Соединенные Штаты Америки отмечают двести тридцать девятый день рождения. Уже давно американцы воспринимают 4 июля, День независимости, прозаически обыденно, а не духовно, как праздник парадных марширующих оркестров, пикников, барбекю и фейерверков. Но не на сей раз: события, разыгравшиеся две недели назад в городе Чарльстон, Южная Каролина, создали в стране, помимо прочего, атмосферу напряженной исторической рефлексии. Об идеалах страны, о ее политических символах и о пределах толерантности. И о том, в частности, допустимо ли вывешивать юнионистский звездно-полосатый флаг США (The Stars and Stripes), под которым в Гражданскую войну 1861-1865 годов воевали северяне, вместе с боевым знаменем южан (The Stars and Bars), мятежников – конфедератов, сражавшихся в той войне за отделение от Союза и за сохранение рабства.

17 июня 21-летний белый южанин Дилан Руф убил из подаренного отцом пистолета 45-го калибра девять прихожан негритянской епископально-методисткой церкви. Двигала им расовая ненависть. "Я вынужден действовать потому, что бездействует Ку-клукс-клан", – гласила запись в его дневнике. "Вы захватываете нашу страну и насилуете наших женщин, – заявил он своим жертвам, из которых половина была женского пола, –кто-то должен вас остановить". В социальных сетях Руф выложил множество селфи, в которых неизменно фигурирует атрибутика конфедератов, особенно их флаг.

Бойня в Чарльстоне всколыхнула всю страну. "Был ли это акт террора или уголовное преступление? Насколько глубоко укоренен расизм в американском обществе? Не следует ли афроамериканцам создавать вооруженные отряды самообороны?" – запальчиво вопрошали одни. Многие поднимали заезженную вдоль и поперек тему "Почему власти не могут установить действенный контроль за продажей оружия?". Но наиболее жгучим все же в первые дни после случившегося был вопрос о дальнейшей судьбе флага конфедератов.

​Ответ на него, видимо, предрешен. На траурной церемонии в Чарльстоне Обама назвал это знамя символом рабства. Магазины сувениров при музеях в местах великих сражений Гражданской войны удалили его из своего ассортимента. Торговать им перестают также крупные розничные сети Wal-Mart, Target, Sears и интернет-магазин Google. Губернатор Южной Каролины Ники Хейли, дочь иммигрантов-сикхов из Индии, распорядилась снять этот стяг с флагштока перед зданием законодательного собрания штата. То же сделал губернатор Алабамы. Парламентарии в Миссисипи рассматривают предложение изменить дизайн штатного флага, в левом верхнем углу которого красуется боевая хоругвь южан. В Кентукки из легислатуры, по всей вероятности, вынесут статую Джефферсона Дэвиса, президента Конфедерации. За ним же на "кладбище теней" проследует из алькова у зала заседаний сената штата Теннесси бюст генерала Натаниэля Бедфорда Форреста, ставшего после войны предводителем Ку-Клукс-Клана. Суд в Техасе постановил, что отказ госинспекции дорожного движения наносить символику Конфедерации на номерные знаки автомобилей отныне не составит нарушения гражданских прав их владельцев. В Виргинии эта "знаковая" символика будет, наверное, вообще запрещена. Идут разговоры о переименовании проспекта имени Джефферсона Дэвиса в городе Арлингтон под Вашингтоном.

Таким видится грядущее. Более сложен вопрос о прошлом: как вообще символика стороны, затеявшей бунт, вылившийся в кровопролитнейшую войну, которую она с разгромом проиграла, оставалась полтораста лет в законном коммерческом обороте и была осенена почетом и уважением большой части американского общества?

Главный военный стратег северян Уильям Шерман берег жизни своих солдат и не ставил целью изничтожить как можно больше воинов противника. В последнем вполне преуспели генералы-тактики, которые сами при этом несли большие потери, Улисс Грант, например. Шерман с благословения президента Авраама Линкольна формулировал задачу шире: сокрушить моральный дух мятежников, растоптать их души, заставить пересмотреть устоявшийся самообраз. Ниспровергнуть миф, который сотворил Юг о своей "великой" культуре аристократов-ратников, которая якобы наследовала идеалы олигархической Спарты, ощущавшей неоспоримое превосходство над афинским демосом.

"Сельская идиллия вечного порядка против обезличенной городской суеты и смятения". Свои операции Шерман строил с упором на политику, на уничижение неприятеля: простые парни из Иллинойса и Огайо, взращенные в свободе и ненависти к рабству, должны почувствовать сами и дать почувствовать южанам, что они более чем ровня им в военном искусстве. Отсюда знаменитые походы на Атланту и Саванну, обходные маневры и заход в тыл армии южан в обеих Каролинах. "Вы, конфедераты, несмотря на весь свой хваленый военный гений, не в состоянии защитить свои города или отгадать направления наших ударов! Либо прорвать оборонительные редуты, которые мы возвели на вашей земле, а не вы – на нашей, северной". Таков легко угадываемый посыл оперативных планов Шермана. Стратег не уничтожал хозяйства бедных или среднезажиточных фермеров-южан, но где бы он ни появлялся, освобождал рабов и сжигал дотла усадьбы рабовладельцев и их плантации, материальные и духовные атрибуты Юга, преданность которым обрекала тех же фермеров на бесконечные страдания и гибель.

Упорно и методично Шерман доводил до сознания южан, что лишения, которые они терпят, напрямую связаны с верой в своих аристократов и в ту иерархию, которая искусственно завышает их самооценку, возносит их, невежественных и отсталых, выше чернокожих рабов и оберегает от необходимости конкурировать за блага жизни с коммерчески напористым, индивидуалистичным и эгалитарным Севером. Он сеял раскол между низами и верхушкой Юга, поощрял дезертирство, уклонение от уплаты налогов, выкорчевывал железнодорожные пути и телеграфные столбы, вбивая в сознание правителей южных штатов, развязавших войну, что их экономический строй разрушен до основания. А потому им следует капитулировать и навсегда забыть о том, что угроза мятежа или отложения может быть легитимным политическим маневром.

Но Юг проиграл войну, но выиграл мир. Президент Линкольн был убит за несколько месяцев до того, как конфедераты сложили оружие. Такие личности, как Уильям Шерман, пассионарные и драматические, демократиям в мирное время не нужны: они не укладываются в прагматику и компромиссность коммерческой цивилизации. В период Реконструкции, с 1865 по 1877 год, федеральное правительство пыталось внедрять в южных штатах прогрессивные, антирасистские законы, вдохновленные вновь принятыми поправками к конституции, но делало это половинчато, не решаясь принимать крутые меры, чтобы окончательно сломить дух сопротивления Юга. Слишком сильно было после грандиозного братоубийства желание договориться, слишком велико нежелание проявлять твердость и непреклонность в "политической люстрации" побежденных (примерно в то же время и из тех же примиренческих соображений англичане закрывали глаза на усиливающийся расизм южноафриканских буров). Президенты Эндрю Джонсон и Улисс Грант так по-настоящему и не оккупировали Юг: в 1866 году к населению в девять с половиной миллионов (из них пять с половиной миллионов белых) была "приставлена" армия, не превышавшая 87 тысяч солдат; через 10 лет ее численность сократилась до 6 тысяч.

Полумеры Севера убедили южан, что они могут саботировать законодательные акты Реконструкции и принимать свои параллельные законы, насаждающие сегрегацию и дискриминацию бывших рабов ("Законы Джима Кроу"), нисколько не заботясь о совместимости своего законотворчества с федеральным. Зная, конечно, что и Вашингтон не особо озаботится их нестыковкой. Только очень развитые демократии научились защищать права слабых меньшинств; "нормальные" демократии уважают лишь политически или экономически организованные меньшинства. Мягкотелость федералов, попустительское отношение к Ку-клукс-клану и родственным ему группам террористического толка привели к зарождению среди южан новой мифологии, прославляющей их героизм в отстаивании гарантированных конституцией прав штатов от посягательств северных "наместников" (carpetbaggers) и их местных клевретов (scalawags).

"Самобытное" и обособленное развитие Юга растянулось в результате на целое столетие. Чему в известной степени способствовало и массовое искусство, популярнейшие киноленты "Рождение нации" и "Унесенные ветром", утверждавшие мысль, что Гражданская война не была схваткой между добром и злом, а лишь между различными представлениями о добре, в которой своя правда была у обоих противоборствующих лагерей. Таким образом, констатирует профессор истории университета Калифорнии Брюс Торнтон, поколения благонамеренных южан могли жить, не замечая противоречия между флагами федералов и конфедератов, присягая первому как образу патриотизма общенационального и второму как эмблеме любви к "родному пепелищу":

– Пока Юг был оккупирован войсками Севера или потом, когда там торжествовали вопиющая расовая сегрегация и узаконенное угнетение афроамериканцев, флаг Конфедерации символизировал лояльность населения идее превосходства белых над чернокожими и, по большому счету, институту рабовладения. Мой отец родом из западного Техаса, и всю свою жизнь он оставался в плену расистских стереотипов, так что с подобного рода людьми я знаком не понаслышке. Начиная, однако, с первых же лет после окончания Второй мировой войны и особенно вслед за принятием в США комплекса законов о гражданских правах в середине 60-х годов прошлого века, ну и, разумеется, сегодня, флаг Конфедерации рассматривается южанами не как символ расизма, который, в общем, в стране изжит и является уделом маргиналов, а, действительно, как символ верности Юга принципам федерализма, права самостоятельно определять свой путь социально-экономического развития независимо от модных прогрессистских представлений о сильном централизованном государстве, навязывающем всем, во что верить и чему поклоняться. Юг на настоящий момент – это оплот республиканцев, исповедующих индивидуализм и свободу предпринимательства. Поэтому я допускаю, что в сознании многих южан достойная похвалы преданность федерализму неловко наложилась на почитание боевого знамени конфедератов, действительно олицетворяющего сегрегацию и расизм.

Это мрачное историческое наследие из знамени конфедератов не вычленить, убежден профессор Брюс Торнтон, а поэтому публичная его демонстрация в каком-либо официальном контексте столь же неприемлема, что и использование символики нацистов или коммунистов. И то, и другое может оставаться в музеях, в лавках древностей, употребляться в качестве атрибутики митингов и шествий, но на официальные мероприятия им путь заказан:

– В данном случае можно вполне обойтись без официального запрета. Вы, может быть, помните, что еще не так давно у нас в стране регулярно проходили марши Ку-клукс-клана. В последнее время я о них вообще не слышу. Похоже, они стали историей. Ведь ку-клукс-клановцы не дураки, они не хотят позориться и выставлять себя на посмешище, выводя на улицы десять своих человек, которым обязательно будут противостоять контрдемонстранты, обладающие численным превосходством пятьдесят к одному, как минимум. Кому хочется столь откровенно признаваться в своей слабости и непопулярности? То же самое со знаменами Конфедерации. Уберите их в административном порядке с государственных зданий, признав тем самым их одиозность и неприемлемость в глазах огромного числа граждан, а остальное пусть решает низовая инициатива: символика маргиналов, при отсутствии явного или молчаливого одобрения со стороны властей, долго в условиях свободной конкуренции идей не выживет. Флаги конфедератов через какое-то время сами по себе уйдут из публичного пространства. И для этого не нужны никакие карательные законы, федеральные или штатные, – подчеркивает профессор университета Калифорнии Брюс Торнтон.