Как Алексей Айги превратился в реставратора музыки Cергея Курехина. “Донна Анна” и “Два капитана II”, евразийские идеи и посвящение Джону Кейджу. Музыка и политика. Музыканты "Поп-механики" и "нового джаза" в концерте-трибьюте. О священном безумии и дисциплине художника и поэта – композитор Алексей Айги и продюсер, музыкальный критик, автор книги “Сергей Курехин. Безумная механика русского рока” Александр Кушнир.
Елена Фанайлова: “Курехин и Айги в Консерватории”. Концерт в Москве. В студии - композитор, руководитель группы "4.33" Алексей Айги, автор огромной дискографии, автор музыки к фильмам, один из самых популярных, наверное, современных композиторов в России; и музыкальный критик и продюсер Александр Кушнир, автор книги “Безумная механика русского рока”.
Почему вообще Айги и Курехин? Вы еще в прошлом году, Алексей, сделали большой концерт под названием "Курехин Next".
Алексей Айги: Да, уже два года этому мероприятию. Это была не моя идея изначально, идея был Насти Курехиной, для вручения Премии имени Курехина сделать музыкальное оформление и использовать музыку Курехина. Я сделал первую пробу, и потом так как-то пошло и завертелось, и все выросло до такого огромного, почти двухчасового концерта из музыки Курехина.
Елена Фанайлова: Александр, ваша роль как продюсера в этом проекте?
Александр Кушнир: Я тут продюсер крайне опосредованный, с натяжками. С Настей Курехиной мы два или три года пили кровь друг у друга, работая над биографией Курехина – книгой "Безумная механика русского рока". Приходилось часто бывать у Насти дома, все это в спорах и в баталиях. И примерно одновременно у Леши была презентация в Гоголь-Центре программы "Курехин Next", и в тот момент вышла книга. Как-то это все пересеклось, по просьбе Насти мы занимались пресс-поддержкой концерта. И в декабре 2013 года стало понятно, что эта программа не просто состоялась... Леша со своей скромностью не сказал, что было три биса, был биток. И я был счастлив как автор книги, потому что за вечер ушло какое-то огромное количество экземпляров, и я думаю, что дух Курехина возрадовался где-то на небесах. Я тогда написал у себя в соцсетях, что это концерт года, без всяких конкурентов, и это было очень круто!
Елена Фанайлова: Алексей, что вам нравится в Курехине, из-за чего вы с ним работаете? Я могу, конечно, со стороны сказать, что, наверное, вы оба минималисты, что-нибудь в этом техническом смысле...
Алексей Айги: Нет. (смеется) А что может не нравиться в Курехине? Такой блестящий ум и блестящий музыкант, что странно, что никто этого до сих пор не сделал! Это музыка, которая должна звучать, ее можно и нужно играть. Так как после смерти уже прошло 19 лет, эта музыка просто медленно, как "Титаник", погружалась на дно, она звучала, выходили диски, но...
Елена Фанайлова: В концертном исполнении ее не было.
Алексей Айги: Ну, это, конечно, нельзя сделать, как делал Сергей, но надо сказать, что много прекрасной музыки невозможно было найти. Она звучала в фильмах и так далее, но ее нельзя было слушать, нельзя было расслышать. Были записи "Поп-механики", были записи каких-то саундтреков в достаточно ограниченном виде, но там, грубо говоря, как наследие, оно было не очень ясно представлено.
Елена Фанайлова: То есть не были записаны никакие саундтреки, музыки фактически не осталось, вам ее собирать пришлось? Алексей Айги: Ну, да. Если говорить о саундтреках, это просто музыка, которая писалась непосредственно перед записью, используя что-то из старых наработок, все перемешивалось, записывалось и забывалось очень часто вместе с фильмами. А музыка шикарная. И утеряно все – и ноты, и записи. В общем, прекрасная такая судьба человека-метеорита.
Александр Кушнир: Он автор музыки порядка 30 кинофильмов, из которых даже один тянет на полуголливудский, то есть это не только русские кинематографисты. Это "Кухня Китона" или что-то такое, копродукция Италия, Франция, Германия и так далее. Он про себя говорил: "Я теперь голливудский кинокомпозитор". Но речь о другом. По идее, у него существует около 30 саундтреков гипотетически. То есть он написал музыку к 30 кинофильмам, может быть, 28-ми. Реально вышло три альбома: "Господин оформитель", фильм Олега Тепцова, "Два капитана-2", и "Трагедия в стиле рок". Грубо говоря, вышло меньше 10 процентов. Существует огромное количество наших с Лешей общих друзей, таких археологов, архивариусов, исследователей, которые лазают по архивам, что-то там находят. Это и Андрей Гаврилов, и Сережа Чубраев(?), и так далее. Но огромное количество не издано, и у Айги, и у меня есть такая мечта - подержать когда-нибудь в руках "боксет", красивый такой, как у "Битлз" или на худой конец у "Аквариума", компакт-диски или винил... Но пока это все мечты-мечты. Наверное, здесь уместно сказать слово "бесхозяйственность", что огромное количество его музыки не дошло до своего зрителя. То есть фильмы, которые делали некрореалисты, параллельщики, арт-хаус, проскочили эти фильмы, "Переход Чкалова через Северный полюс", который возобновил Леша... Вот я смотрю сейчас на Айги, и для меня он ничем не отличается от реставратора икон, абсолютно!
Елена Фанайлова: Это очень серьезное заявление! Давайте покажем музыкальный фрагмент, который "реставратор иконы" "Донны Анны" нам представит. "Господин оформитель", наверное, самая узнаваемая на слух вещь, и мы послушаем сейчас тему "Донны Анны" и великолепное сопрано, которое в концерте было.
(Звучит музыка)
Елена Фанайлова: Что помните про этот концерт? Вот Саша сказал, что Леша чуть не опоздал...
Алексей Айги: Это пример Сашиного продюсирования, который за неделю до фестиваля смог всунуть в программу этот проект.
Александр Кушнир: Все-таки дух Курехина витает над нами. В школе я был заклятым атеистом, но, исследуя все, что связано с жизнью Курехина, уже много лет, я начал верить в мистику.
Елена Фанайлова: И в его присутствие, что с вами как-то общается.
Александр Кушнир: Да. Возвращаясь к концерту, он состоялся чудом несколько раз. После сета "Айги - Курехин" должны были выступать французы очень крутые, которые в этот день утром не прошли визовый режим, и они не смогли приехать. И таким образом, у нас освободилось время. Потому что в этот день случился там какой-то потоп в Москве, еще что-то, в общем, все было с такими приключениями, но судьбина благоволила. У Леши была идея на этом фестивале с музыкой Курехина выступить, с этим материалом, но за полгода все было расписано. И я позвонил и говорю: "Леша, ты хочешь сыграть?" Он говорит: "Да, но нет места". Я говорю: "Ну, будем что-то думать". И удалось убедить организаторов, спасибо Маше Семушкиной, что поставили на главную сцену эту программу. И тут я сказал: "Ребята, у вас фестиваль - 14-15 июня, а вы в курсе, что будет еще 16 июня 60 лет Курехину? И будет неправильно и несправедливо, если 60-летие не отметим". Тем более у Айги такая программа - сенсационный Курехин в Гоголь-Центре, просто сенсационный!
Алексей Айги: За месяц до концерта в Гоголь-Центре у нас слетела площадка, и мы в ужасе все метались. И потом вернулся Гоголь-Центр, где все прошло. Но этот концерт - я на него выехал, и в это время просто пошел такой дождь, и в залитой машине мы ехали часа полтора, и я подумал: какой концерт, если мы приедем, а там просто потоп? И когда мы приехали, оказалось, что там уже солнце.
Александр Кушнир: Да, первый аккорды - и выглядывает солнце.
Алексей Айги: В общем, все обошлось, да. Но там всегда были какие-то странные вещи. И самая странная вещь, конечно, что мне позвонили из Консерватории первый раз в жизни. Мне не звонят из Консерватории, я как бы...
Елена Фанайлова: Композитор, который не входит в обязательную программу...
Алексей Айги: ...Конкурса Чайковского. Я очень удивился и пришел к ним. Они говорят: "Вот, хотим сделать что-нибудь с вами, какой-нибудь проект, какие у вас есть идеи?" Я говорю: "Ну, вот, про кино и про это есть программа с Курехиным, которую хотелось бы очень показать". Они говорят: "Это нам, в принципе, интересно, и у нас есть только одна дата, которую можем предложить, - 9 июля". Это день смерти Курехина. У меня просто мурашки пошли, думаю: ничего себе... Но отступать уже было некуда.
Елена Фанайлова: Расскажите о музыкантах, которые в проекте участвуют.
Алексей Айги: Изначально идея была сделать аранжировку музыки Курехина для симфонического камерного оркестра, в итоге это разрослось до симфонического оркестра. Найти ту музыку, которая была где-то записана, но в плохом качестве или на синтезаторах и так далее, но предполагался оркестр. Естественно, когда разговор об этом, что вот есть у нас основа – оркестр, вторая часть – это мой ансамбль "4.33", с которым я давно работаю, который может делать всю эту техническую работу, ритм-секцию, собрать все вместе. И мы подумали о тех людях, которые работали с Сергеем, участвовали в "Поп-механиках", прекрасно помнят его, как это должно звучать, как бы такие носители информации. Конечно, я сразу вспомнил про Сергея Летова, к которому я отношусь с большим-большим уважением, это был первый музыкант в Москве, который организовал мне концерты и вообще который на меня обратил внимание. Это было в 1992 году, еще у меня не было группы, ничего не было. Я занимался импровизационной музыкой, прислал свою запись, просто дал кассету Сергею Летову. Он на следующий день перезвонил, что вообще чудо, так не бывает, особенно в наше время, и сказал: "Мне очень понравилось, давайте я что-нибудь сделаю". И сделал мне концерт. То есть это абсолютно бессребреник, фанат новой музыки, и в нем, мне кажется, такой дух и остался. Он просто любит музыку.
Елена Фанайлова: И еще у вас Волков и Гайворонский тоже из звездных имен.
Алексей Айги: Да. Понятно, что когда мы заговорили, кроме Летова, который играл очень много в "Поп-механиках", вспомнили Вячеслава Гайворонского, труба которого украшает просто кучу саундтреков, записей Курехина. Тут же и Владимир Волков, много видео "Поп-механики" с ним, и в саундтреках. И это вообще два таких музыканта-монстра, базовых музыканта для нового джаза, связанных с Курехиным. Дальше уже, конечно, было сложнее, потому что там Курехин использовал всех подряд, намешивал: "Вон Цой проходит! Так, иди сюда и играй на гитаре..." У нас на премьере играл - не в Москве, в Питере - Юрий Каспарян из группы "Кино", который записывал в "Донне Анне" гитару, еще много чего. У собственная карьера, концертная деятельность, поэтому нелегко с ним договориться, чтобы все совпали сроки. Но он несколько раз у нас участвовал, в питерских концертах во всех, по-моему, участвовал. Дальше уже я начал думать, кого еще надо собрать, позвал Алексея Круглова, это саксофонист, который был мне нужен для группы саксофонов. Стали думать, кто же может спеть эту "Донну Анну", которая неспеваемая совершенно...
Елена Фанайлова: Она, конечно, невероятно трудная для певицы!
Алексей Айги: Она очень сложная, да. Я подумал, вот есть Екатерина Кичигина, я с ней не знаком был, но она много поет современную музыку, специалист по авангарду, и я ей написал е-мэйл: "Здравствуйте, Катя! Это Алексей, хотелось бы с вами поработать. Что вы на это скажете?" Она сказал: "Ладно, Курехина я люблю, давайте!" Не так много певиц, которые могут это спеть. Мы счастливы, что нашли Катю.
Александр Кушнир: Я еще хочу сказать, что в каком-то смысле это всегда бой. Вот мы видели "Усадьбу-джаз", "Архангельское", ровно год назад, и я помню, как я позвонил Леше, суета перед концертом, в день "Курехин Next" в Гоголь-Центре, и он говорит: " У меня только полминуты, я дописываю партитуру..." Это с одной стороны, то есть боевые условия. Концерт начинался с существенной даже для недисциплинированных рокеров задержкой, много должно было паззлов сложиться, суета за сценой, очень много людей. И наконец, последняя у меня была возможность, хотя назывался пафосно, руководитель пресс-службы концертов в Гоголь-Центре, я очень внимательно следил за Гайворонским и Волковым на экранах. Вы знаете, их лица, извиняюсь за пафос, они как прощались с Курехиным или как шли в последний бой! Они с такой яростью играли, как будто это последний концерт в их жизни. То есть полная концентрация, полное погружение. И вот какие-то ангелы прилетели. И это не просто красивые слова, потому что я писал в "Безумной механике русского рока", что Гайворонский был последний музыкант, который сотрудничал с Курехиным. Курехин, встретив его где-то на проспекте, сказал: "Давай, я тебя запишу". У Курехина появились первые свободные деньги, это в 42 года, и он просто писал. И Гайворонский просил Курехина: "А что мы будем писать?" Курехин сказал: "Музыку богов". И он выступал как саунд-продюсер, как звукоинженер, Курехин. И когда Курехин умер, последнюю работу Курехина доделывал Гайворонский. Поэтому Гайворонский не менее знаковый, чем Летов, во всей этой ситуации. И вообще, прекрасно, что все живы, что Леше удалось всех собрать, потому что это реально... Ты сказал – носители информации, но они не только носители информации, но носители духа! Они носители духа и энергетики "Поп-механики". И как-то все это паззл складывается, такой хороший московский конструктивизм, питерская бесшабашность, она вся склеивается у Леши. Мы уже давали интервью на тему предстоящего события, и я сказал, что Курехин – это такой супрематизм от музыки, наверное, потому что он мыслил блоками, и Леше эти блоки удается очень классно отразить.
Елена Фанайлова: Если говорить о составе оркестра, о составе музыкантов, вы сказали, чего-то не хватает в этом составе...
Алексей Айги: Ну, здесь камерный совсем состав. В Москве, по-моему, не было Гайворонского с Волковым. У нас был очень ограниченный бюджет, маленькая сцена, мы не могли все поместиться, сократили оркестр, сократили солистов. Но все равно это все случилось. Несмотря на то, что там еще был ветер, нужны прищепки, ноты улетали, их скотчем прикрепляли, люди их держали смычками... Но это на всех, конечно, концертах на свежем воздухе такая история.
Александр Кушнир: Я вспоминал, что когда я выбивал, чтобы это случилось на главной сцене, я был себя кулаком в грудь и говорил организаторам: это абсолютно бесплатно! Леша сидит в Париже, мы с ним переписываемся, он максимально интеллигентно пишет: пакет А, пакет В, пакет С, пакет "Дружеский", что это тот минимум, при котором он может сыграть. То есть это реально какие-то совершенно заниженные цены, но эти деньги тоже надо найти. И я подхожу к организаторам и говорю: "Ну, да, я сказал, что бесплатно, но чтобы это произошло, нужно совсем немного..." (смеются) Есть идеальная модель мира, когда присутствуют питерцы, гитаристы, и огромное спасибо Лешиным музыкантам, которые смотрели влюбленными глазами на него во время концерта. Они только сыграли, начали отдирать скотч и ехать в Питер, потом что на следующий день, 16 июня, в 60-летие Курехина они выступали в Питере – та же программа с другим оркестром.
Алексей Айги: Существует запись "Поп-механики", какой-то финал "Поп-механики", где там выстроились пять гитаристов, в том числе Цой, Каспарян, Гаркуша... И мы всегда, когда идет концерт, пускаем эту видеозапись, и там стоит Летов, это какой-то 1985 год, играет на саксофоне, и вдруг мы видим, что он стоит на сцене, абсолютно такой же, но волосы изменили свой цвет, и как бы... У меня прямо сердце сжимается, когда я это вижу, сверху Летова и снизу Летова. Эти все люди, и там, на самом деле, из тех, кто играл, уже 30 процентов уже не остались в живых.
Елена Фанайлова: Это финальная композиция этого концерта?
Алексей Айги: Финальная композиция, да, и на Премии Курехина первый раз она была финальной, и в Гоголь-Центре. Грубо говоря, это такая композиция, после которой уже ничего не надо и не хочется.
Александр Кушнир: Дальше катарсис, такое ощущение.
Алексей Айги: У меня такое ощущение, да. Очень простая схема, но что-то такое в ней есть, неописуемое.
Александр Кушнир: Лешина скромность не позволяет ему сказать, что в конце композиции он незаметным движением берет инструмент, скрипку, и начинает играть. И ряд концертов заканчивается тем, что во время этого катарсиса он делает какие-то сумасшедшие прыжки, падает всеми костьми на пол со скрипкой... Поэтому катарсис такой, с оговоркой.
Елена Фанайлова: Ну, это обычное поведение музыканта Айги, насколько я знаю.
Алексей Айги: Ну, там и Курехин падал на сцену и лежал во время этой композиции, поэтому, в общем, такое посвящение.
Елена Фанайлова: То есть вам нравится, Леша, и его сценическое поведение, и вы стараетесь в этом проекте делать какие-то реплики буквально?
Алексей Айги: Я как-то не делаю это осознанно. Я знаю, здесь прямое как бы повторение того, что он делает, но нельзя его повторить, естественно, и не надо пытаться быть таким, как он, я все-таки пытаюсь дирижировать и показывать оркестру, что им надо делать, и я делаю, естественно, это немножко в преувеличенной манере, а не как Евгений Мравинский. Поэтому самое важное, чтобы все музыканты вместе сыграли, а дальше уже повторить и сделать, летать над сценой на тросе...
Александр Кушнир: Да, Курехин в достаточно, мягко говоря, консервативном концертном зале "Октябрьский", который был оплотом Ленинградского обкома партии и все такое, просто приделал крылья и летал над "Октябрьским". А знаете, откуда это пошло? У него была мечта, он когда был студентом, он всем своим друзьям, это вот по воспоминаниям я говорю, с восторгом рассказывал про Артура Брауна, который "Crazy World of Arthur Brown". Артур Браун пролетает с крыльями над залом! Тогда ему было 18-19 лет, и когда ему стало 38, он это реализовал, и я думаю, что это единственный советский, русский музыкант, который в концертном зале "Октябрьский" летал над залом.
Елена Фанайлова: Понятно, что креативность нашего героя находилась на грани безумия, я бы сказала. Как вам с этим всем работается? Это безумие не зашкаливает в материале? Можно ли эту стихию обуздать и поставить в какие-то жесткие производственные рамки?
Алексей Айги: В общем-то, это и была моя задача. Попытаться повторить этот перформанс Курехина, во-первых, невозможно, во-вторых, довольно глупо, но есть музыка, которую хочется показать, и которая как бы напрашивается на то, чтобы она зазвучала каким-то большим составом, оркестром. Ну, и тут как раз легко все это поставить, отталкиваясь от чисто музыкальных идей Сергея, на первый план поставить музыку, а все остальное уже прикладывается. Там такие музыканты играют на сцене – Гайворонский, Волков, Летов и компания, что они не дадут тебе уйти в какой-то академизм, не дадут расслабиться. Потому что Гайворонский живет своей жизнью на сцене. И что-то у него, я помню, случилось на концерте с трубой, она то ли сломалась, то ли еще что-то, и он как-то стал играть, используя то, что она сломана, какие-то странные звуки издавать. За ними стоит такая большая жизнь и целая эпоха, и эти люди настолько профессиональны, что они найдут выход из любой ситуации.
Елена Фанайлова: А что для этого концерта вам приходилось делать с музыкой Курехина?
Алексей Айги: Я взял музыку, слушал ее, как радио, через помехи, там люди разговаривают, какие-то безумные тексты 80-х годов...
Елена Фанайлова: И это все приходилось записывать, переводить в ноты самому?
Алексей Айги: Ну, да, диктант музыкальный. Я мало этим занимался, когда занимался музыкой, поэтому, конечно, мне было тяжело. Но я все это записал, и потом уже придумывал, как это будет звучать, какие инструменты и так далее. Естественно, я не хотел, чтобы это был композитор Айги, я хотел, чтобы это был Курехин, чтобы я ничего своего не внес, чтобы это не звучало как моя музыка, а звучало как музыка Курехина. Там есть какие-то вещи, довольно неожиданные, возможно, и для него, но в итоге, когда они все складываются, понятно, что это Курехин, и никто другой.
Елена Фанайлова: Давайте мы еще один фрагмент посмотрим и послушаем, "Синагога-буги".
(Звучит музыка)
Елена Фанайлова: Разговор о Курехине невозможен без обсуждения последних лет его жизни и его увлечения политикой. Я знаю, что Алексей Айги не очень рад этому повороту разговора, но тем не менее, таков наш герой, ваш любимый композитор, предмет вашего изучения, реставрации и так далее. Это человек, который заявлял, что “единственной формой актуального искусства является теперь политика”, увлекался вместе с Дугиным и Лимоновым определенными эзотерическими делами, и так далее. Я знаю, Саша, что вы писали об этом политическом ходе. Тема "Художник и политика" кажется вечной, но только каждый раз в определенный исторический отрезок времени приходится каждому человеку давать ответ на этот вызов. Как вы оценивали тогда его политический заход, из-за которого с ним поссорилось даже какое-то количество близких людей, и как сейчас об этом можно рассуждать?
Александр Кушнир: Ну, во-первых, надо честно сказать, что Курехин мастерски умел пускать людей по ложному следу. Не знаю, делал он это осознанно или нет, потому что, подводя итоги вот предыдущей части, о чем мы с вами говорили, Курехин говорил в интервью, что "Поп-механика" – это не совсем про музыку. И в доказательство – концертных альбомов "Поп-механики" практически не осталось. Есть там, что называется, бутлег, неавторизованная запись концерта в Нанте, и есть полустудийный альбом "Насекомая культура". То есть у "Поп-механики", как ни странно, альбомов не было. Он говорил: "Мне это не очень интересно – фиксировать в студии". А что ему было интересно? В какой-то момент, в районе 1994-95 годов, когда страну разрывало на части всякими шальными ветрами и пулями, он признавался в интервью своим друзьям, которым я верю на 100 процентов, он говорил: "Ну, музыка – знают 500 человек, ну, тысяча человек... Сейчас для меня музыка – это политика, потому что тут просто имя им миллионы". И у него были, опять-таки если верить самым близким его друзьям, несколько что ли таких идеальных моделей поведения в обществе в то время. С одной стороны – Жириновский. Ему очень нравился пиар Жириновского, ему нравилась эта его наглость, танк на Кузнецком мосту, продуманные интервью, слоганы, "мама - русская, папа - юрист"... Это делал его близкий друг, приятель и единомышленник Сергей Жариков в Москве, бывший рок-музыкант, лидер легендарной группы "ДК", он был пресс-атташе Жириновского в 1993 году. И Курехин дружил с Жариковым на тему книжек. Курехин был великий книжник, у него была великая коллекция книг. И у него в голове начала рождаться какая-то другая музыка, и поэтому тот же Волков...
Елена Фанайлова: Музыка революции, может быть?
Александр Кушнир: Да, с одной стороны, музыка революции, а с другой стороны, Волков играл с Курехиным еще до "Поп-механики", это называлось "Крейзи мьюзик оркестр", где Гребенщиков был, "Странные игры", все-все-все! И Волков говорил в интервью, что в поздние времена были две "Поп-механики" этого революционного времени – концерт в Хельсинки, с его описания начинает книга, и "Поп-механика-418”. Волков говорил, что "Курехин заигрался, и мне на сцене было просто страшно. Слава богу, что я не выступал во втором отделении, я садился и смотрел на эти пылающие кресты, этих дьяволом, ведьм, артисток Ленфильма, которые там катались на качелях, как злая пародия на Чехова". И когда посреди всего этого хаоса выходили Лимонов и читал какие-то там довольно радикальные произведения, и они все вместе пели патриотические или псевдопатриотические песни, и все это заканчивалось исполнением "Есть только миг между прошлым и будущим...", люди просто ругались. Отец ругался с сыном, брат ругался с сестрой... То есть Курехин в 1995 году расколол питерскую тусовку. И реально были случаи, Настя Курехина просила меня в книге об этом не писать, и я, скрепя сердце, пошел навстречу, что двери каких-то домов для Курехина оказались закрыты после того, как он увлекся идеями Национал-большевистской партии, за собой потянул Тимура Новикова, потянул “новых художников”, и так далее. И другое дело, что все-таки он быстро этим перебесился, и вот то, что он в последние там недели и месяцы своей жизни записывал "музыку богов" с Гайворонским... Все-таки он очень быстро влюблялся, очень быстро загорался, и в какой-то момент стало понятно, что на телевидении возможно все, и возник "Ленин - гриб", и было бы неправильно, если бы мы сегодня про это не сказали.
Елена Фанайлова: "Ленин - гриб" - это великая вообще выдумка, мистификация десятилетия.
Александр Кушнир: Мистификация настолько сильная, что я буквально вчера, готовясь к эфиру, посмотрел на одном из телеканалов передачу "Большая семья": сидит Настя Курехина, сидят все его питерские друзья, сидит Шолохов, и Шолохов говорит: "Этот эфир произошел 17 мая 1991 года". Почему он так помнит, потому что в этом мае русские войска вошли в Прибалтику. А у меня в книге опубликованы рецензии на "Ленин - гриб" в большевиcтско-коммунистической прессе за январь-февраль 1991 года. То есть до сих пор дух мистификации витает. То есть Шолохов уверен, что май... Ну, может быть, это несущественно, 3-4 месяцами раньше, но вот уже рецензии в коммунистической прессе январем-февралем 1991 года датированы. И Курехин... очень все перемешано, очень все сложно. Допустим, Гребенщиков или Настя Курехина считают, что Национал-большевистская партия – это такая была игра. Очень серьезно мы копали архивные материалы, и удалось у одного человека на антресоли в доме, где жил Бродским, найти запись телефонного разговора. Страшно тяжелый телефонный разговор Курехина с одним из друзей на тему НБП. Я по этическим причинам не стал его публиковать в книге, то есть буквально было три фрагмента, которые я не мог не опубликовать, где ему говорит собеседник... У меня лежит кассета, видимо, собеседник писал разговор. И он говорит: "Сереж, тебя в Сибирь повезут за это все!" И Курехин говорит: "Ну, значит, я поеду". И там просто такой идеологический спор двух мужиков. И мне смешно и немножко обидно, что люди считают, что для него это была игра, это был арт-проект. Ничего себе арт-проект! В тот момент он этим загорелся очень сильно.
Елена Фанайлова: Но я хочу понять, это стремление уйти в политику или просто артистический каприз?
Александр Кушнир: Он хотел изменить жизнь в этой стране! Пусть в одиночку, пусть без Цоя, уже покойного, без Гребенщикова, без своих друзей-художников, без... У него была дочь, у него была вторая дочь, у него был сын, у него уже был внук, он был молодой дедушка, и он хотел, чтобы они в другой стране жили.
Елена Фанайлова: Понятно, пусть даже и радикально все изменить, ценой революции?
Александр Кушнир: Он очень легко разрывал с друзьями, и в конце жизни его главными врагами были Собчак, с которым он некоторое время дружил, и Ельцин. Я держал в руках его записную книжку, мне Настя показала, мы открываем на букву "Б" - я это видел своими глазами - и телефоны: "Пугачева Алла Борисовна... Путин..." Это 1995 год.
Елена Фанайлова: Вам, Алексей, вся эта картина мира, насколько я понимаю, не близка?
Алексей Айги: Да, мне вообще это неинтересно. Мало ли чем человек интересовался. Мне интересна его музыка. Наверное, это была игра, может быть, частично не игра, но у меня ощущение, что он просто хотел в омут таким грязным веслом сунуть, взбаламутить тину и посмотреть, какая рыба будет клевать. Я думаю, в то время еще политика была все-таки игрой, и для него это было достаточно логично. Сейчас у нас уже как бы это все не игрушки и не веселые пирушки, сейчас бы, я думаю, все было по-другому. Мы не знаем, что произошло, поэтому не хочется гадать, но был такой эпизод, да. Он оставил всех с этой загадкой – зачем это было сделано.
Александр Кушнир: Но еще раз подчеркну, что он переболел этим, что в итоге все закончилось "музыкой богов".
Алексей Айги: Кстати, его последний диск был с Кешаваном Маслаком, “Dear John Cage”, то есть "Дорогой Джон Кейдж", это очень красивая, тихая музыка, в кейджевском духе. Это последняя запись, или одна из последних, она вышла первым диском на его собственном лейбле. Он взял лейбл, который назывался "Длинные руки", с Николаем Дмитриевым, джазовым критиком, тоже уже покойным. И как бы это была первая запись, такая абсолютно тихая музыка без всякой игры, без всего, без рок-н-ролла. Но мне еще кажется, что он съездил в Америку и оттуда вернулся с большим разочарованием. Во многом, наверное, это был кризис музыкальный, в какой-то момент идея "Поп-механики" себя исчерпала. Ну, можно еще один оркестр пожарников засунуть, можно 25 балерин, но дальше уже надо было как-то перерождаться и делать что-то новое. Но он не нашел этого, мне кажется.
Елена Фанайлова: Вы полагаете, что эти политические перформансы – это был и поиск художественного языка, какого-то внутреннего развития?
Алексей Айги: Ну, да. Потому что просто идея "Поп-механики" уже стала... ну, это шоу, да, и сначала это все срывало крышу, и люди были обалдевшие, а дальше, наверное, уже все ждали... Ну, а что еще можно сделать? Конечно, идея "Поп-механики" тупиковая, она идет в одну сторону, как такой локомотив, и в какой-то момент упирается.
Александр Кушнир: Мне повезло, что я с Курехиным встретился после Америки, это был февраль 1996 года, за четыре месяца до смерти, и он великолепно выглядел, был просто такой молодой человек, 28-29 лет, при этом ему был 41 год, и он очень много рассказывал. Говорит: "Я из Америки привез чемодан пластинок с бибопом..." То есть история с НБП тогда прошла мимо меня, мне нужно было брать интервью для книги про магнитофонную культуру “Cто магнитоальбомов русского рока”, и мы общались больше именно о роке, Курехин в "Аквариуме", Курехин в "Кино", Курехин и авангардные проекты. Получается, что его роман с НБП продлился чуть больше полугода. То есть в феврале 1996 года внешне это был человек, абсолютно здоровый от политики. И он в конце сказал: "Как приятно, что, в отличие от питерских журналистов, меня не спрашивают про политику, а мы целый час говорим о музыке". И опять-таки Гайворонский, он такой что ли мостик из той жизни в эту, или я не знаю как, он был саунд-продюсером последней работы Курехина... Вот Леша сказал "Длинные руки", и я вспомнил, что на лейбле Коли Дмитриева они выпустили отдельный альбом киномузыки, коллекционеры их слушают, называется "Just opera". И я недавно его купил за очень большие деньги, это страшный раритет. И Гайворонский доводил до ума. То есть вот как Курехин записывал Гайворонского, так Гайворонский доводил до ума уже после смерти Курехина альбом с киномузыкой. Почитай интервью Курехина, он говорит: "Нет-нет, "Поп-механика" – это не музыка!" Но при этом человек – автор 30 кинофильмов. И очень здорово, что сейчас это все второе дыхание приобретает, такое мощное. Я вообще много говорю о том, что 60-летие Курехина благодаря Айги, благодаря каким-то лекциям, круглым столам – это все дало мощный ренессанс интереса к Курехину и у молодого поколения, и напомнило людям, которым 40-50, что всего 19 лет прошло, а вы его забыли, ребята, надо вспоминать.
Елена Фанайлова: Вот еще вопрос про политику. Последние пару лет она нас напрямую ставит перед тем, что, на какой стороне музыкант ни выступит, к нему предъявляются претензии. Последняя история, например, с Земфирой, когда ей на концерте вручили украинский флаг, и делают врагом народа. Леша, это неизбежная часть профессия музыканта, человека, который выходит на сцену? Вы человек, который живет между тремя странами, наверное, вы неизбежно сталкиваетесь с тем, что у людей какие-то проекции политического порядка, претензии, вопросы к вам имеются. Как вы реагируете? Или как вы защищаетесь?
Алексей Айги: Ну, история с Земфирой – это вообще какая-то тотальная глупость, она не укладывается в голове. Как с цепи сорвались. К сожалению, люди, которые должны за это давать по башке прессе, блогерам, кто там это все раздувает, они заняты совершенно другими проблемами.
Елена Фанайлова: Или они, наоборот, это поддерживают?
Алексей Айги: А зачем это поддерживать?
Елена Фанайлова: Потому что выгодно поддерживать имидж врага-украинца и искать "пятую колонну".
Александр Кушнир: А Пол Маккартни брал знамена других стран и выступал...
Алексей Айги: Это все, конечно, просто тотальная глупость, и тут даже говорить об этом, все равно что ломиться в открытую дверь. Так быть не должно!
Александр Кушнир: Мне еще понравилось, на днях был фестиваль "Нашествие", и дружит с Земфирой Слава Петкун, "Танцы минус", он молодец, правильно сделал. Он вынес казахский флаг перед 80 тысячами, а потом во второй части песни достал еще белорусский. Вот правильная реакция! Видимо, не успел третий еще достать. Такой нормальный стеб. Потому что о чем вы вообще говорим?
Алексей Айги: Вообще, музыка и политика - сложная история. Сейчас очень много людей пытаются бойкотировать музыкантов, которые едут в Израиль, есть такая пропалестинская позиция, типа “музыканты не должны выступать в Израиле”. Тоже мне это кажется абсолютной глупостью. Каких бы люди не были политических взглядов, но музыканты – это музыканты. Я не говорю, что надо ездить в какие-то места... ну, как была старая история – апартеид в ЮАР, и была знаменитая песня "Я не поеду выступать в Сан-Сити". Все артисты ее спели, но это была все-таки жесткая история, и ЮАР была жестокая страна по отношению к чернокожим, это понятная история. Все остальные истории какие-то высосанные из пальца. Понятно, что куча музыкантов в той же Франции левых взглядов, и как только кто-то что-то скажет не на том уровне, как у нас, но музыканты начинают между собой там говорить: а вот артист такой-то за Саркози, вы представляете... К сожалению, есть такое давление, и это безумие политическое, оно, конечно, мне не нравится.
Елена Фанайлова: А к вам нет вопросов, как к человеку из России? Вас ответственным за Путина не делают ваши собеседники?
Алексей Айги: Вы знаете, вообще неинтересна Россия! Это нам кажется, что весь мир обсуждает Россию, и что все знают, “что там у хохлов”. Они понятия не имеют! Вот в тот день, когда у нас что-то тут важное совершилось в политической жизни, две-три недели назад, я в этот момент включил телевизор во Франции, и главная новость дня: Жюли Гайе, актриса, тайная любовница месье Олланда, была замечена толкающей тележку с дедушкой Франсуа Олланда на каком-то торжественном мероприятии, но не рядом с Олландом. И они обсуждали: что это – первый шаг к статусе первой дамы? Вот что их интересовало.
Александр Кушнир: Англия, ВВС обсуждало три дня подряд фестиваль в Гластонберри, на какой сцене там кто выступил. И это признаки здорового общества.
Алексей Айги: Да, это прекрасно, это и надо обсуждать! Россию обсуждали несколько раз - когда начались боевые действия на Украине, когда сбили "Боинг", и конечно, это было главной новостью дня. 2-3 дня это длилось, и потом они занялись своими проблемами. Россия находится на периферии общественного внимания что в Европе, что в Америке.
Елена Фанайлова: То есть вам конкретно с такой ситуацией, в которой оказывалась Земфира, не приходилось сталкиваться?
Алексей Айги: Нет, нет. И вы знаете, говорят, что вот, плохо к русским относятся. Не плохо относятся к русским, нормально относятся к русским. Есть любопытство, да, в какой-то момент могут спросить что-то. А могут ничего не спросить. Это зависит от людей. Но такого, что изменилось отношение к русским... Ну, может быть, на тех курортах, где русские куролесят, наверное, там особое отношение к русским.
Александр Кушнир: В Куршевеле изменилось отношение к русским! По-моему, уже меняться некуда! (смеются)
Елена Фанайлова: Друзья, и давайте в финале программы послушаем последний фрагмент из концерта Алексей Айги...
Алексей Айги: И я еще должен обязательно сказать большое спасибо Фонду Прохорова. Это действительно люди, которые нас просто взяли и спасли в последний момент, которые нам помогли. Потому что это чудовищно дорогой проект, у нас там 60 музыкантов на сцене, видео, оркестр, куча солистов, сложный звук, все надо привозить. Это очень дорого, и я просто даже без всякой надежды позвонил случайно, так как с Фондом Прохорова мы общались, и говорю: "Знаете, а вот у нас такой проект..." Они говорят: "Пришлите заявку". И они нам взяли и помогли. А то бы я сейчас распродавал, наверное, свое имущество, чтобы сделать концерт Курехина. (смеется)
