Марьяна Торочешникова: Владимир Путин одобрил идею, по которой без суда и следствия можно запрещать деятельность иностранных и международных неправительственных организаций. Соответствующий закон президент подписал 23 мая, а уже с 3 июня он начнет действовать на всей территории России. О том, каких последствий ожидать в связи с принятием закона "о нежелательных организациях" - так его назвали журналисты и правозащитники - и пойдет речь в сегодняшней передаче.

Гости в студии Радио Свобода - директор Фонда "Общественный вердикт" Наталья Таубина и программный директор по России "Human Rights Watch" Татьяна Локшина. На видеосвязи с нами чуть позже будет глава российского отделения "Amnesty International" Сергей Никитин.

У меня сегодня очень неблагонадежная компания: Наталья Таубина возглавляет организацию, признанную Минюстом "иностранным агентом", а организации, которые представляют Татьяна Локшина и Сергей Никитин, сейчас попали в поле зрения одного из депутатов от фракции ЛДПР, который направил запрос в прокуратуру и просил проверить их на благонадежность. В этом же депутатском запросе он просит дать указание о проведении проверки еще в Фонде Карнеги, в "Transparency International" и в Международном обществе "Мемориал".

Когда пришло известие о том, что депутаты выступили с такой законодательной инициативой, ожидали ли вы, что закон будет принят?

​Татьяна Локшина: Когда первый раз информация об этом законопроекте прошла в новостях, я была настроена довольно пессимистично. Мне казалось, что закон будет принят. Он был в рамках довольно жесткого тренда на подавление независимых голосов, гражданского общества. У меня не было особых сомнений, и когда после первого чтения была пауза, закон перенесли на весну, я испытала облегчение и подумала: а может быть, вообще теперь не примут... Но нет, закон подготовили ко второму чтению, и стало более-менее ясно, что мои изначальные опасения были вполне обоснованы, закон был нацелен на подавление независимой активности, активистов, гражданских организаций в России. Я уже две недели отвечаю на вопросы журналистов: как вам кажется, вы - нежелательная организация, закон под вас, чтобы закрыть ваше представительство? Я всем говорю, что это не совсем про нас, а про местных. Видите ли, чтобы закрыть представительство "Human Rights Watch", никакой новый закон российским властям не нужен. Представительство любой иностранной организации Министерство юстиции может закрыть одним росчерком пера.

Марьяна Торочешникова: И без всяких судебных решений?

​Татьяна Локшина: Да, конечно! Под любым техническим предлогом. Вот год назад таким образом было лишено регистрации российское представительство очень уважаемой организации - Международной кризисной группы. Для того, чтобы не пускать сотрудников иностранной организации на территорию России, властям не нужно никакое новое законодательство, это могут сделать и пограничники без всяких объяснений. Таких примеров с каждым годом становится все больше: вы в "черном списке", вы сюда не въедете.

Марьяна Торочешникова: Но какое отношение это имеет к российским организациям?

​Татьяна Локшина: В этом законе важно не только то, что власти могут с его помощью запрещать деятельность неких иностранных организаций, а то, что далее предусмотрены санкции в отношении российских граждан и организаций, если они с этими "нежелательными" будут поддерживать отношения. И в этом законе, как и во многих других российских репрессивных законах, отсутствует правовая определенность. Предполагается, что под санкции попадают те, кто участвует в деятельности «нежелательных». А что такое это участие - законодатель не расшифровывает.

Марьяна Торочешникова: Сергей, головной офис "Amnesty International" уже высказывал какую-то позицию относительно принятия этого закона в РФ? Лично вы каких последствий ожидаете, в том числе и для тех, кто сотрудничает с "Amnesty International" в России?

​Сергей Никитин: Первые заявления от "Amnesty International" прозвучали, когда первая версия законопроекта появилась на сцене, в конце ноября. У нас были также заявления в январе. Но, в принципе, было понятно, к чему идет дело. И последние наши заявления, естественно, критического свойства, прозвучали буквально накануне прохождения закона через верхнюю палату парламента и подписания его президентом. Мы отрицательно относимся к этому закону, считаем, что это очевидный удар по гражданскому обществу. И хотя в законе говорится о представительствах иностранных общественных, неправительственных организаций, понятно, что под удар будут поставлены и российские правозащитники, с которыми мы работаем. Здесь еще дополнительную озабоченность и недоумение вызывает недавняя инициатива депутата Госдумы, который проявил необычайную прыть и уже упомянул ряд организаций в своем письме в Генеральную прокуратуру. У него все попало под удар - там и российские организации, и представительства иностранных организаций, - это сумбур. В законе, как в последнее время принято в российском законодательстве, очень нечеткие формулировки, которые дают возможность для расширительного толкования в случае, если в дело вступает суд. В этот список нежелательных организаций несложно попасть, но процесс выхода из него - это большой знак вопроса.

Марьяна Торочешникова: Я читаю пояснительную записку депутатов - авторов этого закона. Они действуют, исходя из самых благих побуждений. Они пишут, что внутриполитические и военные международные конфликты, в которые в последнее время втягивается все больше государств, создают почву для развития экстремистских и националистических идей, и вот чтобы им противостоять, этим экстремистам, террористам, и нужно было бы принять поправки в российское законодательство. Правда, они в самом конце это пояснительной записки оговариваются, что "реализация предложенных мер позволит повысить эффективное препятствование деятельности иностранных структур, представляющих угрозу безопасности государства, формирующих угрозы цветных революций и способствующих возникновению очагов напряженности на межэтнической и многоконфессиональной основе". Так, может быть, дело в том, что "Amnesty International" или «Human Rights Watch» как раз и занимаются подготовкой цветных революций?

​Сергей Никитин: Ну, депутаты - понятно, у них есть такой элемент паранойи, им везде мерещатся цветные революции. Все перечисленное в пояснительной записке уже охвачено действующим законодательством. Вот еще одна интересная черта российских законодателей - придумывать по несколько законов на одну и ту же тему. Есть закон о противодействии экстремистской деятельности - почему его не применять, когда выражается пожелание бороться с экстремизмом, для чего еще один закон с очень размытыми текстом? Человек, который называет себя автором закона, Тарнавский, в последнее время без устали уверяет, что закон в первую очередь относится к бизнесу, как ответ на санкции, то есть сначала они говорят про цветные революции, а потом – «это наш ответ на западные санкции». Здесь видна некоторая нервозность и непрофессионализм законодателей.

Марьяна Торочешникова: Каким образом будут называть те или иные организации нежелательными, кто будет принимать такие решения? И что будет с теми людьми, которые продолжат с ними сотрудничество?

​Наталья Таубина: Этот закон предполагает, что решение будет принимать генеральный прокурор или его заместитель по согласованию с МИДом. То есть никакой судебной процедуры, никакого предварительного уведомления о том, что вас хотят вести в список нежелательных организаций, и у вас есть право как-то обжаловать это в суде, законом не предусматривается. Дальше генпрокурор принимает решение, направляет список в Министерство юстиции, Минюст уже ведет так называемый список организаций, который признаны нежелательными на территории Российской Федерации. С момента опубликования этого списка на сайте Минюста организация таковой признается. Ее представительство в РФ должно быть закрыто, она не может открывать новые представительства, счета блокируются, и остается возможность только проводить хозяйственные операции типа зарплаты и аренды офиса. Невозможно ничего публиковать, невозможно реализовывать проекты. По сути, наступает просто запрет на деятельность этой организации на территории РФ.

Дальше этим законом предусматриваются санкции, как административные, так и уголовные, для граждан и организаций за продолжение сотрудничества с этой организацией, за участие в ее деятельности, которое тоже никаким образом не расшифровывается, и под него может попасть все, что угодно. Более того, в этом законе не говорится даже о том, сопряжено ли каким-то образом участие в деятельности с Россией. Допустим, я как эксперт приглашена организацией, которая попадает в список нежелательных, провести исследования в республике Кыргызстан, или меня приглашает, например, "Human Rights Watch" на международную конференцию, или организация, включенная в этот список, занимается правами человека в Уганде или какой-то научной деятельностью, – и уже участие в этой деятельности может сначала стать предметом административного правонарушения, предусматривающего санкции (по-моему, штраф до 15 тысяч для частных лиц, до 50 тысяч для должностных и 100 тысяч для юридических). Если это происходит дважды в течение года, то для граждан наступает уголовная ответственность с максимальным наказанием до 6 лет тюрьмы.

Марьяна Торочешникова: Причем депутаты сначала предлагали 8 лет лишения свободы.

Татьяна Локшина: Ну, спасибо им большое, что сошлись на шести!

​Марьяна Торочешникова: Получается какая-то безнадежная история: ты никогда не знаешь, за что тебя могут привлечь к ответственности. Если говорить даже не об общественных организациях гражданской направленности, а о правительственных, коммерческих организациях, - бизнесмены, в отличие от правозащитников, не ходят каждый день на сайт Минюста и не смотрят, какие изменения внесли в реестр. И если у него были партнеры где-то за рубежом, то он уже потенциальный преступник, по логике российского законодательства. А как получилось, что не было никаких критических отзывов, например, со стороны того же Верховного суда РФ? Ведь получается, что прокуратура себе оттяпала важный кусок именно судейских полномочий.

​Наталья Таубина: Более того, это входит в противоречие с законом о прокуратуре, поскольку прокуратура у нас – орган надзирающий, а согласно этому закону она принимает решения, влияющие на реализацию прав граждан и организаций, то есть как бы выходит за рамки полномочий прокуратуры.

Марьяна Торочешникова: Прокуроры переживали, что у них сначала отобрали следствие, потом еще каких-то функций их лишили, оставили только надзор, на который никто не обращает внимания, а теперь они могут себя почувствовать вполне влиятельными.

Татьяна Локшина: Прокуратура уже несколько лет очень активно наращивает полномочия, и тут ей очень пригодилась история с иностранными агентами. Ведь она действительно занималась проверками по агентскому закону, выявляла агентов.

Марьяна Торочешникова: А насколько велика вероятность того, что этот закон будет реально работать? Ведь в последние несколько лет в России приняли множество достаточно одиозных законов, которые, по большому счету, не работают или работают избирательно: тот же закон о запрете гей-пропаганды, например, или закон, предусматривающий уголовную ответственность за оскорбление чувств верующих, принятый под конкретный момент, а потом так ни разу и не использованный.

​Татьяна Локшина: Большинство репрессивных законов заточены под избирательное правоприменение. Именно поэтому в них такие удобные размытые формулировки. С наибольшей вероятностью закон применяться будет. Как активно, против каких именно организаций, покажет время. Но, например, закон об "иностранных агентах", с помощью которого государство уже сейчас более 60 независимых организаций, включая ведущие правозащитные организации страны, заклеймило "иностранными агентами", наймитами, проводниками иностранных интересов, работает.

Марьяна Торочешникова: Включая последний скандал – с Фондом "Династия". Господин Зимин сказал, что вообще теперь не будет ничего финансировать.

​Татьяна Локшина: Да, вот этот закон изначально тоже ведь не очень бойко применялся. Он был принят, потом была определенная пауза, все ждали, что будет. Потом идентифицировали несколько организаций: вот вам нужно зарегистрироваться в качестве агентов. Организации отказались, они судились. Наталья Евгеньевна год судилась и продолжает судиться. Но суды тоже как-то затягиваются, судебные заседания переносятся, то есть активности-то особой не было. А потом раз – и что-то переменилось. Как будто вдруг включили газонокосилку, и этот список, в котором раньше было 5-10 организаций, сейчас растет, как на дрожжах. Мы каждый день сверяемся с сайтом Минюста.

Наталья Таубина: Несколько организаций каждую неделю включается в этот список. Но если исходить из того, что цель этих законов - идеологическая, и это репрессивный закон, который ставит задачу – заглушить независимое мнение, независимую активность на территории РФ, то до той поры, пока эта цель не будет выполнена, закон будет применяться. Если бы применение закона об иностранных агентах на первых порах стало показательным и привело бы к каким-то изменениям в гражданском секторе, не нужно было бы включать все эти 65 или 67 организаций в реестр иностранных агентов. Но поскольку гражданская активность продолжается, то сейчас это уже работает, как газонокосилка.

Марьяна Торочешникова: Вот Фонд "Общественный вердикт" признан "иностранным агентом", судится, но вы же работаете, этому никто не мешает.

​Наталья Таубина: Да, это основной аргумент, который используют и Министерство юстиции, и прокуратура, и судебные инстанции: «это не запретительный закон». Но после того, как нас включили в реестр "иностранных агентов", и даже чуть раньше, когда начались проверки, и в определенном сегменте СМИ начала муссироваться информация об "иностранных агентах", у нас практически перекрылись возможности для взаимодействия с органами власти. Как можно влиять на системные изменения, добиваться улучшения ситуации с правами человека, если у нас закрыты двери к властям на разных уровнях?

Марьяна Торочешникова: Вот вы сказали, что хотите влиять на системные изменения. К этому и апеллируют представители Министерства юстиции, когда говорят: это и есть организация, которая пытается вмешаться в политическую деятельность.

Наталья Таубина: Да, но закон говорит, что политической деятельностью признается влияние на органы власти с целью изменить государственную политику. Мы стоим на том, что наша государственная политика сформирована Конституцией РФ, и все, что мы хотим сделать, это изменить правоприменительную практику – добиться того, чтобы чиновники начали соблюдать Конституцию, начали соблюдать государственную политику, а не менять ее.

Марьяна Торочешникова: Причем доходило до абсурдных историй, когда нижегородский "Комитет против пыток" также признавали иностранным агентом и сказали, что это все потому, что они пытаются влиять на государственную политику, и Игорь Каляпин, руководитель Комитета, тогда говорил: "Следует ли это понимать так, что государственной политикой РФ является применение пыток?"

​Татьяна Локшина: Все это выплескивается в какой-то совершенно отчаянный нонсенс. Вот, например, один из пунктов, который вменяется нашему фонду как политическая деятельность – это то, что фонд давал рекомендации по отношению к полицейской реформе. А ведь полицейская реформа обсуждалась публично по инициативе власти, и власти сами обращались к общественности с просьбой присылать им рекомендации и наработки. И вот экспертные организации отвечают на запрос власти: вы попросили – мы вам предлагаем. Ах, вы нам предлагаете – тогда вы занимаетесь политической деятельностью! По нашей просьбе, но это не важно, и вы теперь "иностранные агенты".

Марьяна Торочешникова: Первая "ласточка" уже появилась – депутат от ЛДПР Виталий Золочевский. Можно ли ожидать, что доносы посыплются со всех сторон?

Татьяна Локшина: В этом я почти не сомневаюсь. Когда государство поощряет доносы, обычно складывается такая практика. Одна из самых уважаемых общественных организаций в стране – Сахаровский центр, миссия которого заключается в том, чтобы увековечить наследие Андрея Дмитриевича Сахарова, - была признана властями "иностранным агентом" по анонимному доносу. Что касается господина Золочевского, похоже, что этот не очень известный молодой депутат из фракции ЛДПР озадачился повышением своего рейтинга узнаваемости. И вот теперь о нем непрерывно говорят и пишут в прессе - рейтинг повысился.

Марьяна Торочешникова: Но прокуратура же обязана отреагировать на запрос депутата.

Татьяна Локшина: Я не готова воспринимать всерьез этот депутатский запрос. Из пяти организаций, которые он упоминает, две – вообще не иностранные…

Марьяна Торочешникова: Но они международные.

Наталья Таубина: "Transparency International Россия" – российское НКО.

Татьяна Локшина: Речь, вроде бы, идет о международном "Мемориале", при этом почему-то он называется фондом, а фондом не является. Сумбур в голове у господина депутата! Не совсем понятно, о чем он пишет.

Марьяна Торочешникова: Но тренд намечен.

​Татьяна Локшина: Да, но я надеюсь, что Генпрокуратура – серьезная организация, и на такие сумбурные, ничем не подкрепленные доносы она не будет всерьез реагировать. И в качестве анекдота. Почему, по мнению господина депутата, надо нашу организацию "Human Rights Watch" прикрыть как нежелательную? Потому что, с его точки зрения, она совершила страшное преступление, а именно – даже не критиковала Украину за то, что она недавно отступила от ряда своих международно-правовых обязательств в связи с вооруженным конфликтом на Донбассе. Мне кажется, народные избранники должны все-таки получше ознакомиться с международным правом. Ведь такая возможность есть у любого государства именно в ситуации вооруженного конфликта или чрезвычайного положения, и она прописана в Европейской конвенции по правам человека и в Пакте о гражданских и политических правах. "Human Rights Watch" не критиковала то, что государство воспользовалось своим правом? При этом господин Лавров, например, министр иностранных дел, когда ему хочется поговорить о нарушениях международного гуманитарного права украинскими силами в ходе вооруженного конфликта, считает "Human Rights Watch" авторитетной организацией.

Марьяна Торочешникова: Видите, какая у вас замечательная страховка в лице Лаврова! С другой стороны, если он сейчас кому-то не понравится, очень легко будет его привлечь к ответственности за сотрудничество с "Human Rights Watch". (смеются)

Вы, Наталья, говорили о роли прокуратуры во всей этой истории. Совершенно очевидно противоречие с российским законодательством, но этот закон противоречит еще и международному праву, международным конвенциям, которые ратифицировала РФ. По-моему, "Общественный вердикт" готовил даже специальный доклад на эту тему. На что вы в нем обращали внимание в первую очередь?

​Наталья Таубина: Мы обращали внимание на то, что этот законопроект противоречит российской Конституции, противоречит международным стандартам и обязательствам. Поскольку этот закон в первую очередь коснется гражданского сектора, то это непропорциональное ограничение и вмешательство в деятельность гражданских организаций, ничем не обоснованное нарушение права на свободу ассоциаций. У нас есть, например, абсолютный запрет на применение пыток, а в определенные права и свободы государство имеет право вмешиваться или их ограничивать, но это всегда вопрос пропорциональности, соразмерности, целесообразности и так далее. В этом законе ничего такого нет. Соответственно, это нарушение права на свободу ассоциаций. Это нарушение права на средства защиты, поскольку этим законом не предусматриваются механизмы обжалования. В законе ничего нет о том, что прокурор, принимая это решение, а Минюст, публикуя этот список, должны как-то аргументировать свое решение. Мы можем проснуться утром и увидеть на сайте Минюста список, и это будет точка. В чем эта самая угроза конституционному строю, безопасности или обороноспособности, в каких конкретны действиях она проявляется? Более того, дальше, обжалуя это решение в судебном порядке, мы можем не увидеть обоснования и в суде. Там скажут: у нас есть информация от ФСБ, она носит секретный характер, и все. А решение уже принято, организация ограничена в правах, люди несут административную ответственность. Это, безусловно, нарушение международных обязательств РФ и собственной Конституции.

Марьяна Торочешникова: Тогда надо дождаться первого прецедента, пройти пару судебных инстанций, направить запрос в Конституционный суд РФ, они дадут разъяснения - может, и отменят этот закон. Опять же, есть Европейский суд по правам человека…

Наталья Таубина: Да, и мы будем ждать несколько лет решения ЕСПЧ. Вот вы говорите, что закон об «иностранных агентах» все-таки не запретительный, он позволяет организациям продолжать дальше работать…

Марьяна Торочешникова: Это я цитирую Минюст.

Наталья Таубина: Но применение этого закона за 2,5 года привело к тому, что ряд организаций ликвидировался, ряд организаций существенно сократил объем своей деятельности, сократились и возможности реализовывать программы, проекты. Применение этого закона тоже приведет к тому, что люди будут вынуждены отказываться от научной, экспертной и другой деятельности за пределами России, от сотрудничества с внешним миром. Этот закон приведет к изоляции. И пока мы будем ждать 3-4 года решения Конституционного суда, или же постановления Европейского суда, за это время уровень изоляции общества может привести к катастрофическим последствиям.

Марьяна Торочешникова: При таких формулировках это может сказаться и на российском туристическом бизнесе. То есть, получается, выстраивают "железный занавес"?

Наталья Таубина: Но не через закрытие границ, а через другие юридические механизмы, через уровень страха и непонятности перспектив.

Марьяна Торочешникова: Достаточно же признать нежелательными несколько авиакомпаний, например, или туроператоров.

​Татьяна Локшина: Авторы закона не скрывают, что он обусловлен политической необходимостью, заточен под политическое применение, и избирательное политическое применение вряд ли, мне кажется, коснется чисто коммерческих структур. Но закон действительно направлен на усугубление изоляции российского общества. И что касается угрозы этого закона активистам, общественным деятелям, гражданским организациям России, то он, судя по всему, напрямую пытается отсечь их от международных сетей, от их партнеров, коллег за рубежом.

Марьяна Торочешникова: Такой северокорейский вариант, что ли?

Татьяна Локшина: Все зависит от интенсивности применения, но фактически да. Если этот закон будет активно применяться, то российские гражданские организации и активисты окажутся в безвоздушном пространстве.

Марьяна Торочешникова: А почему накануне принятия этого закона никто особо не возмущался? Вспомните историю с так называемым "законом Димы Яковлева" – в Москве вышли на улицы десятки тысяч людей с протестом против этого закона. Когда принимался закон об "иностранных агентах", тоже было очень много шума, в ряде регионов собирались массовые митинги. Сейчас никто не вышел поддержать потенциально нежелательные организации. Общество, вероятно, вообще не заинтересовано в этом или настолько напугано цветными революциями, о которых ежедневно вещают центральные каналы российского телевидения… Лучше сидеть тихо и спокойно у себя в стране, закроют "Human Rights Watch" в России – от этого же зарплата не уменьшится…

​Татьяна Локшина: Я сомневаюсь, что "Human Rights Watch" в России будут закрывать по этому закону, но, так или иначе, нужно принимать во внимание, что после закона об "иностранных агентах" общество почти три года накачивали отчаянной пропагандой, касающейся врагов, деструктивных внешних сил, которые пытаются Россию разрушить, унизить, которые ополчились на нее за то, что она спасла своих братьев в Крыму, вот санкции и так далее… Эти "Анатомии протеста"… Неудивительно, что уровень закрытости и подозрительности внутри самого общества растет. И зачем тут еще защищать этих иностранных? Одно дело – запрет на усыновление: это дети, их очень жалко. Кстати, и ситуация вокруг Фонда "Династия" вызывает всплеск возмущения среди культурной, интеллектуальной элиты. Очень известные люди призывают власти не допустить закрытия фонда. Почему за "иностранных агентов" эта элита не вступилась, а за Фонд "Династия" вступается? Потому что это касается более широкого круга людей непосредственно здесь и сейчас, которые думают: боже мой, "Династия" закроется, а что будет с наукой, с нашими академическими возможностями? Это просто понятно более широкому кругу людей.

Марьяна Торочешникова: А тут какая-то эфемерная защита прав граждан. Ну, права и права, и ты не видишь, что будет, если не защищены права или нет свободы слова, свободной прессы. Это же не настолько очевидно.

Наталья Таубина: Да, не прослеживается прямая связь с каждодневной жизнью человека.

Марьяна Торочешникова: Что собирается делать правозащитное сообщество в связи с этим законом о нежелательных организациях? Наверное, нужно выработать какую-то программу противодействия всей этой истории?

Наталья Таубина: Сложно вырабатывать программу противодействия, поскольку мы ничего не знаем до той поры, пока не принято решение. Единственное, что можно делать, это программы поддержки, если людей и организации уже будут преследовать в рамках этого закона, и потребуется юридическая и правовая помощь. Закон об "иностранных агентах" уже сформировал некую группу юристов, которые хорошо знают разные законодательные тонкости. Они будут и дальше нарабатывать эту практику. Если мы не попробуем ничего в суде в связи с применением этого закона, закон будет работать, как газонокосилка. Нужно действовать только через судебную практику, какой бы корявой она у нас ни была, и дальше в перспективе Конституционный суд и Европейский суд.

Татьяна Локшина: Закон уже вступает в силу, и нужно ждать конкретных прецедентов, как это ни печально.

Марьяна Торочешникова: Чего еще ждать? Вы следите за законодательными инициативами депутатов?

​Наталья Таубина: Из того, что проскакивает в публичном пространстве, это в первую очередь разговоры об ограничении на определенные виды деятельности для организаций - "иностранных агентов". Это к вопросу о том, что "вам никто ничего не запрещает". Уже есть прямой запрет на мониторинг избирательного процесса, законодательно прописанный и принятый. Обсуждается запрет на участие в общественных наблюдательных комиссия членов организаций, включенных в реестр "иностранных агентов". Один депутат хочет предложить законопроект, согласно которому "иностранным агентам" будет запрещено собирать и анализировать любую информацию. Потом, может быть, запретят думать…

Татьяна Локшина: Есть инициатива – запретить государственным чиновникам любого уровня какие бы то ни было контакты с организациями - "иностранными агентами" и их представителями. Чиновники и так осторожничают, откровенно боятся поддерживать отношения с "агентскими" организациями, а тут предлагается просто законодательный запрет.

А почему закрываются одна за другой организации из списка "иностранных агентов"? Потому что некоторые считают невозможным существовать с этим омерзительным, позорным ярлыком, а другие просто не понимают, как они могут дальше работать. Если у тебя есть совместные проекты, например, с муниципалитетами, с органами власти, с полицией, то все они моментально разваливаются! Органы власти прекратят вести с тобой совместную деятельность в тот момент, когда ты стал "иностранным агентом". Экспертная организация, Независимый социологический центр в Санкт-Петербурге, у которого много разных проектов при участии местной власти, ведет исследования по заказу муниципалитета, но муниципалитет же испугается дальше сотрудничать, и тут нормальная деятельность организации просто тормозится. Работать становится все сложнее и сложнее. А если еще и полный запрет введут, так вообще станет невозможно.

Марьяна Торочешникова: Полный запрет – это уже с 3 июня. Остается надеяться, что не прямо с 3 июня начнут закрывать организации. А как вообще стало возможным, что за 2-3 года это горлышко сузилось с такой невероятной скоростью – для выхода протестных настроений, для проявления гражданской позиции, участия в некоммерческой общественной деятельности? Не мог же конкретный чиновник повлиять на происходящее…

​Наталья Таубина: Наверное, на то, чтобы это не стало возможным, могло бы повлиять общество. К сожалению, в широком смысле российское гражданское общество - недостаточно гражданское. Или недостаточно общество.

Татьяна Локшина: Что делает власть – более-менее понятно. Кремль был очень напуган массовыми протестами конца 2011 – начала 2012 года, и в тот момент, когда Владимир Путин вернулся в президентское кресло, задачей номер один было не допустить подобных протестов в будущем, максимально подавить любую протестную активность, любую критику. Это наступление власти на независимые голоса несколько ослабло около Олимпиады в Сочи, когда Россия очень хотела улучшить свой имидж на международной арене, тогда выпустили самых известных в России политических заключенных: Ходорковского, девушек из "Pussy Riot".

Но как только закончилась Олимпиада, произошла оккупация Крыма, и с того момента наступление на критиков власти, особенно тех, кто критикует политику России в отношении Украины, достигло каких-то небывалых масштабов. То, что мы видим сегодня, совершенно беспрецедентно с советских времен. Пространство свободы отчаянно сужается. Сейчас оно, видимо, особенно резко сужается в преддверии выборов 2016 года.

Марьяна Торочешникова: По этой логике следует возлагать ближайшие надежды на Чемпионат по футболу, который должен проходить в России. Может быть, чтобы улучшить свой имидж, российские власти в чем-то смягчат свою позицию по отношению к гражданскому обществу.