Вручение призов Европейской киноакадемии завершилось победой польской картины "Ида" режиссера Павла Павликовского, признанной лучшим фильмом и награжденной за режиссуру, сценарий и операторскую работу. Если представить содержание "Иды" как систему координат, то пространственными координатами в ней будут христианство, тоталитаризм и "еврейский вопрос". Да и сама черно-белая ретродрама словно находится в точке пересечения гражданских высказываний Анджея Вайды и религиозных исканий Кшиштофа Кесьлевского.
Действие происходит в Польше в начале 60-х годов. Сиротка Анна (Агата Тшебуховская – огромные глаза, ямочка на подбородке, густые рыжие волосы, пускай фильм и черно-белый, она даже и не актриса, просто студентка) завершает свое пребывание в монастырском приюте. Единственный известный родственник – тетка Ванда, но она не подает вестей. В общем, перед девушкой одна дорога – пострижение в монахини. Но необходимо согласие родственников, то есть этой самой тети.
Женщина оказывается "Кровавой" Вандой (запоминающаяся работа Агаты Кулеши) – прокурором на процессах начала 50-х годов, когда на скамью подсудимых попадали не столько пособники немецких оккупантов, сколько противники СССР. На момент действия Ванда служит народным судьей, крепко пьет, одинока и несчастна. Собственно, и узнает зритель о ее неприкосновенной должности, когда милиционеры вытаскивают из придорожных кустов машину с перебравшей Вандой и препровождают ее на вынужденный ночлег в отделение с почестями и предосторожностями.
Ванда, не церемонясь, рассказывает девушке, что ее настоящее имя – Ида Лебенштейн, а родители-евреи погибли во время оккупации. Немногословная Ида выражает пожелание разыскать хотя бы могилы папы и мамы; в "Кровавой" Ванде просыпается сыщицкий инстинкт, и женщины колесят по разбитым дорогам польской провинции.
В конце концов, героини раскроют страшную правду: семья польских крестьян сначала прятала Лебенштейнов в лесу, а после там же и убила, вроде бы со страха быть обвиненными в пособничестве, но, по сути, чтобы завладеть домом. Убиты были родители Иды, сыночек Ванды, только малышку злодеи пожалели и отдали священнику.
Сам убийца, сразу же прощенный Идой (от прокурора-судьи Ванды всю правду скрыли), эксгумировал останки, которые в итоге находят упокоение на старом люблинском кладбище. Ида возвращается в монастырь, чтобы постричься в монахини. Ванда, потеряв с уходящей племянницей последнюю нить, способную вывести из трагического жизненного лабиринта, выбрасывается из окна.
Но в фильме есть не только прошлое, но и будущее. В дороге женщины знакомятся с молодым и симпатичным музыкантом-саксофонистом. Он играет в группе, выступающей преимущественно в ресторанчиках. Солистка у них – поразительно красивая блондинка; репертуар – американский джаз, британский рок и советско-польские эстрадные песни ("Рыжий" и т.п.).
Молодые люди проникаются взаимной симпатией, а когда Ида, после смерти Ванды, на некоторое время возвращается в большой, но несвободный мир, то случается и скоропалительная близость. Быть может, биография Иды повернулась бы в другую сторону, но музыкант не нашел ничего лучшего, чем произнести после того, как будущая невеста Христова подарила ему то, что уже обещала Богу, – небольшую речь такого примерно содержания: "А потом мы заведем собаку, поженимся, родим детей". "А потом?" – спрашивает Ида. "А потом пойдут обычные заботы", – отвечает юный романтик.
Может ли хрупкое, отягощенное бесчисленными страданиями своего народа, сознание Иды, только что похоронившей всех близких, смириться с предложной ей убогой обыденностью социалистической Польши?
Ида Лебенштейн – героиня шекспировского масштаба и гамлетовских исканий. Собственно, и поступает она так, словно Офелия, повинующаяся повелениям своего принца: "В монастырь! В монастырь!" Выбор, сделанный героиней, можно назвать интеллектуальным, в нем содержатся и толика социального протеста, и напряженный духовный поиск, и трагические обстоятельства.
Среди дневниковых записей Ивлина Во за 1955 год есть и такая: "Вчера вечером Лора [жена писателя] сказала, что была бы рада, если бы кто-то из ее детей (или – все) стал священником или монахиней. Несколько лет назад от подобной мысли она пришла бы в ужас. Перемена взглядов объясняется не столько жаждой попасть на небеса, сколько отсутствием жажды жизни".
В общем, фильм – об этом самом отсутствии.
