"Маус" – мировой интеллектуальный бестселлер, впервые опубликован в Америке в 1986 году, переведен на 18 языков, на его основе в ряде стран изучается история холокоста в школах и университетах. В России "Маус" впервые вышел в 2013 году, выдержал три издания. Обложка книги со свастикой повторяет юбилейное издание "Мауса", это работа автора книги Арта Шпигельмана.
Роман рассказывает о трагической истории семьи художника во время Второй мировой войны. Евреи в книге изображаются в виде мышей, немцы – в образах кошек; поляки представлены свиньями, американцы – собаками, французы – лягушками. Повествование ведется от имени прошедшего фашистские концлагеря отца Шпигельмана. История "Мауса" не была простой с момента выхода книги в Европе: в Польше выход книги задерживался "из-за унизительного образа поляков", в Израиле – из-за "несерьезного отношения к холокосту" и использования свастики в рисунках. В Германии было два локальных судебных процесса из-за свастики, оба закончились в пользу издателей. В момент выхода книги в ноябре 2013 года Радио Свобода записало программу об уникальной культурной роли "Мауса" с издателем Варварой Горностаевой, критиком Юрием Сапрыкиным и переводчиком текста Василием Шевченко. В тот момент было сложно предположить, что в России могут запрещать антифашистскую книгу, хотя юристы издательства Corpus были готовы к претензиям по поводу "нацистской символики". За полтора года с момента выхода книги случился Майдан и военный конфликт на востоке Украины, пропагандистская риторика сосредоточилась на меме "фашист", а консерваторы стали искать оскорбительные символы и действия в самых разнообразных областях культуры. Комментирует переводчик "Мауса" Василий Шевченко, совладелец магазина комиксов "Чук и Гек":
– Наш контекст сейчас стал более соответствующим духу книги, гораздо более близким и понятным: вся первая половина книги о том, как постепенно "все начинается", от самой обычной жизни и происходящих где-то на заднем плане погромов, "ночи длинных ножей", вплоть до гетто. Первая половина книги сейчас для нас, может быть, актуальнее, чем вторая.
Понятно, что мы сейчас не говорим о политической цензуре и прочее, но мы говорим про художественное произведение, про дух, это не про буквальное совпадение. У нас все немножко абсурдно сейчас происходит, и ситуация с запретом, внутренним в первую очередь, это ситуация абсурдная. А у Шпигельмана ситуация трагическая. Но какие-то параллели можно проводить, очень легко.
– Варвара Горностаева, комментируя ситуацию телеканалу "Дождь", сказала, что речь идет только о крупных магазинах, которые, видимо, в силу внутренних и административных решений заняли такую позицию – убрать книгу. Что интересно – только до 10 мая, и видимо, это инициатива, даже не из недр Роскомнадзора исходящая. Маленькие магазины совершенно не собираются прекращать распространение этой книги. В частности, Варвара упоминает "Чук и Гек", "Додо" и "Фаланстер".
– Да-да, мы абсолютно не собирались и не будем это делать. Это тот случай, когда, обжегшись на молоке, сейчас дуют даже не на воду, а на лекарство от ожогов. Потому что запрещать перед Днем Победы над фашизмом такую мощную антифашистскую книгу – это смешно, и естественно, мы не будем этого делать. И насколько я знаю, большинство небольших магазинов, где мои друзья и коллеги, например, по комиксной индустрии, или книжной, они точно так же не собирались этого делать и не будут.
"Маус", комикс о Холокосте
– Если переходить к изобразительному ряду: можно ли было обойтись без свастики на обложке, вообще без использования изображения свастики внутри комикса? Или этого требовал сам контекст книжки? Шпигельман же использует свастику в своих рисунках.
– Собственно, во-первых, нужно оговориться: на обложке у нас не свастика, а мы всегда должны говорить – стилизованная свастика. Она с изображением Гитлера, и такого, что должно, в общем, напрягать некоторых особенно возмущенных людей. Во-вторых, Шпигельман, да, употребляет свастику, и она для него есть такой символ побеждающего нацизма, они впервые ее видят, и это один из самых мощных фрагментов второй главы. Он не будет ею злоупотреблять, она не будет везде, но в нужный момент, зная мощное символическое значение свастики, он ее будет показывать. Можно ли было без этого обойтись? Насколько я знаю, в Германии, где свастика запрещена по понятным причинам, "Маус" вышел с другой обложкой. Но у нас этого запрета не было, мне он кажется глупым, и я очень рад, что издательство Corpus выбрало сохранить оригинальную обложку этого издания, полного издания, посвященного 10-летию первого выхода книги, где свастика есть. Обложка очень сильная визуально, почему бы ее не использовать?
– То есть это работа самого Шпигельмана?
– От нас было исключительно русское название, русские надписи и шрифты, все остальное – работа Шпигельмана. Это немножко очищенный и раскрашенный один из кадров книги, который он выбрал для обложки. Естественно, это не самодеятельность издательства Corpus, это желание следовать оригиналу, и только.
– В Германии был в одной из земель скандал, дошедший до суда, связанный с изображениями свастики.
– Но то, что там она запрещена, это не стилизованная, а самая что ни на есть свастика. Во-первых, никогда в России свастика не была запрещена. Во-вторых, это не совсем свастика. В-третьих, довольно наивно делать вид, что свастики не существовало, когда мы рассказываем про ужасы нацизма.
– Свастика и у Шпигельмана, да и, например, в кинофильме "Семнадцать мгновений весны" является неотъемлемой частью маркировки фашистских офицеров и нацистского смыслового ряда.
– И в "Списке Шиндлера" есть кадры с ней, безусловно, и еще во множестве других произведений, и это антифашистские, антинацистские произведения. И если бы у нас в России изначально существовал какой-то закон, запрещающий вообще ее употреблять, возможно, мы смогли бы что-то с этим сделать, но его не было и до сих пор нет. Я могу понять товароведа условного магазина "Москва", потому что ты не знаешь, откуда к тебе может подкрасться возмущенная общественность и тебя негодующе осудить, что может привести к абсолютно любым последствиям. Но нельзя, по старому анекдоту, до мышей любить друг друга, а это, по-моему, произошло.
