Представители Союза музеев и Министерства культуры ведут интенсивные переговоры с министром внутренних дел Владимиром Колокольцевым о новом порядке охраны музеев. Посты полиции и сейчас существуют далеко не во всех российских музеях, а с 1 ноября вневедомственную охрану предполагают упразднить повсеместно. В сообществе музейщиков уверены, что случившийся три недели назад погром в Манеже – свидетельство крайней уязвимости произведений искусства на выставках. Учинившие хулиганскую акцию так называемые "православные активисты" до сих пор не наказаны. На вопросы Радио Свобода ответил директор Государственного Эрмитажа Михаил Пиотровский.
После дебоша движения "Божья воля" в московском выставочном зале "Манеж" – были повреждены работы скульптора Вадима Сидура – внятной реакции правоохранительных органов и государственных чиновников не последовало. Лидера "православных активистов" Дмитрия Цорионова и его сообщников ненадолго доставили в отделении полиции, однако уголовное дело по факту вандализма и уничтожения произведений искусства до сих пор не возбуждено.
4 сентября на электронной платформе социального действия Chang.org, где размещена петиция с требованием запретить организацию "Божья воля" как разжигающую ненависть и нетерпимость в обществе, появился ответ прокурора управления по надзору за исполнением законов о федеральной безопасности Дмитрия Вагурина. Он сообщил, что петиция, собравшая на данный момент 4700 подписей, направляется для рассмотрения в Генеральную прокуратуру Российской Федерации.
Под петицией – подписи людей разных профессий. Кроме того, в защиту выставок и музейной собственности написаны открытые письма представителей культуры. Но не стоит обольщаться: куда громче звучат голоса людей, вслед за членами "Божьей воли" считающих, что вся культурная жизнь страны должна соответствовать фундаменталистским религиозным представлениям. Да, в России есть закон, защищающий чувства верующих от оскорблений, однако никому почему-то не приходит в голову, что и чувства атеистов могут быть оскорблены. К примеру, когда на светской выставке им навязывают свои критерии трактовки библейских образов и сюжетов.
Дмитрий Цорионов по прозвищу Энтео дает интервью всем желающим, только на минувшей неделе он принял участие в ток-шоу двух российских телеканалов. Директор Эрмитажа, президент Союза музеев России Михаил Пиотровский призывает не рекламировать действия вандалов и их самих:
Невысокий культурный уровень общества сказывается на некой боязни власти, которая опирается то на широкие массы, то на неширокие массы
– Не надо упоминать это имя. Нельзя ставить на одну доску хулигана и, скажем, университетского профессора. До тех пор пока вы будете упоминать название организации, которая не заслуживает никакого упоминания, так и будет продолжаться. Это пиар для них, отчасти для этого они и устраивают провокации.
– Есть ли у вас объяснение, почему так много голосов авторитетных людей поднималось в защиту московского Манежа и за наказание погромщиков, но дело до сих пор не возбуждено; внятной оценки со стороны властей этих событий до сих пор нет? При этом, когда в Петербурге уничтожили горельеф Мефистофеля, события стали развиваться совсем по другому сценарию.
– Наше общество – общество очень низкого культурного уровня. Превращать в кощунство то, что не является кощунством, – это как раз проявление невысокого культурного уровня. Совершенно неважно, были эти маргиналы искренни или нет. Невысокий культурный уровень общества сказывается на настроениях власти власти, которая опирается то на широкие массы, то на неширокие массы. Власть – хотя это относится не только к власти – начинает бояться. Когда произошла история с Манежем, четыре-пять дней вообще ничего не было понятно. Все говорили: "Ну да, конечно, безобразие, плохо. Но эти что там выставляют?"
Я думаю, что у нас в Петербурге с Мефистофелем получилось по-другому, потому что уже "случился" Манеж. Думаю, очень многим стало стыдно: мы не сразу поняли, с чем имеем дело. Простите, что же это делается?! Проводят научную экспертизу того, что выставляется в Манеже. Я даже не говорю о том, что это имя Вадима Сидура. Если выставляется, значит искусство! Это позиция, которую мы отстаиваем.
Мы должны говорить об этом, просвещать людей. Реакция на уничтожение Мефистофеля – тому пример. Ведь Петербург немножко другой город, это не Москва. У нас на улицы выходят протестовать только по одному поводу: памятники архитектуры, культура и тому подобные вещи. Должна быть немедленная реакция общества и специалистов. Тогда и власть будет поступать как надо.
– Можно ли уже не беспокоиться за судьбу Исаакиевского собора? Правительство Петербурга отказалось передавать его Русской православной церкви, однако Церковь настаивает на праве владения этим памятником архитектуры.
– Шутить по поводу Исаакиевского собора я зарекся. Однажды, когда я там был, ко мне подошел журналист с вопросом: что же нам делать с Исаакиевским собором? Я на ходу говорю: "Отдать Эрмитажу, потому что собор принадлежал министерству Императорского двора". Вот так брякнул, а потом это четыре дня во всех газетах было. Дескать, опять этот Эрмитаж хочет все захватить.
Если же говорить серьезно, думаю вот что: случившееся дает повод и возможность для очень хорошей серьезной дискуссии. Во время разговоров про этот собор, кажется, даже представителями епархии была произнесена такая формула: "Храм-музей или музей-храм?". Мы хотим для Исаакиевского собора формулу "Музей-храм" – то есть мы хотим музей, в котором могут идти службы. Епархия же настаивает: "Мы хотим, чтобы это был храм, в котором будет музей". ХХ век оставил нам некоторые полезные рецепты. В богоборческий период в России сохранились только те храмы, в которых размещались музеи и библиотеки, если не считать немногочисленных зданиий, оставленных за самой Церковью. Другие храмы разрушали или в них хранили картошку. Даже если храм с музеем не очень правильно использовался, он все равно оставался храмом; это все равно та архитектура, которая на людей влияет. Вообще знание о религии, о Священной истории существовало только в музеях. Люди в музеях узнавали (Эрмитаж тому блестящий пример), из каких историй состоит Библия и что такое Ветхий и Новый Завет. Иными словами, музеи выполняли функцию, которую храмы в это время не могли осуществлять.У нас нет иных разногласий с Церковью и с религией, кроме имущественных. Не наше и не церковное дело – заниматься вопросами имущества и собственности
В синодальный период в Петербурге это все принадлежало государству. Храмами управляло министерство Двора. То есть не все так просто: отняли-вернули. Так что, сейчас можно здания передавать РПЦ, а можно использовать и этот рецепт. У нас в университете на кафедре музейного дела, которую я возглавляю, регулярно проходят конференции "Музеи и церковь". И книжки мы издаем, и изучаем историю церковных музеев – как можно совмещать функции, как работать вместе. Если захотеть, тут можно найти разумный рецепт.
Для сравнения: Эрмитаж – это и музей, и дворец. Московский Кремль – это функционирующий дворец, рядом с которым есть музей. Все это такие соотношения, которые интереснее обсуждать, чем вопросы собственности. У нас нет иных разногласий с Церковью и с религией, кроме имущественных. Не наше и не церковное дело – заниматься вопросами имущества и собственности. Мы в другом мире живем.
– Что теперь будет с охраной в музеях?
У культуры есть свои права, и они должны быть выше политических соображений
– Стоит прислушаться, когда мы тихонечко кричим. Про охрану музеев мы, Союз музеев России, тихонечко кричим уже лет двенадцать. В течение всех этих лет полиция покидала региональные музеи. Собственно, общественное мнение обеспокоилось только тогда, когда я присоединил эту нашу беду к скандалу в Манеже. Тогда нас вроде услышали. По крайней мере, теперь мы в переговорном процессе: на недавнем совещании в Министерстве культуры собрались руководители всех федеральных музеев Москвы и некоторых других городов. Музеи готовят свои предложения. Конечно, это трудная проблема. Как можно сократить охрану, допустим, в музее-заповеднике "Александровская слобода", если там есть один пост охраны? Важнейшая вещь: в России принято считать, что государственная опека музеев и культуры – это обязанность государства. Три-четыре человека в мундирах должны стоять и охранять наследие культуры. Мы сейчас находимся в ситуации жестких переговоров. Будем торговаться – посмотрим, что дальше получится.
Один из главных наших аргументов: если сэкономить на полицейской охране, то государство откуда-то должно найти в три-пять раз больше денег, чем тратится на эту охрану сейчас. То есть никакой экономии не получается. Я писал много писем Владимиру Колокольцеву о том, как можно охранять музеи в условиях, когда нужно сокращать людей и сокращать финансирование. Мы кое-что придумали. Все-таки музейщики – люди деловые. Сейчас будут у нас разные встречи с МВД. То, что предлагается, называется разными словами. Можно назвать "аутсорсинг", можно назвать словом "приватизация", то есть приватизация услуг по охране музеев. Надеюсь, мы договоримся.
Напоследок хочу сказать о том, что беспокоит меня и что вполне может быть поставлено в один контекст с проблемами радикализма в России, – про Пальмиру. Древние памятники можно было спасти. На Пальмиру эти самые ребята из "Даеш" долго шли по пустыне – было ясно, что они идут туда, потому что, если придешь в Пальмиру, тебя бомбить не будут. Их можно было разбомбить по дороге, никакой проблемы в этом не было. Этот тот случай, когда мы говорим: у культуры есть свои права, и они должны быть выше политических соображений и всяких других соображений. Ради памятников культуры многое можно делать такое, что вообще-то делать не резонно, не логично и не этично, – говорит Михаил Пиотровский.
