Александр Подрабинек: Варварскому сознанию свойственно искать простые решения сложных проблем. Не надо задумываться над причинами и последствиями. Не надо дотошно изучать историю вопроса и кропотливо мастерить социальную практику.

Простые решения – как волшебная палочка: один взмах и все решается к всеобщему удовольствию. Ну, может быть, и не к всеобщему.

Варварское сознание подсказывает, что любые проблемы можно решить силой, а преступность легче всего обуздать смертной казнью. Это кажется таким простым и естественным: нет человека – нет проблемы.

Руководитель Чечни Рамзан Кадыров: Это необходимо для России, потому что кормить и держать в тюрьмах - это неправильно. Они там мешают, они там вербуют людей. Пророк наш сказал, что где они появятся, там будет кровь, их надо уничтожать. Поэтому их надо уничтожать.

Лидер коммунистов Геннадий Зюганов: Мы не готовы к отмене смертной казни. Мы не готовы к этому. Мы не готовы к тому, чтобы у нас сидели за решеткой и не работали. Абсолютно неправильно. Поэтому я за то, чтобы восстановить нормы наказания, в том числе и смертную казнь.

Лидер партии «Справедливая Россия» Сергей Миронов: В виде исключения надо установить в качестве меры наказания для террористов и пособников, обеспечивающих деятельность боевиков, совершивших террористический акт, смертную казнь.

Александр Подрабинек: Люди прошлого мечтают о возвращении в нашу жизнь варварских инструментов уголовного наказания. Как это было в истории?

Поднятая Кадыровым и поддержанная Зюгановым и другими президентскими марионетками дискуссия весьма знаменательна. И дело не только в самой смертной казни, как инструменте уголовной репрессии, а в постоянной готовности власти вернуть страну в прошлое.

Это началось не сегодня и даже не с приходом к власти Владимира Путина. Так было с самого начала: с публичных обязательств отменить смертную казнь и фактическим сохранением ее в законсервированном виде.

Борис Ельцин, успешный воспитанник коммунистической системы, оставался верен испытанному советскому методу: громогласно заявлять о приверженности общечеловеческим ценностям и одновременно с этим сохранять про запас варварские механизмы государственного устройства.

Особенно забавно слышать сегодня глубокомысленные рассуждения о том, надо или не надо отменять мораторий на смертную казнь в России. Моратория этого никогда не было и нет.

Пропагандистская утка под названием «мораторий на смертную казнь» была запущена в середине 90-х годов и с тех пор летает по средствам массовой информации, вводя в заблуждение неискушенную российскую публику и простодушную западную общественность.

Вот как обстоят дела на самом деле. В 1992 году Россия попросилась в Совет Европы. Для этого необходимо было присоединиться к Европейской Конвенции о защите прав человека и основных свобод. Один из дополнительных протоколов к конвенции — протокол № 6 – предусматривает отказ от смертной казни в мирное время.

28 февраля 1996 года Россия подписала Европейскую конвенцию. 5 мая того же года Государственная Дума ратифицировала ее, и Россия, таким образом, вступила в Совет Европы. Запомните эту дату – 5 мая 1996 года.

При вступлении Россия обязалась в течение одного года подписать и в течение трех лет ратифицировать Протокол № 6 об отмене смертной казни. Обязалась вполне добровольно, а отсрочка объяснялась необходимостью поэтапной работы в совершенствовании законодательства.

Протокол № 6 подписали вовремя, как и обещали, до истечения одного года – 16 апреля 1997 г. Ратифицировать его, чтобы он имел силу закона, Государственная Дума должна была до 5 мая 1999 года, то есть, до истечения 3-х лет со дня вступления в Совет Европы.

Только 6 августа 1999 года, с опозданием на три месяца, президент Ельцин внес Протокол № 6 на ратификацию в Государственную Думу. И все на этом остановилось. Протокол не ратифицирован до сих пор. Менялись президенты, думы, а смертная казнь оставалась.

При вступлении России в европейскую семью Совет Европы оговорил, а Россия согласилась, что с момента вступления в стране будет объявлен временный мораторий на смертную казнь. До того времени, пока Протокол № 6 не приобретет силу закона. То есть максимум на 3 года.

Мораторий не объявили ни при вступлении в Совет Европы, ни через месяц, ни в течение предельно допустимых 3-х лет, ни позже. Его нет до сих пор.

Кто и как будет объявлять мораторий, не оговаривалось. Его могла бы принять Дума своим законом или президент своим указом. У Думы при голосовании не получилось, президенты — не захотели. Ни Ельцин, ни Путин, ни Медведев.

Так и продолжала Россия оставаться в необыкновенно терпеливом Совете Европы белой вороной – Протокол № 6 не ратифицирован, мораторий не объявлен.

Вместо моратория президент Ельцин издал 16 мая 1996 года некий намек на него — указ «О поэтапном сокращении применения смертной казни в связи с вхождением России в Совет Европы».

Указ обязывал правительство подготовить законопроект о присоединении к Протоколу № 6, рекомендовал депутатам парламента уменьшить количество статей со смертной казнью и обязал МВД и Прокуратуру гуманно обращаться с приговоренными к смерти.

О прекращении смертных казней — ни слова. Штатные пропагандисты и подобострастная пресса тут же раструбили на весь мир, что это и есть мораторий на смертную казнь. Многие этому поверили, а вчитываться в тексты указов и законов у нас не принято.

Похоже, все были довольны и этим. Возможно, в Совете Европы поверили Ельцину, публично заявившему, что теперь в России никого не расстреливают. Или только сделали вид что поверили, чтобы не злить неуравновешенную российскую демократию.

По закону приводить в исполнение смертный приговор можно было только после решения президента отказать в помиловании. Борис Ельцин перестал рассматривать прошения. Он остановил смертные казни своим личным решением, нарушая при этом установленные законом президентские обязанности.

Свою лепту в создание иллюзии моратория на смертную казнь внес и Конституционный суд России. 2 февраля 1999 года он вынес решение, согласно которому смертная казнь не может назначаться судами нигде, поскольку в одних регионах суды присяжных к тому времени уже были, а в других - еще нет.

Суд исходил из того, что все подсудимые в России имеют право на справедливый суд и равенство перед законом. Это было рутинное разъяснение порядка применения действующего законодательства.

Последний суд присяжных был введен в Чечне 1 января 2010 года. То, что выдавалось за мораторий Конституционного суда, автоматически переставало действовать. Надо было придумывать что-то новое.

Самым простым и правильным было бы ратифицировать Протокол № 6, который к тому времени уже десять лет лежал в Госдуме. Но тогда запрет смертной казни приобрел бы силу закона.

Это стало бы шагом на пути к правовому государству. А власть как тогда, так и теперь в этом не заинтересована. Она предпочитает топтаться в неопределенности, чтобы в любой момент можно было повернуть в любую сторону.

В 2009 году Конституционный суд изобрел еще одно подобие моратория на смертную казнь, уже второе по счету. 19 ноября, за полтора месяца до прекращения действия предыдущего постановления о суде присяжных, Конституционный Суд выпустил Определение № 1344.

В нем он указал, что Российская Федерация связана требованием статьи 18 Венской конвенции о праве международных договоров и обязана не предпринимать действий, которые лишили бы подписанный ею Протокол № 6 его смысла.

По крайней мере, до тех пор, пока страна официально не выразит свое намерение выйти из соглашения, то есть не отзовет свою подпись под данным документом.

Это общая норма международного права, она применима ко всем подписанным, но еще не ратифицированным договорам. Для того чтобы соблюдать эту норму вовсе не нужно разъяснение Конституционного суда. Ну, глупо же принимать новый закон, предписывающий выполнять уже действующий!

Тем не менее, Конституционный суд решил разъяснить смысл Венской конвенции. Это разъяснение и стало считаться новым мораторием на смертную казнь в России. Такой странный мораторий, решение о котором одному и тому же суду приходится принимать несколько раз.

Все эти годы миф о моратории будоражил воображение публицистов, политиков и депутатов Государственной Думы. Как-то один из них, депутат Сергей Бабурин, настолько уверовал в существование моратория, что внес в Госдуму законопроект «Об отмене моратория на исполнение наказания в виде смертной казни в Российской Федерации».

Законопроект простенький, как сам депутат – мораторий отменить, а приговоренным к вышке дать право на обращение за помилованием. Надо сказать, правительство России и правовое управление Госдумы в своих официальных заключениях отозвались на законопроект с недоумением: нет никакого моратория, чего отменять-то?

Споры о том, отменять или не отменять несуществующий мораторий на смертную казнь, идут до сих пор. Иногда это весьма ожесточенные споры.

Терминологическая путаница, в результате которой решения Конституционного суда стали восприниматься как мораторий на смертную казнь, не случайна. За ней стоит попытка негодными средствами сохранить за рубежом демократический имидж России.

Мораторий должен был вводиться государственным актом во исполнение Европейской Конвенции по правам человека и обязательств России перед Советом Европы. В основе этого акта должны были лежать гуманистические мотивы и признание того, что смертная казнь как репрессивная мера утратила свою актуальность.

В основе решений Конституционного суда лежат совсем другие мотивы. В одном случае это признание несовершенства российской судебной системы – не везде есть суды присяжных, в другом – разъяснение регламента исполнения международных соглашений.

Таким образом, хотя результаты положенного по закону моратория и решений Конституционного суда имеют, казалось бы, одинаковые последствия, смысл этих документов совершенно различен.

Один был бы направлен в будущее и обозначал вектор цивилизованного европейского развития. Другой – консервирует неопределенную ситуацию до той поры, пока в рамках действующего законодательства не станет возможен возврат к старым методам уголовных репрессий.

Абсолютная ценность моратория и относительная – решения Конституционного суда стали видны со временем. В Совете Европы уже давно вступил в силу протокол № 13 о полной отмене смертной казни, включая военное время. 44 государства ратифицировали его.

Россия же остается единственной из 47 стран-членов Совета Европы, которая до сих пор не ратифицировала еще протокол № 6 об отмене смертной казни в мирное время.

Споры о моратории давно потеряли смысл. Предполагаемый срок его действия – 3 года, с 96-го по 99-й. С 5 мая 1999 года смертная казнь в России должна была быть полностью отменена. Этого не сделано.

В сегодняшнем Уголовном кодексе смертная казнь предусмотрена пятью статьями: «Убийство», «Посягательство на жизнь государственного или общественного деятеля», «Посягательство на жизнь лица, осуществляющего правосудие или предварительное расследование», «Посягательство на жизнь сотрудника правоохранительного органа» и «Геноцид».

При вынесении приговора судьи обязаны руководствоваться, в том числе, и Уголовным кодексом. По этому закону они могут выносить смертные приговоры, по международному – нет.

Это очевидное противоречие должен был бы устранить Конституционный суд: следует либо отказаться от международного договора, либо обязать Государственную Думу исключить смертную казнь из мер уголовного наказания.

Конституционный суд на противоречия не реагирует. Он давно утратил самостоятельность. Он послушно выполняет указания исполнительной власти, какими бы абсурдными с точки зрения права они ни были.

Противоречие между национальным законодательством и международным правом здесь не единственное. Сама смертная казнь противоречит Уголовному кодексу.

Статья 105 УК определяет убийство как умышленное причинение смерти другому человеку. По части второй этой статьи за убийство предусмотрена смертная казнь. Но она тоже является убийством и таким образом попадает под действие той же самой статьи. Ведь в Уголовном кодексе не оговорено, что смертная казнь по приговору суда исключает ответственность за убийство.

Это, конечно, казуистика, но за ней стоит существенный аргумент, который обычно игнорируют сторонники смертной казни. Смертная казнь – это тоже убийство. Если с одним убийством соглашаться, а с другим - нет, то само убийство перестает быть абсолютным злом.

В этом случае стираются моральные рамки, а в деморализованном обществе легко находятся оправдания для любых преступлений.

Кроме того, в таком обществе появляются убийцы по закону – палачи, приводящие смертные приговоры в исполнение. Академик Андрей Сахаров, убежденный противник смертной казни писал по этому поводу:

«Наличие института смертной казни дегуманизирует общество. Я выступал и выступаю против смертной казни (и не только в СССР) ещё и потому, что эта мера наказания предусматривает наличие постоянного страшного аппарата исполнителей, целого института смертной казни».

Как отражается узаконенное убийство и существование палачей на моральной атмосфере общества и его доверии к правосудию?

Говорит член Совета Адвокатской палаты Москвы, кандидат исторических наук, адвокат Вадим Клювгант.

Вадим Клювгант: На мой взгляд, любое потворствование инстинктам, низменным страстям… А убийство человеческое есть, на мой взгляд, низменная страсть, оно никогда не бывает благоприятным по своим последствиям в любом отношении, в том числе и в тех, о которых вы спросили. Что касается доверия к правосудию, то, как мы знаем, необратимые ошибки в этом случае становятся дополнительными трагедиями поверх всех остальных трагедий.

Александр Подрабинек: Один из самых важных аргументов противников смертной казни – возможность судебной ошибки. Нет такой юридической системы, в которой не было бы судебных ошибок. Даже в самой передовой, детально продуманной и гуманной системе правосудия такие ошибки время от времени неизбежны.

В случае судебной ошибки любое наказание можно отменить и в какой-то мере компенсировать. Казненной жертве судебной ошибки отменить приговор нельзя и компенсировать ее некому.

Конечно, формально приговор в таких случаях отменяется, и компенсацию платят родственникам, но это всего лишь беспомощные попытки государства загладить свою вину.

Какова вероятность ошибок в российском судопроизводстве?

Вадим Клювгант: Давайте сделаем элементарный расчет. У нас сегодня две трети дел рассматриваются в так называемом особом порядке, то есть там нет спора о виновности. Остается одна треть. Из этой одной трети оправдательных приговоров меньше 1%, там идут споры о долях процентов - 0,3, 0,1. Половина оправдательных приговоров отменяется в вышестоящих инстанциях. Суда присяжных почти нет, осталась пара несчастных категорий дел - и все. Соответственно, гарантия справедливого правосудия тем ниже, чем больше развиты негативные явления, о которых я говорю. Вероятность ошибок, соответственно, все выше и выше. И когда человека лишают жизни по приговору суда, а потом выясняется, что это был ошибочный, неправосудный приговор, то эту ошибку исправить невозможно.

Александр Подрабинек: История советского правосудия изобилует примерами судебных ошибок. Это уж не говоря о сознательных злоупотреблениях правосудием. Как, например, в известном деле Рокотова.

В 1960 году Яна Рокотова, Владислава Файбишенко и Дмитрия Яковлева судили за то, что они покупали валюту и товары у иностранных туристов. За это их приговорили к 8 годам лишения свободы каждого.

Уже после того, как приговор вступил в силу и осужденные начали отбывать наказание, Никита Хрущев возмутился мягкостью приговора и велел судить их заново. Теперь каждого из них приговорили к 15 годам лишения свободы.

Вскоре был издан указ «Об усилении уголовной ответственности за нарушение правил валютных операций», и началась кампания борьбы с валютчиками. Рокотова, Файбишенко и Яковлева судили в третий раз, всех троих приговорили к смертной казни и расстреляли.

Это при том, что в момент совершения преступления смертная казнь за такое деяние предусмотрена не была. Ее применили задним числом, что нарушает общепризнанные нормы уголовного права.

Сегодня скупка или обмен валюты преступлениями не являются, уж не говоря о покупках иностранных товаров у частных лиц. Но это мы говорили о злоупотреблении правосудием. А как часто выносились ошибочные смертные приговоры в Советском Союзе?

Вадим Клювгант: Самое известное, наверное, за советский период — это то, что связано с делом, в последующем получившим название «дело Чикатило», когда был приведен в исполнение смертный приговор, а потом человек оказался полностью невиновен и был посмертно реабилитирован. К сожалению, мартиролог не исчерпывается такими известными примерами, таких случаев намного больше, просто они не стали известны повсюду и всем. Но если мы признаем, что каждая жизнь бесценна, то о чем здесь говорить? Здесь количество ничего не меняет.

Александр Подрабинек: Правосудие в США, где тоже применяется смертная казнь, гораздо более совершенно. Суды по-настоящему независимы от других ветвей власти, не связаны идеологией или текущими политическими расчетами.

Тем не менее, и здесь случаются судебные ошибки. Говорит нью-йоркский адвокат Борис Палант.

Борис Палант: Согласно статистике 1976 года, 150 человек были помилованы (даже не «помилованы», потому что вердикт «виновен» был вынесен неправильно, на основании ошибки).

Александр Подрабинек: Американское правосудие понимает, что судебные ошибки возможны. Поэтому закон предусматривает множество мер, предотвращающих исполнение ошибочного смертного приговора.

Борис Палант: Между приговором и исполнением проходят годы, годы и годы. Это апелляции вплоть до Верховного суда США, потому что каждый приговоренный к смертной казни имеет право на апелляцию в Верховном суде, плюс помилование либо от губернатора штата, либо от президента США, либо Верховный суд США может посчитать, что приговор не должен быть приведен в исполнение по той или иной причине, например, это может быть слабоумие ответчика - такое тоже бывает. Сейчас признано неконституционным подвергать смертной казни людей, которые умственно неполноценны.

Александр Подрабинек: Даже при настойчивом желании общества обезопасить себя от катастрофических судебных ошибок, они неизбежны.

Одной из самых известных в США судебных ошибок было дело Тимоти Эванса. В 1949 году по обвинению в убийстве своей беременной жены и двухлетней дочери он был повешен по приговору суда.

Лишь спустя четыре года серийный убийца Джон Кристи, который в прошлом свидетельствовал на суде против Эванса, признался в этом убийстве. Он тоже был повешен, а Тимоти Эванс посмертно реабилитирован.

Сдерживает ли смертная казнь преступность в стране? Вероятно, в какой-то мере сдерживает. Убеждение в том, что злоумышленникам, задумавшим преступление, все равно, каким может быть наказание, основано больше на теоретических построениях, чем на реальном знании нравов криминального мира.

Могу засвидетельствовать, опираясь на личный опыт общения с осужденными уголовниками, что, замышляя преступление, они очень даже обращают внимание на возможные санкции.

Именно поэтому, например, в советское время осужденных за кражу личного имущества было несравненно больше, чем за кражу государственного. Советская власть за хищение государственной собственности карала гораздо строже, чем за хищение частной.

Впрочем, отнюдь не все юристы согласны с тем, что суровость возможного наказания снижает преступность.

Вадим Клювгант: История доказывает, что такой связи нет. Я не буду сейчас говорить о хрестоматийных вещах, когда на месте казни совершались преступления — это все красивые примеры, они по-своему интересны. Но есть более серьезные обобщения, есть криминологические исследования, и я не видел ни одного из них, которое подтверждало бы совершенно популистский, научно не подкрепленный довод о том, что применение смертной казни по приговору суда способствует снижению преступности.

Александр Подрабинек: Похожей точки зрения придерживается и американский адвокат Борис Палант.

Борис Палант: В Соединенных Штатах была масса исследований на тему о превентивной эффективности смертной казни. На сегодняшний день невозможно точно сказать, имеет ли смертная казнь превентивный эффект. Мало того, на эту тему были написаны тысячи статей и сделаны сотни исследований, тем не менее, уровень исследований не дотягивает до научного: ни статистические механизмы, которые были использованы в работе с цифрами (цифры обычно предоставляет ФБР), ни концепции, заложенные в само исследование. На данный момент в США 50 штатов, из которых в 31 есть смертная казнь, а в 19 ее нет. Статистика говорит, что в тех штатах, где смертной казни нет, уровень убийств ниже.

Есть даже исследования, которые сравнивают штаты, граничащие друг с другом, например, Коннектикут и Массачусетс: в Массачусетсе одна ситуация, в Коннектикуте - другая, в Массачусетсе нет смертной казни, в Коннектикуте есть, тем не менее, убийств в Коннектикуте больше. Когда я говорю «убийств» - это означает количество убийств на 100 тысяч человек. Сейчас в штатах, где нет смертной казни, эта цифра примерно 3,8, а в штатах, где есть смертная казнь, чуть больше 5.

Александр Подрабинек: Чего добивается правосудие, наказывая преступников? Их исправления или банального отмщения за совершенное преступление? Как это соотносится со смертной казнью?

Если правосудие наделено только функцией возмездия, то да, смертная казнь - это месть высшей категории. Именно так было в древние времена, когда судебная справедливость основывалась на принципе талиона, сформулированного, например, в Ветхом Завете наставлением «око за око, зуб за зуб».

Однако с тех пор, как уголовное право приняло современный цивилизованный облик, возмездие отошло на задний план, а главными мотивами уголовного наказания стали исправление преступников и профилактика преступности.

Если о смертной казни как мере предупреждения преступности еще можно спорить, то об исправлении преступников речь здесь уже не идет. Какое может быть исправление после исполнения смертного приговора?

Так какие все-таки цели преследует правосудие, наказывая преступников: месть, исправление, предупреждение преступлений?

Вадим Клювгант: Если мы говорим о правосудии, а не о расправе под видом суда и в оболочке суда, то, конечно, прежде всего, речь идет о функции восстановления справедливости и предупредительной функции. Функция мести не может иметь место. Функция справедливого наказания — это не есть месть. Справедливое наказание применяется к человеку для того, чтобы вернуть его в общество, а не для того, чтобы его из этого общества навсегда исключить, да еще посредством убийства.

Борис Палант: Возмездие — всего лишь одна из функций. В случае со смертной казнью речь не может идти об исправлении: после того, как она приведена в исполнение, человек уже не может исправиться. Безусловно, это важная функция, хотя я не думаю, что самая важная.

Что касается превентивной функции, то здесь для разных видов преступлений (я имею в виду убийства) разные показатели. Например, на людей, которые совершают преступление в состоянии аффекта (мы называем это «преступление, связанное со страстью»), обычно не действует тот факт, что за это кто-то должен быть повешен, казнен на электрическом стуле или расстрелян.

Александр Подрабинек: Приговаривая к высшей мере, суд также должен учитывать, что, строго говоря, смертная казнь – это не столько наказание, сколько избавление от него.

Наказанием было бы, например, пожизненное заключение, во время которого преступник мог бы сравнивать недостатки жизни в тюрьме с преимуществами жизни на свободе. Смерть же освобождает от наказания.

Это уж не говоря о том, что приговоренный к пожизненному заключению имеет шанс раскаяться, а казненный – уже нет. Отнимая у преступника жизнь, государство лишает его возможности осознать со временем свою вину и раскаяться. А для многих людей это важная составляющая их жизни.