Александр Подрабинек: Говорят, самое недоброе пожелание в Китае – "чтоб жить тебе в эпоху перемен". Но перемены переменам рознь. При некоторых переменах, таких, например, какие происходили в нашей стране в начале 90-х годов прошлого века, жить было очень неплохо.

Тогда после десятилетий советского рабства забрезжила свобода, и появилась зыбкая надежда на новую жизнь, устроенную на началах свободы, демократии и права. То время давно прошло.

Сегодня маятник качнулся в противоположную сторону, и мы стремительно летим в советское прошлое. Разумеется, во власти и около нее полно обездоленных природой людей, прилагающих всевозможные усилия, чтобы маятник истории завис в советском времени. Они бы хотели возродить все до одного институты тоталитарного режима. И не скрывают этого.

Рачительный хозяин любую вещь приспособит для хозяйства. Ловкий политик любое событие обернет себе на пользу. Что бы ни случилось, у российской власти вывод один: надо по возможности возрождать советские порядки.

​Жестокое убийство душевнобольным беременной жены и шестерых своих детей было моментально использовано для того, чтобы очернить демократические преобразования 90-х и потребовать реставрации советской системы. В данном случае института принудительного психиатрического лечения.

Убийство в Нижнем Новгороде страдающим шизофренией Олегом Беловым семерых человек стало очередным поводом для попыток приблизить законодательство к советским образцам.

Депутат Госдумы коммунист Вадим Соловьев запросил мнение Генпрокуратуры, МВД и Минздрава о слабых местах существующей сейчас системы контроля, чтобы внести изменения в законы. Чем не устраивает его нынешнее законодательство и каких изменений он хочет?

Газета "Известия" смысл его предложений вынесла в заголовок – "Потенциальных маньяков предлагают госпитализировать принудительно". Господин Соловьев делает вид, что сейчас принудительной госпитализации нет, а вот в советское время она была, и это было хорошо!

"Депутат напоминает, что в Советском Союзе существовал закон о принудительной госпитализации, который как раз и гарантировал, что агрессивного человека, если есть основания подозревать его в психическом нездоровье, могли принудительно забрать в медучреждение для освидетельствования и изолировать от общества в случае необходимости, отправив на лечение".

Первый вопрос: а разве сегодня не существует принудительной госпитализации общественно опасных душевнобольных? Говорит президент Независимой психиатрической ассоциации (НПА) России Юрий Савенко.

​Юрий Савенко: Да, конечно, она существует, и она тщательно проработана. Когда принимался закон, добрая четверть комиссии по разработке этого закона была из членов Независимой психиатрической ассоциации России. Был соблюден так называемый правовой минимум, предназначенный для таких случаев, поэтому тут все продумано достаточно четко.

Александр Подрабинек: Законы, регулирующие применение принудительных мер к социально-опасным душевнобольным, разработаны подробно. Их полноценное и правильное применение способно обеспечить безопасность общества. Говорит член экспертного совета при уполномоченном по правам человека в России Юлия Аргунова.

Юлия Аргунова: Институт недобровольной госпитализации предусмотрен законом о психиатрической помощи. Он распространяется на несколько категорий больных. Она осуществляется непосредственно врачом-психиатром, не врачом какой-то иной профессии, а именно специалистом в этой области. Затем, уже в стационаре, врач, а потом и комиссия в течение 48 часов решает, обоснована ли госпитализация, следует ли этого пациента держать недобровольно или возможно получить его согласие и оставить его в стационаре. Если же комиссия считает это необходимым, то она направляет соответствующие документы в суд. В течение 48 часов суд дает санкцию, а затем в течение пяти дней он рассматривает вопрос по существу.

Александр Подрабинек: Идея Соловьева, в сущности, не нова – ограничить для граждан возможность судебной защиты, как это было в Советском Союзе, сосредоточив всю полноту власти по любому поводу в руках исполнителей.

Уж и суд-то пародийный, в основном "басманного" типа. И можно было бы не беспокоиться за судебные решения – вынесут, что прикажут. Но нет, любимая советская система не дает покоя: суд должен только карать граждан, а вовсе не защищать их права и интересы или быть арбитром в спорах с государством.

Реставраторы советских порядков утверждают, что судебная процедура лишает эффективности систему недобровольной госпитализации. Как уже повелось, ссылаются (как всегда, голословно) на зарубежный опыт.

​Юлия Аргунова: В соответствии с Европейской конвенцией, недобровольная госпитализация и содержание в стационаре приравнивается к лишению свободы, поэтому то, что в данном случае установлен судебный контроль – это как раз очень демократичная норма. И в каком-то смысле, чем больше вот этой самой судебной процедуры, тем она более соответствует гарантиям прав самого пациента. Действительно, судебная санкция – это мера половинчатая, суд в данном случае ориентируется только на медицинские документы, не видя самого пациента.

Получается, что, если оснований к недобровольной госпитализации нет, то об этом будет известно еще только через пять дней. 48 часов плюс еще пять дней, – получается, что, если суд посчитает госпитализацию необоснованной, то человек уже все равно претерпел многие лишения, он был взят из дома в машине скорой помощи, к нему были применены меры стеснения, ему вводили какие-то препараты. С другой стороны, это дисциплинирует и врачей, а кроме того, эти пять дней дают возможность определить состояние человека и обоснованность госпитализации.

Александр Подрабинек: Конечно, судебная система не является стопроцентной гарантией от произвола, но это все же некоторые барьеры на пути злоупотреблений. О фильтрах, затрудняющих использование психиатрии в немедицинских целях, говорит президент НПА Юрий Савенко.

​Юрий Савенко: У нас существует гигантское расстояние между правовой системой и правоприменительной практикой, поэтому то, что хорошо в законе, оборачивается множеством подножек по ходу исполнения. У населения и тем более у думцев нет грамотного представления о законе. Эта инициатива показывает такую безграмотность. Если поступает сигнал о социальной опасности от соседей или родственников, то в острых случаях вызывается полиция, она в свою очередь приглашает психиатра. Психиатр – это как бы первый фильтр, который, если находит достаточные основания, вызывает скорую психиатрическую перевозку и направляет человека в психиатрическую больницу. Второй фильтр – это врач приемного покоя, который в свою очередь далеко не всегда принимает больного, если для этого нет достаточных оснований. Далее, согласно закону, в течение 48 часов в случае отказа больного госпитализироваться этот вопрос рассматривает консилиум врачей минимум из трех человек. Если этот консилиум решает, что стационирование показано, а больной протестует, то в течение пяти дней вызывается судебная коллегия, сплошь и рядом выездная. Мы добились того, что это всегда было очным, а в последнее время во многих местах стало заочным. Таким образом, соблюдены не только опасения вызвавших, но и права этого человека.

Александр Подрабинек: Другой вопрос: а в советские времена разве не было случаев, подобных нижегородскому? Разве облегченная советская система принудительной госпитализации гарантировала отсутствие таких трагедий?

​Юлия Аргунова: Если мы возьмем, например, практику Института, а теперь Центра имени Сербского, где мне довелось работать больше 15 лет, то случаи, когда люди совершали такие массовые убийства, имели место. Я не вижу оснований говорить, что сейчас их стало больше или они качественно изменились. Если мы возьмем криминогенную ситуацию в стране в целом, то большая часть многих тягчайших насильственных преступлений совершается вменяемыми, то есть психически здоровыми людьми. Вот на это надо обратить внимание.

Александр Подрабинек: Намерения ужесточить законодательство о психиатрической помощи преподносятся под видом защиты общества от агрессивных душевнобольных. При этом сознательно игнорируется тот факт, что психически здоровые люди гораздо агрессивнее психически больных.

Юрий Савенко: Трагические случаи с криминальными действиями наших пациентов неизбежно бывают по всему миру. Но до сих пор в населении существует мифология, что психически больные опасны. На самом деле криминальные случаи значительно более часты в общей популяции. Когда это делается руками наших больных, это выглядит настолько явно, резко, грубо, что производит большой общественный резонанс. Тем более, что наши больные не заметают следы и чаще попадаются. Но в целом чудовищная агрессия и грубейшие преступления в основном исходят от нормальных людей.

​Александр Подрабинек: Вопрос третий, характеризующий уже не столько законодательство, сколько Вадима Соловьева, бывшего тракториста, а ныне руководителя юридической службы ЦК КПРФ.

"Известия" пишут со ссылкой на депутата о несовершенстве нынешнего закона "О психиатрической помощи и гарантиях прав граждан при ее оказании":

"Действующий сейчас закон … допускает только три условия, при которых неадекватный человек может быть принудительно госпитализирован, и все их можно свести к общему знаменателю: если человек не буйствует либо не проявляет признаков своего душевного недуга в присутствии медиков и представителей власти, нет никаких оснований даже отправлять его на медосвидетельствование".

Кто здесь лукавит больше: депутат Соловьев или газета "Известия"? Статья 29 закона "О психиатрической помощи и гарантиях прав граждан при ее оказании" действительно содержит три основания для недобровольной госпитализации душевнобольных. А именно:

“Его непосредственная опасность для себя или окружающих. Или его беспомощность, то есть неспособность самостоятельно удовлетворять основные жизненные потребности. Или существенный вред его здоровью вследствие ухудшения психического состояния, если лицо будет оставлено без психиатрической помощи".

Вот и все, никакого обязательного "присутствия медиков и представителей власти", никакого запрета на медосвидетельствование. Вот что говорит об инициативе депутата Соловьева советник юстиции Юлия Аргунова.

​Юлия Аргунова: С его точки зрения, госпитализировать человека в недобровольном порядке у нас можно, только когда он носится с топором. И он предполагает, что эту ситуацию нужно изменить, следует теперь госпитализировать людей буквально по звонку соседей. Конечно, такое положение дел не может иметь место, по звонку никто никогда не госпитализирует человека, потому что госпитализируют не родственники и соседи, а врач-профессионал. Он обязательно приедет, получив такое сообщение, скорая помощь обязательно выяснит, в каком состоянии находится человек. Если он бегает с топором не потому, что он хулиган, а потому, что страдает психическим расстройством, то он будет госпитализирован. Так что это предложение лишено правового смысла. Это довольно некомпетентное и несостоятельное предложение. Во-первых, оно недемократично и абсурдно, потому что ни по какому звонку невозможно направить человека на лечение. Кроме того, у нас в истории уже были случаи использования психиатрии в не медицинских целях. Это мы уже проходили. А во-вторых, чтобы люди не беспокоились и не думали, что здесь нет защищенности, – в принципе, все возможные случаи неправильного поведения душевнобольных покрываются законом, просто этому депутату нужно быть о них информированным и правильно обдумать концепцию того, что он предлагает.

Александр Подрабинек: Я думаю, коммунист Соловьев хотел бы написать в законопроекте так: "Вопрос о принудительной госпитализации должны решать психиатры, основываясь на своих знаниях и догадках, и правоохранительные органы, основываясь на своем революционном правосознании. Судебная процедура – волокита, чепуха и несовременно".

Но поскольку до эры революционного правосознания мы еще не допятились, депутат Соловьев ищет другие аргументы:

"По мнению депутата, никаких превентивных мер по отношению к Белову по действующему законодательству принять было невозможно: он неоднократно буянил, избивал своих родственников, однако к моменту приезда медиков становился кротким и казался внешне совершенно нормальным".

Однако вопрос: если Белов "неоднократно буянил", а по приезде медиков становился кротким и нормальным, то почему его не заключили в тюрьму на общих основаниях? Заявления от жены были. Соседи подтверждали.

Законодателю Соловьеву полезно было бы знать, что от уголовной ответственности освобождает не факт психического заболевания, а факт невменяемости в содеянном. Устанавливается это в суде. А до суда Белов, если он в самом деле такой кроткий и нормальный, подлежит обычному уголовному судопроизводству.

Проблемы недобровольной госпитализации и принудительного лечения душевнобольных не решаются только созданием хороших и правильных законов. Эти вопросы вообще одни из наиболее сложных в любой юридической системе, основанной на приоритете права и законности.

Чтобы защитить граждан от произвола, а права душевнобольных – от злоупотреблений со стороны правоохранительной системы и недобросовестных психиатров, обществу необходим определенный уровень правовой культуры. Это достигается столетиями цивилизованной жизни.

Но ни у кого нет времени столько ждать. Защита нужна каждому и сейчас. Обеспечить ее должно хотя бы в минимальной степени существующее законодательство. Насколько гарантированы права душевнобольных в современной России?

​Юлия Аргунова: С точки зрения закона, они гарантированы. Но проблема состоит в том, что законодательство у нас содержит массу коллизий. К сожалению, есть значительное количество пробелов, некоторые институты до сих пор не обеспечены механизмом реализации. Главная проблема с гарантиями прав, к сожалению, заключается в некоторых особенностях нашего менталитета. И граждане, и должностные лица относятся к лицам с психическими расстройствами с подозрением, как к людям, которые могут причинить какой-то вред, как к потенциально опасным людям. И в основном у них такая установка: либо не давать им ответы, либо давать ответы достаточно формального характера, которые не позволяют человеку решить свою задачу. Я думаю, и судебные органы, к сожалению, часто грешат этим.

Правоприменение здесь более важно, потому что, когда в 1992 году разрабатывался закон о психиатрической помощи, он полностью соответствовал международным стандартам. Так что здесь мы должны наблюдать за правоприменительной практикой.

​Александр Подрабинек: В России сегодня времена торжествующей некомпетентности. Депутатам Госдумы не до таких мелочей, как тонкости права. Полиции не до таких мелочей, как защита граждан. Если граждане не откатывают с криминального бизнеса, не кормят полицейских, не дают им взяток, то зачем защищать таких бесполезных граждан? А тем более реагировать на заявления родных – семейные дела, разберутся.

Разобрались. Без участия российского правосудия. Семь убитых и убийца, который, скорее всего, будет признан невиновным, поскольку психически болен.

Если он действовал в состоянии невменяемости, то он и в самом деле не виноват – такие больные зачастую агрессивны вовсе не по своей природе или складу характера. Они действуют в состоянии мнимой самозащиты. Они убивают, спасаясь от преследования, которого в реальности нет.

Юрий Савенко: С древних пор душевнобольные выводились из-под наказания, потому что они не ведали, что творят. И то, что сейчас иные это забывают, – это индикатор нашей сегодняшней общественной атмосферы, возмутительное снижение всяких этических норм и даже здравого смысла.

Александр Подрабинек: Кто больше виноват в случившемся: плохой закон, как уверяет Вадим Соловьев, или плохая работа полиции и органов здравоохранения?

Юрий Савенко: В этой части закон прописан тщательно и достаточно основательно. Разумеется, если говорить обо всем законодательстве, то не может не быть каких-то огрехов, тем более, что ситуация меняется, и закон должен соответствовать реальной обстановке.

​Александр Подрабинек: Нагрузка у полиции сегодня большая – надо собирать дань с бизнеса, крышевать криминал, а еще совершенно бесплатно разгонять митинги несогласных и бороться, например, в том же Нижнем Новгороде, с такими организациями, как Нижегородский комитет против пыток.

Сколько сил на это уходит, и где взять время на профилактику настоящей преступности? Тем более, что бороться с открытыми оппозиционерами гораздо легче и намного безопаснее, чем с настоящими преступниками.

Низкий профессионализм полиции – тема, о которой не любят говорить представители власти. Насколько трагедия в Нижнем Новгороде связана с плохой работой полиции?

Юлия Аргунова: Конечно, полиция должна участвовать в профилактике общественно опасных действий душевнобольных. Есть соответствующая совместная инструкция МВД и Минздрава. Но вместе с тем, как я поняла из сообщений средств массовой информации, это лицо находилось под диспансерным наблюдением. Диспансер должен был определить режим наблюдения за этим лицом. То есть это динамическое наблюдение с целью профилактики, в том числе, обострений, совершения опасных действий. Они должны были решать, когда они к нему приходят, когда они его освидетельствуют. Лицо, которое находится под диспансерным наблюдением, может быть освидетельствовано без его согласия, даже судебная процедура здесь не требуется. Так что здесь могла быть недоработка не только полиции, но и психиатрической службы.

Александр Подрабинек: Безусловно, часть ответственности лежит и на психиатрах, а еще больше – на системе здравоохранения и социального обеспечения. Помощь тяжелым душевнобольным – забота общественного здравоохранения. Психиатры обязаны реагировать на сообщения о социальной опасности своих больных, так же, как полиция обязана реагировать на сообщения о преступлениях или подготовке к ним.

Что мешает им это делать? Какие упущения в законодательстве оправдывают их бездействие?

​Юрий Савенко: Дело тут, скорее всего, в том, что идущая сейчас так называемая реформа здравоохранения представляет собой ее разрушение, развал, сокращение всего на свете. Вооружение важнее, чем здоровье и жизнь населения. В результате психиатры поставлены в условия принуждения к халтуре. Это касается и стационарной службы, которая работает в связке с амбулаторной, вынуждена выписывать недолеченных больных. Разумеется, риск всевозможных ЧП, агрессивных, суицидальных действий возрастает. Но это прямое следствие действий тех же думцев, которые дали дорогу этой злодейской реформе.

Александр Подрабинек: На фоне законодательных событий последних лет можно считать счастливым исключением те редкие случаи, когда какие-то элементы законодательства улучшаются, а не ухудшаются. Это относится к некоторым положениям закона о психиатрической помощи.

Юлия Аргунова: 15 сентября у нас вступает в силу новый Кодекс административного судопроизводства Российской Федерации, где значительно демократизирован институт недобровольной госпитализации. Например, суд должен обязательно извещать пациента о том, что будет судебная процедура (раньше этого не было), или врачи обязаны известить о том, что они подали документы в суд. Важно, что судебное решение будет изготавливаться буквально сразу, в день, когда оно вынесено, а не по прошествии длительного периода времени.

Но есть и очень недемократичная норма, которая позволяет фактически проводить судебное заседание заочно. Если раньше больной не мог участвовать в судебном заседании в помещении суда, то в этом случае суд организовывал выездное судебное заседание, приезжал в больницу и там проводил заседание. Теперь же, с 15 сентября процедура изменилась, теперь врачи должны обязательно написать в своем заключении, что этот конкретный пациент может участвовать и понимать все происходящее в судебном заседании. Вот это, мне кажется, совершенно некорректно. Человек, который недобровольно госпитализирован, в психозе, – чтобы он адекватно понимал все, что происходит… Тут и здоровый человек, и мы с вами не всегда адекватно понимаем, что иногда происходит. Это неправильно, во-первых, с точки зрения логики, а во-вторых, это отдано на откуп врачам: это они решают, может ли пациент понимать все в судебном заседании, то есть это те же врачи, которые госпитализировали пациента. Некоторый элемент независимости тут утрачивается. Я считаю, здесь именно суд должен определять, может человек участвовать в судебном заседании лично или нет.

​Александр Подрабинек: В целом система работает плохо. И чем дальше, тем хуже. Это касается не только здравоохранения и правоохранительного ведомства. То же самое происходит практически во всех сферах жизни общества и государства, даже в такой опекаемой властью отрасли, как военная.

Попытки директивно управлять экономикой, наукой, образованием, здравоохранением едва ли способны привести к значительным успехам, даже если управлять этими общественными институтами будут гении. А что можно сказать о представителях российской власти? Разве эти люди похожи на гениев?

Но управлять страной им очень хочется, и желательно бессменно. Поэтому действительно талантливых соперников они гнобят, критиков преследуют, претендентов на власть объявляют врагами народа и пятой колонной.

Сами же они не способны ни к чему, кроме изобретения все новых и новых запретов, ужесточения законов и призывов к бдительности перед лицом воображаемых внешних и внутренних врагов.

Вот и улучшение психиатрической службы они видят, главным образом, в том, чтобы отнять у людей побольше прав, а полиции дать побольше возможностей. Чтобы психиатры стали послушным и надежным инструментом государственного насилия. Чтобы сажать в психушку можно было по звонку начальства. Чтобы у душевнобольных или тех, кого власть объявит таковыми, не было ни судебной защиты, ни прав, ни надежд на правосудие.

В идеале, выселить всех, как выселяли после войны из Москвы и Ленинграда калек-фронтовиков, которые своим видом портили картину процветающего социализма. Или совсем кардинально: умертвить всех душевнобольных, как это делали нацисты во времена Третьего Рейха.

В маленьких черепных коробках больших начальников не умещается ничего, кроме примитивной мысли об окончательном решении любого вопроса силовым путем.

И почему бы в таком случае не начать с душевнобольных – самой незащищенной части общества? Потом ненормальными можно будет объявить всех инакомыслящих, а затем отменить судебную процедуру вообще и выносить приговоры заочно, тройкой никому неизвестных судей. Все это уже случалось в нашей истории, и не так давно.