Армия, история, наука и спорт – вот основные предметы гордости россиян. Во всяком случае, к таким выводам пришли социологи "Левада-центра", обнародовавшие итоги нового опроса общественного мнения на тему "Гордость, патриотизм и ответственность". Картина общественного сознания на пороге 2016 года вышла довольно странная: большинство граждан гордится страной, но весьма критически оценивает свою повседневную жизнь.

О том, почему это так и какие политические последствия может иметь двойственное состояние российских умов, Радио Свобода рассказал руководитель отдела социально-культурных исследований "Левада-центра" Алексей Левинсон.

​

– Начнем со статистики. По данным вашего опроса, наибольшую гордость россияне испытывают за политическое влияние России в мире (68%), вооруженные силы (85%), научные и технические достижения (наверное, еще советские? как бы то ни было, 72%), то есть в основном за государственные атрибуты. И это не очень удивляет, учитывая масштаб того, как подобные вещи сейчас пропагандируются на официальном уровне. Но, с другой стороны, экономическими достижениями "не гордятся" или "совсем не гордятся" 68% респондентов, социальной справедливостью – 69%. Налицо раздвоенность: государством вроде как гордится народ, а конкретной своей жизнью на материальном уровне – не очень. Как так получается?

– Эти данные неудивительны. Они, может быть, просто более четко, чем раньше, обозначают то, что внешняя политика государства и ее результаты – такие, какими их воображают россияне, – народ устраивают, более того, являются основой их повышенной самооценки. А дела на внутреннем фронте, прежде всего экономические, людей совершенно не устраивают. Но тут важно понимать, что Путину в упрек это не ставится, по крайней мере пока. Внутриполитическая ситуация – это, по мнению общества, не его ответственность, это ответственность министров, может быть, премьера, а скорее всего, как бы вообще никого.

– То есть Путин воспринимается как некто, стоящий над всеми: и правящим классом, и обществом?

– Это, бесспорно, так. Но при этом с именем Путина связывают именно внешнеполитический успех России. Большинству россиян представляется, что этот успех есть, что Россия возвысилась, что другие страны, прежде всего Америка, признали ее статус великой державы. Это Путину и ставится в заслугу, и это его в каком-то смысле избавляет от необходимости доказывать свое право на руководство страной успехами в области хозяйства. Более того, россияне отдают себе отчет в том, что экономическая ситуация ухудшилась, в частности, по причине санкций и контрсанкций, а последние введены по распоряжению Путина, в чем мало кто сомневается. Но, хотя эта мера напрямую ухудшила благосостояние очень широких слоев населения, Путина, несмотря на это, поддерживают – это очень важно понимать.

​– А насколько эта ситуация стабильна? На данный момент поддерживают, при этом будучи достаточно недовольны своей повседневностью, как явствует из результатов опроса. Такая раздвоенность может длиться очень долго или это все-таки вещь, которая власть должна бы тревожить?

– В последнее время, по данным специалистов, которым я доверяю, забастовочные проявления в России были достаточно многочисленными. Но дело в том, что они были, как правило, не видны, неизвестны широкой публике и прессе. А вот выступления водителей-дальнобойщиков стали широко известны, о них много говорят, но это не единичное явление. Так что нельзя быть уверенным, что состояние, о котором я говорил, сохранится бесконечно долго. Может быть, какие-то локальные эксцессы могут его подорвать.

– Одновременно с данными вашего опроса был обнародован прогноз РАНХиГС о том, что в будущем году доля среднего класса в России сократится на 25%. Вы с этим прогнозом согласны, есть такая тенденция? Если да, то чем она может грозить?

– Грозить непосредственно она не может ничем. Дело в том, что российский средний класс сильно отличается от миддл-класса в странах Западной Европы. Одно из главных отличий – в том, что он лишь в небольшой степени, вот, наверное, на эти 25%, состоит из самозанятых, то есть работающих на себя, самостоятельных людей: предпринимателей, лиц свободных профессий, из тех, кого обычно считают представителями среднего класса на Западе. У нас же значительную его долю составляют госчиновники и служащие крупных корпораций. Прогноз, я так думаю, может иметь в виду, что эта самостоятельная часть среднего класса просто по уровню своего потребления выпадет из его обычных рамок, переместится ниже. Потому что мелкие хозяева разоряются, люди свободных профессий теряют заработки. Кризис. Но никаких непосредственных политических последствий того, что это произойдет, я не вижу. Другое дело, что в общем и целом жизнь в стране ухудшается не только в экономическом смысле. Творчество, инновации, то, что можно назвать креативной составляющей жизни, оттеснено на задний план, увядает по многим причинам: общая атмосфера не способствует, креативные люди вынуждены заниматься чем-то другим или просто уезжают из страны. Запрос на новые решения жизненных проблем отсутствует, нет и ресурсов, чтобы реализовать какие-то новые идеи и программы.

​– Другие данные опроса тоже производят достаточно сильное впечатление. Собственную ответственность за то, что происходит на уровне местном, то есть в их городе или районе, ощущают в незначительной мере или совершенно не чувствуют 75% опрошенных. На вопрос об ответственности за страну в целом отрицательно или в целом отрицательно отвечают 83%. Как понять это?

– Это не сегодня началось. Еще со времен императорской России русское общество, за вычетом небольшой его части, не считало себя ответственным за происходящее в стране. Понятно, что крепостные крестьяне не могли и думать ни о какой ответственности, но и самостоятельные хозяева тоже были от нее отсоединены, потому что механизмов, которыми можно было бы осуществлять эту ответственность, для большей части общества не было. Она существовала в какой-то небольшой мере для дворянского класса, в первые годы после революции тоже какие-то формы контроля низов над верхами рудиментарно существовали, но потом это было полностью устранено. Опять-таки, если не считать кратчайшего периода в самом начале 90-х годов, не появилось этого и в постсоветское время, нет и сейчас. Люди практически не имеют возможности влиять на поведение даже тех депутатов, которых они избрали, не говоря уже о парламенте в целом. Ответственным в душе быть можно, считать: я гражданин, я отвечаю за все. Хорошо, ты отвечаешь, а как ты это делаешь? Институциональных средств для этого практически нет. Некоторые возникли было: создавались некоммерческие организации, которые стремились контролировать какие-то действия властей, их корректировать. Что в итоге? Сейчас очень многие из них попали под категорию "нежелательных организаций", "пятой колонны", "иностранных агентов" и так далее. Так что даже то меньшинство, которое пыталось проявить свою ответственность, было оттеснено.

​– Теперь посмотрим на данные о том, как оценивает общество положение дел с демократией в стране. Гордятся или в какой-то мере гордятся этим положением 35%, не очень или совсем не гордятся 49%. То есть люди вроде бы понимают, что с демократией в стране не все, мягко говоря, хорошо. Но сама ценность демократии при этом ощущается, то, что ее отсутствие – это плохо? Или просто констатируется факт: ну да, не слишком хорошо с демократией, но она и не нужна нам особо?

– Это вопрос исключительно сложный, потому что здесь смешались три совершенно разных "струи". Во-первых, часть людей убеждены, что в России демократия существует, и это люди, которые с ней связывают все несчастья России: мол, демократы страну загубили и продолжают губить. Это меньшинство, но оно есть. Затем есть люди, которые хотели бы, чтобы в России строилась демократия, но некая совершенно особая, своя, на некий русский манер. Ну и, наконец, есть люди, которые действительно тоскуют по демократии в том смысле, который принят в мире. Поэтому получается сложная картина.

– Выясняется, что есть вещи, которые остаются более или менее неизменными долгие годы. В вашем опросе есть сравнения с данными июня 1996 года, то есть с совершенно другой исторической эпохой. Социологи спрашивают: лучше ли для вас быть гражданином России, чем любой другой страны мира? В 1996 году 70% респондентов ответили на этот вопрос утвердительно – полностью или частично. Сейчас на него отвечают "да" или "скорее да" 85%. Второй вопрос еще интереснее: должны ли люди поддерживать свою страну, даже если она неправа? Тогда, почти 20 лет назад, "да" или "скорее да" ответили 55%, сейчас столько же – 56%. Что же получается: вот где-то здесь основа российского патриотизма и есть? Такие две константы, упрощенно говоря: как бы мы ни жили, но мы здесь живем и будем жить, а вы все остальные, если будете нас за что-то критиковать, идите-ка лучше к черту! Согласны?

– Что касается первого, то это действительно такая формула массового патриотизма. Патриотизм критический, такого радищевско-чаадаевского толка, никогда не был делом большинства. Критиковать свою страну, потому что ты ее любишь, – это в массовых формах патриотизма не принято, то есть это не принято в публичном пространстве. Люди, которые говорят, что любят Россию, в приватных беседах могут на все корки ругать начальство и страну, говорить, что, мол, только у нас могут такие глупости делать и так далее. Но это когда они выступают именно как частные лица. Теперь второе, что касается вот этой правоты или неправоты страны. Вообще говоря, здесь отчасти пахнет просто переносом не очень правильного толкования английского выражения my country, right or wrong, и его внедрением в отечественный обиход. Но и без этой формулы речь идет о продолжении того, о чем мы только что говорили, – массового патриотизма: если ты любишь свою страну, то ты ее будешь защищать – в неких спорах или с оружием в руках, если понадобится, хотя ты, может быть, и знаешь, что в чем-то политика страны неверна. Такова практика массового поведения. Допустим, в Великую Отечественную войну, как мы знаем, просились и шли на фронт нередко даже люди, у которых несправедливо арестовали и даже расстреляли близких и родных, люди, которые сами подвергались преследованиям – они все равно хотели идти на фронт и защищать свою страну. Не думаю, что тут какая-то исключительность России. Можно себе представить, что, скажем, французы или британцы в похожих ситуациях поступали бы примерно так же, – говорит социолог, глава отдела социально-культурных исследований "Левада-центра" Алексей Левинсон.