивности от фотографа, не от модели, а от фотографа. Каждая фотография — драма, и необязательно эта драма сосредотчена, как обычно, на глазах модели. Ведь когда мы видим глаза человека, то это уже контакт с ним. Между тем, одна из ее дивных фотографий, я считаю, что это абсолютный шедевр, цветной снимок, обычно ее фотографии черно-белые, но этот - цветной. Дама в красном пальто, мы не видим ни ног, ни шеи, только спину, но за спиной у нее руки, сжатые в кулак с изломанными пальцами. Мы понимаем, что происходит что-то трагическое, немой кризис, диалог пальцев. Что-то происходит с ней, но она не показывает виду. А наш фотограф стоит со спины и видит изнанку жизни. Вот эта изнанка жизни проявляется на всех фотографиях. Их сразу отличишь, в них видно что-то драматическое. Она снимала в 1950-60 годы в Чикаго и Нью-Йорке, на снимках нет никакого кризиса. Это не война, это не Капа, который делал фронтовые съемки, но интенсивность та же — это жизнь в окопах, это люди, которые не улыбается, вы заметили? Аведон, великий наш фотограф, сказал: “Никогда не делайте портреты улыбающихсялюдей, это удавалось только Леонарду да Винчи в «Моне Лизе», и то неизвестно, улыбается она или нет”.
Вот и Вивиан Майер фотограф такого типа. Интересны ее автопортреты — точно такая же драма, ибо она снимает себя в отражении - то в витрине, то в зеркале каком-то непонятном, например, зеркале парикмахера, который ее, видимо, причесывает. И особенно интересны ее фотографии, где она снимает собственную тень. Сразу получается триллер. Все это имеет, по-моему, прямое отношение к ее судьбе, потому что судьба ее тоже триллер.
Андрей Загданский: Саша, вы абсолютно правы. Потому что фотографии с тенью, по всей видимости, должны нам что-то дополнительное открывать в этом человеке. Это она скрывалась, мне кажется. Почему? Почему она вообще работала няней? Есть масса доказательств в фильме, свидетельств того, что она вполне отдавала себе отчет, что она профессиональный фотограф, у нее даже в какой-то момент была попытка печатать свои фотографии за границей, во Франции, в частности, пейзажи. Нет, не пошло это дело, она складывала их в коробку и все. Может быть она выбрала работу няни потому, что это давало ей возможность не думать о крове насущном. Она уехала из Нью-Йорка, она бежала в другой город, жила в Чикаго. Она жила в тех домах, где были маленькие дети, за которыми ухаживала, и одновременно с этим занималась фотографией. То есть то, что называется, она приняла другой образ, другую личину, другой характер жизни.
Александр Генис: Тщательно сохраняла свою тайную страсть, потому что первое, что она требовала...
Андрей Загданский: … чтобы никто не входил к ней в комнату.
Александр Генис: Чтобы поставили замок, чтобы ее комната была ее убежищем.
Андрей Загданский: Я смотрел фильм и думал: фотография была ее прошлой жизнью, которую она принесла с собой в Чикаго, в жизнь няни, или это была ее третья жизнь, третья идентификация, которую она освоила, - этого мы не знаем.
Важна еще одна деталь: она отнюдь не была идеальной няней. В фильме очень много ее бывших воспитанников, и они говорят об очень странной женщине. Няня, которая заставила есть одну из своих воспитанниц-девочек, запихивала ей еду в рот и душила девочку до тех пор, пока она не проглотит кусок. Та еще няня, правда? Умирает Вивиан в 2009 году в Чикаго, в абсолютном одиночестве. Двое ее бывших воспитанников снимали ей квартиру, ни денег, ни сбережений, ни пенсии, ничего.
Один из авторов фильма, тот самый Джон Малуф, который нашел ее фотографии, говорит: «Если бы я мог отдать ей деньги. Если бы я только мог отдать ей деньги», которые, по всей видимости, он зарабатывает, продавая отпечатки ее фотографий, выставляя ее работы, которые пользуются сейчас огромным успехом. Полюбопытствуйте сами, любой из наших слушателей может посмотреть Гугл и увидеть, какое количество альбомов фотографий Вивиан продается во всем мире.
Фильм заканчивается по-другому, но я закончу эту историю иначе. Вивиан - странная женщина, и я хочу один из эпизодов фильма перенести в конец. Та самая девочка, которую Вивиан кормила силой, вспоминает, как Вивиан брала ее на прогулку, не больше не меньше, как на чикагскую бойню. Хорошее место, чтобы гулять с детьми! И вот прибывал состав с овцами, овец уводили на бойню, а потом из вагона вытаскивали тех овец, которые погибли в давке в вагоне. «Так я впервые увидела смерть», - говорит эта женщина, которая была еще ребенком. «И вот теперь смотрите», - показывает она на свой двор, и во дворе у нее гуляют овцы. Вот такая странная загадочная история Вивиан Майер, которая переломилась в этих гуляющих овцах.
Александр Генис: Даром не прошло все это.
Андрей Загданский: Не прошло. Но вы знаете, что интересно, что эти темные углы, темные комнаты ее сознания каким-то образом проявлялись и в фотографии.
Александр Генис: Я верю в то, что искусство, настоящее искусство на нас действует больше всего тогда, когда в произведении все как в жизни, но есть небольшой сдвиг. Если сдвиг большой, скажем, абстрактная картина, то она может нам нравиться, может не нравиться, но много таких картин никому не нужно. Но если сдвиг небольшой, как у Шагала — то же самое, но все летают, то нам уже гораздо труднее от этого отказаться. Фотографии Вивиьен, у которых нет ничего сюрреалистического, тут нет никаких странных ракурсов, которые так любили формалисты в 1920-е годы, тут нет никаких цветов психоделических, которые так любили в 1960-е годы.
Андрей Загданский: Она работала в классическом направлении.
Александр Генис: Что же делает магнетическими эти снимки? Пристальность взгляда. Достаточно интенсивно посмотреть на что угодно, и мы открываем вторую реальность, второе дно проступает сквозь реальность. И вот это второе дно, видимо, было у автора этих фотографий.
Андрей Загданский: Но нужно обладать этой интенсивностью взгляда.
Александр Генис: И нужно уметь найти тот момент, когда интенсивность прорывается на пленку.
Андрей Загданский: О Вивиан Майер, фотографе из Чикаго я услышал несколько лет назад, когда кто-то из друзей прислал мне ссылку на ее работы, то, что было опубликовано в интернете. И я был впечатлен и качеством фотографий, и не меньше самой историей. Это - няня из Европы, которая жила в нескольких семьях в Чикаго, ухаживала за детьми, а в свободное время делали блестящие фотографии. Потом я узнал чуть больше, и это уже напоминает классическую американскую байку о шедевре, купленном на гараж-сейле за 10 долларов. Вы знаете о них, вы сами когда-то писали.
Александр Генис: Это мечта каждого человека на блошином рынке купить за бесценок великую картину. Мне рассказывали, я не знаю, правда это или нет, что ассоциация владельцев блошиных рынков в Америке, есть такая ассоциация, запустили подлинную, но никому неизвестную картину Делакруа, зная, что она стоит один миллион долларов. Они пустили ее в оборот за бесценок, чтобы все знали, что где-то ходит такая картина. И после этого число посетителей блошиных рынков выросло в сто раз.
Андрей Загданский: Во всяком случае, такие истории в Америке любят. Вот в Чикаго некто Джон Малуф, совсем молодой человек, покупает на аукционе за триста с чем-то долларов коробку с негативами Вивиан Майер и делает такое открытие.
Александр Генис: 400 долларов он заплатил за коробку.
Андрей Загданский: 340, по-моему. Теперь уже появляются выставки фотографий Вивиан Майер в Лос-Анджелесе, в Чикаго, люди начинают покупать ее отпечатки, отнюдь не дешевые постеры, не плакатики, а отпечатки. Возникает шум. Потом была кампания на «Кикстартере», которую я очень хорошо помню, потому что следил за ней, все тот же Джон Малуф с партнером собирали деньги на документальный фильм о Вивиан Майер. Кампания у них была исключительно успешная, они вначале хотели собрать 20 тысяч, а собрали сто тысяч. И вот теперь фильм. К замечательным фотографиям добавилась история человека за снимками, странная, загадочная история с темными углами, с темными комнатами и необъяснимыми, загадочными провалами, что делает эту историю еще интереснее.
Сначала считалось, что Вивиан приехала из Франции. Нет, выясняется, что она родилась в Нью-Йорке в 1926 году. Тогда откуда французский акцент, небольшой, почти изжитый, но все же французский акцент? Оказывается, это был фальшивый акцент, поддельный, утверждает специалист по французскому языку, которого свела жизнь с Вивиан.
- Кто вы? - как-то спрашивает он ее.
-Я как бы шпион, - отвечает Вивиан.
И действительно, записные книжки и магнитофонные записи, которые остались после Вивиан, говорят, что она постоянно наблюдала за людьми, за их поведением, за репликами, но главное — фотографии, сто тысяч негативов, многие тысячи не проявленных, большинство уличные снимки. Называть это хобби у меня не получается, сто тысяч негативов как-то многовато для хобби. И делала она эти снимки не в свободное время, как считалось, в выходные дни, когда она выходила погулять в город, нет, а постоянно, всегда, она не расставалась со своим фотоаппаратом. И какие снимки, какая наблюдательность, какой интересный контакт с объектом, очень близкий, очень интимный.
Вивиан работала, очень интересная деталь, с одной и той же камерой, на которой тогда, да и сейчас тоже, не было длиннофокусной оптики. То есть для того, чтобы снять крупный портрет на улице, нужно было стоять реально близко к человеку. Устройство камеры таково, что фотограф смотрит не через видоискатель, а вниз, в шахту, где на стекле проецируется объект съемки. Поэтому зачастую фотограф может смотреть на объект съемки напрямую и делать снимок так и тогда, когда объект и фотограф встречаются глазами. Это совершенно особое фотографическое мгновение. Этот контакт, этот взгляд глаза в глаза человека, который смотрит на фотографа, обладает особой откровенностью, особой мгновенностью, важнейшая деталь фотографии.
Александр Генис: Это очень интересно, вы мне объяснили, чего я не понял. Но разглядывая ее фотографии, я заметел одно: эти снимки требуют невероятной интенсивности от фотографа, не от модели, а от фотографа. Каждая фотография — драма, и необязательно эта драма сосредотчена, как обычно, на глазах модели. Ведь когда мы видим глаза человека, то это уже контакт с ним. Между тем, одна из ее дивных фотографий, я считаю, что это абсолютный шедевр, цветной снимок, обычно ее фотографии черно-белые, но этот - цветной. Дама в красном пальто, мы не видим ни ног, ни шеи, только спину, но за спиной у нее руки, сжатые в кулак с изломанными пальцами. Мы понимаем, что происходит что-то трагическое, немой кризис, диалог пальцев. Что-то происходит с ней, но она не показывает виду. А наш фотограф стоит со спины и видит изнанку жизни. Вот эта изнанка жизни проявляется на всех фотографиях. Их сразу отличишь, в них видно что-то драматическое. Она снимала в 1950-60 годы в Чикаго и Нью-Йорке, на снимках нет никакого кризиса. Это не война, это не Капа, который делал фронтовые съемки, но интенсивность та же — это жизнь в окопах, это люди, которые не улыбается, вы заметили? Аведон, великий наш фотограф, сказал: “Никогда не делайте портреты улыбающихсялюдей, это удавалось только Леонарду да Винчи в «Моне Лизе», и то неизвестно, улыбается она или нет”.
Вот и Вивиан Майер фотограф такого типа. Интересны ее автопортреты — точно такая же драма, ибо она снимает себя в отражении - то в витрине, то в зеркале каком-то непонятном, например, зеркале парикмахера, который ее, видимо, причесывает. И особенно интересны ее фотографии, где она снимает собственную тень. Сразу получается триллер. Все это имеет, по-моему, прямое отношение к ее судьбе, потому что судьба ее тоже триллер.
Андрей Загданский: Саша, вы абсолютно правы. Потому что фотографии с тенью, по всей видимости, должны нам что-то дополнительное открывать в этом человеке. Это она скрывалась, мне кажется. Почему? Почему она вообще работала няней? Есть масса доказательств в фильме, свидетельств того, что она вполне отдавала себе отчет, что она профессиональный фотограф, у нее даже в какой-то момент была попытка печатать свои фотографии за границей, во Франции, в частности, пейзажи. Нет, не пошло это дело, она складывала их в коробку и все. Может быть она выбрала работу няни потому, что это давало ей возможность не думать о крове насущном. Она уехала из Нью-Йорка, она бежала в другой город, жила в Чикаго. Она жила в тех домах, где были маленькие дети, за которыми ухаживала, и одновременно с этим занималась фотографией. То есть то, что называется, она приняла другой образ, другую личину, другой характер жизни.
Александр Генис: Тщательно сохраняла свою тайную страсть, потому что первое, что она требовала...
Андрей Загданский: … чтобы никто не входил к ней в комнату.
Александр Генис: Чтобы поставили замок, чтобы ее комната была ее убежищем.
Андрей Загданский: Я смотрел фильм и думал: фотография была ее прошлой жизнью, которую она принесла с собой в Чикаго, в жизнь няни, или это была ее третья жизнь, третья идентификация, которую она освоила, - этого мы не знаем.
Важна еще одна деталь: она отнюдь не была идеальной няней. В фильме очень много ее бывших воспитанников, и они говорят об очень странной женщине. Няня, которая заставила есть одну из своих воспитанниц-девочек, запихивала ей еду в рот и душила девочку до тех пор, пока она не проглотит кусок. Та еще няня, правда? Умирает Вивиан в 2009 году в Чикаго, в абсолютном одиночестве. Двое ее бывших воспитанников снимали ей квартиру, ни денег, ни сбережений, ни пенсии, ничего.
Один из авторов фильма, тот самый Джон Малуф, который нашел ее фотографии, говорит: «Если бы я мог отдать ей деньги. Если бы я только мог отдать ей деньги», которые, по всей видимости, он зарабатывает, продавая отпечатки ее фотографий, выставляя ее работы, которые пользуются сейчас огромным успехом. Полюбопытствуйте сами, любой из наших слушателей может посмотреть Гугл и увидеть, какое количество альбомов фотографий Вивиан продается во всем мире.
Фильм заканчивается по-другому, но я закончу эту историю иначе. Вивиан - странная женщина, и я хочу один из эпизодов фильма перенести в конец. Та самая девочка, которую Вивиан кормила силой, вспоминает, как Вивиан брала ее на прогулку, не больше не меньше, как на чикагскую бойню. Хорошее место, чтобы гулять с детьми! И вот прибывал состав с овцами, овец уводили на бойню, а потом из вагона вытаскивали тех овец, которые погибли в давке в вагоне. «Так я впервые увидела смерть», - говорит эта женщина, которая была еще ребенком. «И вот теперь смотрите», - показывает она на свой двор, и во дворе у нее гуляют овцы. Вот такая странная загадочная история Вивиан Майер, которая переломилась в этих гуляющих овцах.
Александр Генис: Даром не прошло все это.
Андрей Загданский: Не прошло. Но вы знаете, что интересно, что эти темные углы, темные комнаты ее сознания каким-то образом проявлялись и в фотографии.
Александр Генис: Я верю в то, что искусство, настоящее искусство на нас действует больше всего тогда, когда в произведении все как в жизни, но есть небольшой сдвиг. Если сдвиг большой, скажем, абстрактная картина, то она может нам нравиться, может не нравиться, но много таких картин никому не нужно. Но если сдвиг небольшой, как у Шагала — то же самое, но все летают, то нам уже гораздо труднее от этого отказаться. Фотографии Вивиьен, у которых нет ничего сюрреалистического, тут нет никаких странных ракурсов, которые так любили формалисты в 1920-е годы, тут нет никаких цветов психоделических, которые так любили в 1960-е годы.
Андрей Загданский: Она работала в классическом направлении.
Александр Генис: Что же делает магнетическими эти снимки? Пристальность взгляда. Достаточно интенсивно посмотреть на что угодно, и мы открываем вторую реальность, второе дно проступает сквозь реальность. И вот это второе дно, видимо, было у автора этих фотографий.
Андрей Загданский: Но нужно обладать этой интенсивностью взгляда.
Александр Генис: И нужно уметь найти тот момент, когда интенсивность прорывается на пленку.
