Александр Генис: В наши тревожные дни, когда многим кажется, что события в Украине и на Ближнем Востоке не оставляют места для оптимизма, позиция Стивена Пинкера, ученого с мировым именем, представляется чрезвычайно неожиданной. Почему? Потому, что он смотрит в настоящее и будущее с надеждой. С профессором Пинкером беседует наш коллега Евгений Аронов.
Евгений Аронов: Стивен Пинкер — именной профессор лучшего в США Гарвардского университета. Один из ведущих в мире специалистов в области психолингвистики. Он также видный «публичный интеллектуал»; в Америке так именует ученых, чья научная репутация в профильной дисциплине настолько высока, что публика с почтением прислушивается к мнениям, которые они высказывают по вопросам, лежащим вне сферы их профессиональных изысканий. А иногда даже за пределами политкорректности. Так, если господствующая ныне точка зрения гласит, что количественное преобладание мужчин над женщинами среди выдающихся ученых в разных областях знаний является следствием внешних факторов и, прежде всего, сохраняющейся половой дискриминации, то Пинкер в своей книге The Blank Slate, «Табула раса», посвятил целую главу отстаиванию немодной позиции, объясняющей доминирование мужчин в высших эшелонах научного мира в первую очередь факторами генетическими.
The Blank Slate стала бестселлером, равно как и следующий труд гарвардского профессора The Better Angels of Our Nature, «Стать, достойная восхищения», доказывающая существование нравственного прогресса человечества. Он, проявляется, как показывает автор, в неуклонном уменьшении масштабов насилия в мире. Тезис, в который трудно поверить, и который не очень легко проверить. Впрочем, будь проверка делом легким, то и в книге не было бы нужды.
Журнал «Тайм» включил Стивена Пинкера в список ста самых влиятельных современных мыслителей. Билл Гейтс причисляет себя к его поклонникам. Что касается критиков Пинкера, то, как остроумно заметило Би-Би-Си, «самое яростное неприятие вызывает у них его анализ неправильных глаголов английского языка. Все остальное они более или менее приемлют».
Мне удалось расспросить профессора Пинкера о его взглядах и мнениях.
Когда вы, перефразируя Набокова, ощутили первую пульсацию книги The Better Angels of Our Nature, «Стать, достойная восхищения»? (Следует вспомнить, что название книги позаимствовано из инаугурационной речи президента Линкольна, в которой он говорил, что в человеке заложена способность к нравственному прогрессу, медленно, но верно развивающаяся).
Стивен Пинкер: Импульсов к написанию книги было два. Первый — увиденная мною где-то диаграмма , отражающая число насильственных преступлений, совершенных в Англии со Средних веков до наших дней; такого рода преступления, как свидетельствует статистика, уменьшились в раз тридцать, как минимум. Что совершенно не укладывалось в расхожее мнение, будто мы живем в беспрецедентно криминогенные времена. Помню, как меня поразило не только несовпадение мифического и реального трендов, но и степень несовпадения, огромная пропасть между мифом и реальностью.
Вторым импульсом тоже была диаграмма, сравнивавшая количество смертей в ходе военных действий в племенных обществах и в национальных государствах в 20-ом веке, включая Россию и Германию, которые понесли колоссальные людские потери в обеих мировых войнах. И снова факты меня ошеломили: межплеменные войны оказались куда более опустошительными, чем даже самые кровопролитные наши конфликты.
Осознание концептуального значения этой статистики пришло ко мне спустя несколько лет: интернет-портал Edge попросил меня написать пост о том, что внушает мне оптимизм в современном мире, и в своем ответе я сослался на эти две диаграммы. Целый ряд ученых разных дисциплин перечислили в своих комментах на мой пост и другие свидетельства усиливающегося миролюбия гомо сапиенс. Из систематических размышлений об этом в течение нескольких лет родилась книга The Better Angels of Our Nature.
Евгений Аронов: Количество людей на Земле растет, плотность населения увеличивается, и можно было легко предположить, что статистика насильственных смертей повысится или, как минимум, останется неизменной. Но это не так, почему?
Стивен Пинкер: Парадоксально, но факт: многие города с очень высокой плотностью населения являются исключительно миролюбивыми — Токио, Гонконг, Амстердам; преступления против личности там редкость. И обратное тоже верно: малонаселенные с низкой плотностью Австралия и Канада до появления европейцев отличались частыми и очень кровопролитными войнами. Нравственный прогресс протекает неровно, были исторические периоды его акселерации и, наоборот, периоды замедления. Однако никакого «золотого века» человечества, который привиделся Жан-Жаку Руссо, не было и в помине. Впрочем я совсем не исключаю наступление такого века не в столь отдаленном будущем.
Говоря о прогрессе, я хочу обратить внимание на один важный момент. Мои читатели нередко путают две разных вещи — абсолютное число жертв насилия и относительное. Разумеется, по мере роста населения растет и общее число преступлений против личности, заканчивающихся смертельным исходом. Но это никак не подрывает рассматриваемую тенденцию, которая убедительно свидетельствует: в процентном отношении к населению количество жертв насилия по ходу истории уменьшалось. Иными словами, уменьшалась вероятность того, что любой произвольно взятый человек умрет насильственной смертью.
Евгений Аронов: Перейдем от статистики к этике. Вы сказали, что нравственный прогресс человечества протекает неровно, то ускоряясь, то замедляясь. От чего это зависит?
Стивен Пинкер: Да, мы видим периоды ускорения и периоды замедления. Были периоды, когда кривая насилия шла вверх, например, в течение трагического тридцатилетнего промежутка в первой половине 20-го века. Но в длительной перспективе тренд явно понижательный.
Настоящее ускорение гуманистической тенденции приходится на вторую половину минувшего ХХ столетия. Это результат суперимпозиции нескольких явлений: усиление центральной власти, положившей конец беспределу в окраинных районах государств; повышение уровня образованности и как следствие этого — укрепление рационального начала в поведении людей; расширение масштабов международной торговли; смягчение нравов, выражающееся в росте космополитичности, терпимости к иностранцам, к обездоленным и слабым, к женщинам, к расовым, национальным и сексуальным меньшинствам.
Евгений Аронов: Это эмпирика. А теоретический базис какой?
Стивен Пинкер: Теоретический базис сводится к тому, что человек есть весьма сложный организм. В нем заложены предпосылки как к насилию и агрессивности, так и к эмпатии и сотрудничеству, подавляющим агрессивность. Когда Линкольн произнес свои знаменитые слова the better angels of our nature, он имел в виду как раз наши благородные инстинкты и эмоции. Мой тезис заключается в том, что «ангельские», скажем так, задатки в человеке в процессе развития преобладают, становятся доминантными.
Евгений Аронов: Но не все факторы, обуславливающие гуманизацию человека, имеют в вашей модели равное значение?
Стивен Пинкер: Совершенно верно, важность тех или иных факторов меняется по ходу развития, но пальму первенства я бы все же отдал появлению сильного централизованного государства, которое устанавливает монополию на законное насилие. Без централизованной власти, в условиях анархии, нравственный прогресс, боюсь, был бы невозможен. Тут я полностью разделяю мнение Томаса Гоббса, автора «Левиафана».
Беда, однако, в том, что сильная власть в свою очередь несет риск репрессий своему народу и повышает вероятность внешней агрессии. Поэтому она должна действовать в правовом поле, быть одновременно и достаточно сильной, и достаточно толерантной. То есть походить на компетентное демократическое государство, которое использует минимальное принуждение для поддержания порядка.
Так же обстоят дела с другими факторами гуманизации, которые я разбираю. Образование укрепляет роль рационального начала, но одновременно делает людей подверженными опасной идеологической обработке, толкающей их к насилию. Отсюда потребность в образовании, основанном на плюрализме мнений.
Торговля служит целям гуманизации: купить вещь становится проще, чем украсть ее; люди приобретают друг для друга большую ценность живыми, чем мертвыми. Но в то же время коммерция в отстутствие правовой защиты от обмана и эксплуатации имеет исторически неприятнейшую изнанку в виде работорговли или навязывания опиума населению Китая.
Я знаю, что многие связывают нравственный прогресс человечества с прогрессом материальным, и какая-то корреляция здесь явно присутствует, но реальная хронология более сложная. Движения за отмену рабства, протесты против пыток, политика в поддержку веротерпимости - все это зародились еще до начала промышленной революции, сделавшей материальный прогресс явлением необратимым. Поэтому в своем анализе гуманизации человечества я отвожу материальному прогрессу не самую большую роль. Вполне возможно, что я также недооценил вклад в дело гуманизации незападных цивилизаций. Видимо, потому что концепция прав человека, как ни верти, является изобретением Запада.
Евгений Аронов: И последнее: будет ли и впредь продолжаться нравственное совершенствование человека и сокращаться количество насильственных смертей?
Стивен Пинкер: Тенденции, как я вижу, очень разные - в зависимости от того или иного типа насилия. В плане межгосударственных вооруженных конфликтов я бы сказал, что их будет все меньше и меньше. Повторюсь: я совсем не исключаю, что в перспективе межгосударственные войны вообще исчезнут, как исчезли невольничьи рынки или человеческие жертвоприношения. Я также допускаю полное исчезновение такого вида наказания, как смертная казнь. Насилие в отношении ЛГБТ и женщин тоже, я полагаю, будет уменьшаться.
С другой стороны, как мне кажется, масштабы терроризма не сократятся. У нас в Бостоне братья Царнаевы с помощью взрывчатки и скороварки устроили теракт, который потряс весь мир. На Земле живут семь миллиардов человек, и среди них всегда найдутся головорезы, над которыми не властны нормы цивилизованного поведения. В отличие от государств, коих на свете много меньше, - не наберется и двухсот, - и которые вынуждены в значительной мере подчиняться международному праву. Между многими из них война и сегодня немыслима. Появление заметного числа новых стран, вокруг которых могут вспыхнуть конфликты, маловероятно. А вот гражданские войны, на мой взгляд, сродни терроризму в том смысле, что могут инспирироваться горсткой людей и тем, что на них не распространяется действие международных конвенций. Потому, увы, частота гражданских войн, как и терроризма, не уменьшится.
