Александр Генис: В самом конце только что ушедшего года ведущий нашего кинообозрения, режиссер документального кино Андрей Загданский побывал в России, где на фестивале “Докфест” состоялась премьера его фильма “Вагрич и черный квадрат”, о котором мы уже подробно рассказывали нашим слушателям. http://www.svoboda.org/content/transcript/26731608.html

Сегодня Андрей Загданский делится своими впечатлениями о самом, пожалуй, интересном и злободневном кинофестивале России.

Андрей, чем этот фестиваль документального кино отличался от предыдущих?

Андрей Загданский: Это радикально новый фестиваль. Дело в том, что я очень давно знаком с президентом фестиваля Виталием Манским и программным директором Викторией Белопольской, фестиваль они делают уже не первый год. Я участвовал один раз, и приезжал дважды к ним на фестиваль, поэтому могу твердо сказать: этот фестиваль радикально иной. Никогда он еще не проходил в обстановке такой политической напряженности в России, никогда он не был таким анти-истеблишментным фестивалем, никогда публично министр культуры, с позволения сказать культуры, Мединский не делал заявления.

Александр Генис: Тогдла уж “с позволения сказать министр”. Вы культуру не трогайте.

Андрей Загданский: Хорошо, с позволения сказать Мединский сделал публичное заявление, в котором осудил Виталия Манского, осудил всю его деятельность и сказал, что никогда никаким образом, пока Мединский является, с позволения сказать, министром культуры, он денег на этот фестиваль не даст.

Александр Генис: Ну и что, справедливое ли это было решение, действительно ли фестиваль носил политический характер?

Андрей Загданский: В Америке, как мы знаем, вообще нет Министерства культуры, и ни один фестиваль денег от государства не получает, тем не менее, они существуют. Вот и Фестиваль Виталия состоялся. Но желание, справедливое требование, справедливое желание получить от государства помощь, абсолютно обоснованное, потому что все остальные фестивали почему-то получают деньги от Министерства культуры, в том числе получает очень большие деньги Международный московский кинофестиваль. В данном случае помощи государственной не было.

Александр Генис: Я не могу сказать, что удивлен. Андрей, что же было на фестивале?

Андрей Загданский: Самым интересным на фестивале, с моей точки зрения, был подлинный “русский мир”. То есть было настоящее отражение реальности России, причем представленное не только россиянами, живущими в России, но и людьми из разных странах. Я приехал с фильмом, сделанном в Америке и Украине, замечательная режиссер Ханна Поллак приехала из Польши со своим фильмом, снятом о России в России, канадский коллега сделал фильм о Хрущеве и, соответственно, привез фильм из Канады и так далее. Русский мир — понятие действительно существующее, не придуманное в умах кремлевских фантазеров фантом, а реальный. Все эти разные грани русского мира были представлены на фестивале, что, с моей точки зрения, совершенно замечательно.

Александр Генис: С моей тоже, потому что я говорил о русском мире давно, еще лет 20-25 назад, задолго до того, как Путин пришел к власти. Я представлял себе русский мир как архипелаг русской культуры. Есть рассыпавшаяся империя, осколки ее по всему миру, и они собираются время от времени, чтобы создать что-то интересное - фестивали, журналы, издательства. В конечном счете это неизбежный процесс.

Андрей Загданский: Вы знаете, точно так же существует англоязычный мир.

Александр Генис: Совершенно верно. Британская империя распалась, англоязычный мир остался.

Андрей Загданский: Почему не возникнуть такому же аналогичному русскоязычному миру? Во всяком случае, мне кажется, что фестиваль был прообразом такого явления: разные люди из разных стран смотрят на Россию, на русский мир, изучают эти проблемы.

Александр Генис: И что же они видят?

Андрей Загданский: Они видят массу интересного. Было много всего. Например, отдельная программа, которая наверняка вызвала дополнительный интерес - «Украина не Россия». Это была программа фильмов об украинских событиях, украинская программа. В том числе в ней был показан наш с вами фильм, сделанный почти 10 лет назад, «Оранжевая зима», о событиях, связанными с украинскими выборами 2004-го года. Был показан фильм Лозницы «Майдан», тот самый, который был на Каннском фестивале. Был еще показан целый ряд фильмов об украинских событиях, в частности, «Музей революции», посвященный тоже событиям Майдана. То есть все то, что категорически не имеет никакого выхода на российское телевидение, объективное, спокойное, доброжелательное кино, в первую очередь объективный взгляд на украинские события, на украинскую историю, вдруг открылся на экране фестиваля.

Александр Генис: Как воспринимали программу зрители?

Андрей Загданский: Зрители воспринимали именно так, как рассчитывали авторы — объективно, спокойно, доброжелательно, не было ни истерик, ни провокаций, ни демонстративных выходок, все было очень спокойно, очень сдержанно. Люди пришли посмотреть, что же происходит в соседней братской стране, и они это увидели на экране. Правда имеет свою собственную самостоятельную убедительную силу.

Александр Генис: Особенно, когда о ней снимают кино. У меня не выходит из головы фраза Анджея Вайды, который сказал, что только тогда, когда события стали фильмом, национальная история приобретает форму. По-моему, это очень умная фраза.

Андрей Загданский: Замечательно. В этом есть, бесспорно, существенная доля истины. К сожалению, национальную историю можно трактовать по-разному, и фильмы тоже могут сниматься о национальных событиях по-разному, как мы с вами знаем. Советская история нафарширована мифотворчеством, которое мы пытаемся по сей день изжить из себя, в том числе и фильмами, которые мы видели на фестивале. Во всяком случае, говоря о мифах, многие фильмы можно назвать и многие картины достойны внимания, но я хочу назвать две картины, которые мне были особенно интересны. Я не скажу, что это были лучшие фильмы, но мне они были особенно интересны. В первую очередь это фильм канадского режиссера, которого зовут Артем Чащихин-Тоидзе, который называется, если я правильно перевожу с английского на русский, «Как Хрущев Америку уделал». Это очаровательное, вполне доброжелательное, очень остроумное повествование о первом историческом визите Хрущева в Америку. Как вы помните, а нам с вами эта тема близка, Хрущев в определенный момент своей деятельности захотел приехать в Америку, президентом был еще Эйзенхауэр.

Александр Генис: Я прекрасно помню все эти события. Конечно, я был тогда еще маленьким, но я изучал этот сюжет, когда мы с Петей Вайлем писали книгу «Шестидесятые». Там ведь было много смешного. Например, у Аджубея была целая книга о визите Хрущева в Америку, и книга начиналась так: «В Советском Союзе люди встают, когда по радио передают зарядку, а в Америке утро начинается уроком русского языка». И таких мифов набралось на целый том.

Андрей Загданский: Не знаю, были ли уроки русского языка или нет, но вся часовая картина построена на одной только кинохронике. Это не мифы, мы видим то, что в действительности было. Смотрите, что происходит, когда Хрущев приезжает, у него первая встреча с Эйзенхауэром, а потом его повезли сразу в Голливуд. В Голливуде его везут посмотреть, как снимается картина. Какая картина, я сейчас толком, честно говоря, не помню. Но в сцене съемок, которой он был свидетель, девушки танцуют, что-то, вроде варьете-кабаре. Они танцуют на сцене, их много, они машут ножками, они показывают совершенно очаровательные попки. И Хрущев со всей советской делегацией, включая свою жену, сидят не в павильоне, а для них была построена специальная ложа, они как с балкона смотрят. Я понимаю, что это его не то, что взяли и привезли на съемки, а готовились, это был такой акт, шоу-бизнес — он сидит наверху и смотрит. И после этого совершенно восхитительные кадры, когда Хрущев обнимается с молодой, очаровательной, очень красивой Ширли Макклейн, которая играла главную роль в этом фильме, она к нему, конечно, прижимается кокетливо, Хрущев улыбается смущенно и по-мужски, по-отечески покровительственно. Не придумаешь такого.

Александр Генис: Хрущев, конечно, был живой человек. Я не знаю, насколько это правда, но ему приписывают остроумные изречения того времени. Говорят, что когда ему показывали памятник Свободы, в Нью-Йорке, он сказал: «Мы тоже ставим памятники нашим знаменитым покойникам».

Андрей Загданский: Помимо его остроумия или предполагаемого остроумия, есть и вспышки гнева, неоднократные причем. Первый раз он всерьез сердится, когда ему сказали, что их делегацию нельзя отвести в парк Диснейлэнд, потому что американская сторона не может гарантировать безопасность. Хрущева это страшно возмущает, он долго возмущенно по этому поводу говорит: как это они не могут? То есть в его понимании это немыслимо.

Александр Генис: Закрыть парк для всех остальных.

Андрей Загданский: Закрыть парк, как делали в Советском Союзе, поставить пять тысяч автоматчиков — вот тебе и безопасность. При этом, это очень важная деталь, при этом советская сторона неоднократно подчеркивала, что если на Хрущева будет совершена даже попытка покушения, то советская сторона в ответ уничтожит Америку. Ставки были сделаны. Еще один замечательный эпизод, мне очень нравится, это все очень остроумно прокомментировано: Хрущев в Лос-Анджелесе выступает перед высокой публикой, прием у мэра Лос-Анджелеса. Официальный прием, дамы в платьях, мужчины соответствующим образом одеты. Первое слово мэра, который приветствует своего высокого гостя. Потом спрашивает его: правда ли, что вы угрожали уничтожить Америку? Такая вот затравка для дружественного разговора. Хрущев в ответной речи уничтожает мэра гневной длительной речью. Говорит, что вы специально это сказали, вы специально хотите испортить настроение, вы специально обостряете международную обстановку. Долго разгневанно об этом говорит. И потом еще спустя какое-то время кипит и булькает. Люди сидят в зале совершенно перекошенные, они пришли посмотреть на советское чудо, а получили больше, чем ожидали. Потом Хрущев вдогонку комментирует: «Так что, он на самом деле хотел это сказать?», - спрашивает он у кого-то из американски журналистов, которые с ним были. Тот говорит: «Да». «Ну что же, у меня такое впечатление, что он хотел испортить воздух, а нагадил в штаны».

Александр Генис: Мне это напоминает «мочить в сортирах». Свойственная властям откровенность и неразборчивость в выражениях.

Андрей Загданский: Причем, я должен сказать, что я смягчил несколько глагольные формы. Таким Хрущев показал себя Америке. Однако итог фильма очень любопытен. После этих экскурсий по Голливуду и по Айове, где он знакомился с выращиванием кукурузы, которая оказала столь принципиальное влияние на советскую историю и творчество Вагрича Бахчаняна, после этого у него были переговоры с Эйзенхауэром, которые, как известно, ни к чему не привели. Таким образом, был ли этот визит важен или нет— остается открытом вопросом в фильме. Автор картины напоминает, что Хрущев еще приезжал сюда, был знаменитый визит в ООН, когда он стучал каблуком. По всей видимости, Америка ему понравилась. Когда наступил Карибский кризис, когда решалась судьба мира, по всей видимости, в калькуляции Хрущева присутствовал образ страны, где он провел 10 с лишним дней и народ, который ему понравился.

Александр Генис: А другой фильм?

Андрей Загданский: Другой фильм был совершенно восхитительный. Потому что он рассказывал о том, о чем я совершенно ничего не знал об архипелаге Шпицберген и о советской промышленной базе, которая находится на одном из его островов. Фильм называется «Грумант. Остров коммунизма». Честно говоря, я никогда не знал, что Шпицберген принадлежит Норвегии — это норвежская территория, закрепленная международным соглашением от 1920 года. Но все страны, которые подписали соглашение, имеют право на разработку полезных ископаемых. У Советского Союза там было три поселения, одно из них называлось «Грумант», другое называется сейчас «Баренцбург». Из трех два законсервированы, одно еще функционирует.

В чем фишка фильма? В советское время это был остров коммунизма. Люди приезжали в условия полярного холода, полярной ночи, добывали там уголь, работали, получали даже не деньги, а условные единицы, потому что все абсолютно было бесплатно, там был коммунизм. Они работали вахтенным - приезжали и уезжали. Странность заключается в том, что всюду, где Советский Союз касался внешнего мира, всюду, где была необходимость показухи. возникал коммунизм. Здесь было образцовое питание, образцовые школы, образцовые зарплаты, попасть туда было очень сложно. Это была престижная работа для советского человека. И что же они там делали? Добывали уголь. Шахты эти функционируют по сей день, глубина шахты три тысячи метров! За то время, что ребята снимали фильм и его монтировали, двое шахтеров, которых мы видим в кадре, погибли, то есть цена этого добычи очень высокая. И на что этот уголь идет? Его хватает, чтобы давать тепло этому маленькому городу Баренцбург.

Александр Генис: То есть город сам на себя работает.

Андрей Загданский: В поселке живет 450 человек. И экономический смысл этой базы равен нулю. Остров коммунизма.

Александр Генис: Напоминает Платонова, этакий «Котлован».

Андрей Загданский: Именно так. И в фильме есть платоновский кадр: встреча Нового года. Но принципиальное событие — встреча Солнца. Это не восход Солнца — это возвращение Солнца после полярной ночи. И вот стоит население этого Баренцбурга на центральной маленькой площади, засыпанной снегом, снега там миллион, и поднимается Солнце, первые лучи падают на лица. Они падают не только на лица шахетров, они освещают памятник Ленину, который стоит на главной площади города. Остров коммунизма. Очаровательный эпизод фильма о неизвестном мне острове коммунизма.

Александр Генис: Андрей, подводя итоги нашей беде о об этом фестивале, я хотел вас спросить: какова роль документального кино в сегодняшней России? У меня складывается впечатление, что документальное кино становится все более важным и играет ту роль, которую, скажем, в 1960-е годы играл журнал «Новый мир», а в 1970-е - самиздат. Нет у вас таких ассоциаций?

Андрей Загданский: Вы знаете, наверное, ваше сравнение справедливо. Потому что нельзя в условиях тотального промывания мозгов, а то, что происходит в России на телевидении — это уже даже не промывание — это изъятие мозгов. Документальное кино, как и любое слово правды, любое не идеологизированное заявление обладает огромной привлекательностью, в этом есть правда.

Александр Генис: Но как живет документальное кино без своей естественной среды обитания - без телевидения?

Андрей Загданский: Тяжело. Но с другой стороны существует большой интерес западных телекомпаний, западных киношкол к тому, что происходит в России. Многие приезжают с Запада, снимают картины, эти картины появляются в Европе и в Америке. Ребята, которые работают в России, часто находят дистрибуцию за пределами России. То есть их вещи проникают в мир, они насыщают информационное пространство. К сожалению, далеко не всегда они насыщают именно русское информационное пространство, но именно в этом и заслуга фестиваля, который делают мои друзья.