Когда в Крыму сотрудниками ФСБ был арестован Олег Сенцов, московский кинорежиссер Аскольд Куров начал съемки документального фильма о своем коллеге. В августе он снимал заседания суда в Ростове-на-Дону, завершившиеся шокирующим приговором: Олег Сенцов был осужден на 20 лет лишения свободы, а его товарищ Александр Кольченко – на 10, несмотря на недоказанность вины и отказ ключевого свидетеля обвинения от своих показаний.
Аскольд Куров поделился с Радио Свобода своими впечатлениями от приговора и рассказал о работе над фильмом:
– Общее впечатление от этого процесса как от театрального действа, это такие декорации правосудия. Там было несколько поворотных моментов, когда, например, Геннадий Афанасьев отказался от показаний, которые он давал на следствии, и заявил, что к нему применялись пытки и он оговорил Сенцова и Кольченко. Но это никак не повлияло на дальнейший ход судебного заседания, хотя адвокаты объясняли, что это очень серьезный повод для того, чтобы отправить дело на пересмотр и возбудить расследование по заявлению о пытках. Олег, еще будучи в Москве, на одном из заседаний рассказал, что следователь ему пообещал 20 лет за то, что он не подписал признательные показания. Ровно эти 20 лет он и получил. В этой точке стало очевидно, что решение, видимо, было принято очень давно, если не с самого начала. Поэтому все усилия защиты были совершенно напрасны.
– Олег ожидал такого приговора, но все-таки казалось, что кампания в его защиту по всему миру как-то повлияет и будет хотя бы тот приговор, который вынесен по другим эпизодам этого дела, – 7 лет или что-то подобное, а все-таки не 20. У вас есть догадки, с чем связана такая жестокость?
– Это, конечно, показательный процесс. Люди, которые все это организовали, преследуют свои политические цели. Оставалась надежда на то, что кампания в поддержку и в Европе, и в России может принести какие-то результаты, но, к сожалению, получилось то, что получилось. Когда судья зачитывал приговор, все это происходило как-то быстро, второпях, буднично. Осталось очень тяжелое впечатление. Многие люди выходили, и было видно, что у них ком в горле.
– Возможно, было еще и такое желание – показать российским и западным интеллектуалам, которые выступали в защиту Сенцова, что их мнение больше вообще не принимается в расчет. Кстати, не только на этом процессе. Происходящее вокруг погрома в Манеже – еще одно свидетельство того, что власть больше не намерена считаться с возмущением интеллигенции.
– Да, у меня тоже есть ощущение, что это запугивание, демонстрация абсолютной силы, когда никакие законы, никакие механизмы не работают, а существует только высшая воля, какие-то тайные интересы. Во-вторых, мне кажется, что этот процесс был еще необходим для этой кампании пропаганды, которая ведется на телевидении, чтобы оправдать все, что произошло в Крыму и в Украине. Конечно, дело "крымских террористов" выгодно еще и с этой точки зрения.
– К тому же единственное, чего всерьез боятся в Кремле, – это физического сопротивления, как на Майдане, – человека с булыжником. Поэтому такой размах приняло "Болотное дело". Стало быть, людей, которые как-то пытались сопротивляться в Крыму, нужно просто уничтожить, а остальных запугать их приговорами.
– Насколько я знаю, после ареста Сенцова, Кольченко, Афанасьева гражданский протест в Крыму просто сошел на нет. Люди боятся высказываться, сидят тихо либо продолжают уезжать из Крыма.
– Точно так же и "Болотное дело" фактически уничтожило протестную волну, которая была в Москве в 2011–2012 годах...
– Да, я думаю, это очень похожая схема. Многие журналисты сейчас сравнивают это с "Болотным делом" и говорят о том, что это дело может продолжиться и могут привлечь каких-то новых фигурантов из Крыма.
– Характерная запись в блоге Дарьи Цивиной, которая считает, что дело Сенцова показывает всем, как будут выглядеть политические репрессии, и совершенно не важно, будут ли это точечные показательные процессы или массовые посадки. "Главное, что люди уже привыкают к тому, что эти репрессии происходят. Как на бомбежки люди перестают реагировать во время войны, так и репрессии постепенно становятся будничным рядовым явлением. В какой-то степени это возвращение к полноценной практике сталинизма". Было такое ощущение в Ростовском суде?
– Зоя Светова, по-моему, впервые назвала этот процесс "первым сталинским процессом эпохи позднего Путина". Да, это очень страшный прогноз. Конечно, эти аналогии со сталинскими процессами на поверхности лежат. Мы знаем, что тогда дела фабриковали абсолютно из ничего точно так же, как и здесь. Говорят, в основном, про Олега не только потому, что он известный режиссер, но ведь он единственный из всех фигурантов дела, причастность которого не была доказана ни по одному эпизоду – ни по поджогам офисов, ни тем более в планировании взрывов. И то, что можно без каких-то убедительных доказательств человека посадить на 20 лет, конечно, сразу отсылает в те далекие времена.
– И пытки, конечно, – неотъемлемая деталь сталинского процесса.
– Да. На одном из последних заседаний адвокат Динзе зачитывал заявление Геннадия Афанасьева, который подробно описал то, как проходили пытки, волосы встали дыбом. Представить, что в этих органах работают люди с изощренной садистской фантазией, очень сложно.
– Приговор вынесен, суд в Ростове закончился. Но это не конец ваших съемок, не конец работы над фильмом?
– Съемки тоже закончены. Я приступаю к монтажу. Это достаточно длительная работа. Мы постараемся закончить как можно быстрее – самое раннее фильм будет готов в феврале следующего года.
– Расскажите о структуре фильма. Что вам удалось снять?
– Об этом сложно сейчас говорить, потому что структура и концепция фильма требует отдельной работы. Нужно отсмотреть весь материал, нужно составить логическую конструкцию, чтобы об этом очень запутанном деле рассказать понятно и доступно. Из материалов есть все судебные заседания, есть встречи с адвокатами, с друзьями и близкими Олега. Съемки с его двоюродной сестрой Натальей Каплан, которая очень активно занималась организацией помощи Олегу, общалась с адвокатами, с активистами. Есть свидетельства людей, которые в тот момент находились в Крыму, которые знали Олега и смогут рассказать о том, как все это на самом деле происходило. Есть еще очень много телевизионной хроники – взгляд с другой стороны, как в России зрители могли воспринимать этот процесс.
– Вам не мешали? Никаких препятствий не было во время съемок?
– Нет, абсолютно. Все, что касается процесса в Ростовском суде, там максимально все было корректно, подчеркнуто вежливо. Единственное – нельзя было все время снимать в зале. Была так называемая протокольная съемка, которая допускается в течение 10 минут в начале заседания. Но все остальное выводилось на мониторы в коридор, была трансляция. Поэтому я снимал часть с мониторов. Весь процесс зафиксирован.
– Вы снимали и знаменитых кинематографистов, которые поддерживали Сенцова и специально для вашего фильма готовили обращения...
– Это была параллельная кампания в поддержку Олега. Мы встречались с известными кинематографистами, режиссерами, продюсерами, актерами, которые записывали короткие видеообращения. Я пока не знаю – войдет ли это в фильм или нет.
– У нас получился мрачный разговор. Но кое-что обнадеживающее я обнаружил у публициста Вадима Штепы. Он написал, что после этого приговора Сенцов становится крымским Гавелом (я бы добавил, что и с Нельсоном Манделой можно его сравнить) и будет достойным президентом свободной республики Крым. Согласитесь?
– Не знаю, захочет ли он стать президентом, но Олег вошел в историю и стал примером для многих... То, как он себя ведет, и то, что он говорит в суде, является гораздо большей поддержкой нам всем, чем то, что мы пытаемся ему передать отсюда, будучи на свободе. Многие уже говорили, что Олег за решеткой гораздо свободнее нас, что мы на самом деле такие же заложники. Я очень хочу верить, что у этой истории будет хеппи-энд, что никаких 20 лет он там не просидит, а выйдет гораздо раньше и сможет очень много сделать и в кино, и в литературе.
