Иван Толстой: Одно из самых красивых зданий в Петербурге – с полукруглым фасадом и окнами на сам проспект, на Садовую улицу и на памятник Екатерине Великой – занимает Российская Национальная Библиотека, в расхожем упоминании – Публичка. Ее существование в столь архитектурно торжественном месте всегда было залогом уважения общества и государства к предназначению самого заведения: хранить память о человечестве и служить основой для культурного развития новых поколений. Кто не помнит своего вчера, тот вынужден начинать всё заново. Кто это сказал? Платон, Ломоносов, Ключевский – многие, это, казалось бы, общепризнанная истина. Но вот садится в кресло очередной властный чиновник, и банальные истины летят в мусорную корзину.
Что происходит снаружи и внутри Российской Национальной Библиотеки? В программе «Драма на Невском» участвуют сотрудники библиотеки, занимающие различные позиции в конфликте.
Суть дела я попросил представить Галину Михееву, бывшего заместителя директора. Галина Васильевна, что происходит в библиотеке?
Галина Михеева: Это происходит не в библиотеке, а около библиотеки. Потому что 23 ноября в газете «Известия» была опубликована статья трех авторов – Кармунина, Майоровой и Завьяловой - под названием «У старейшей российской библиотеки сменится гендиректор». Для сотрудников библиотеки эта статья была полной неожиданностью. Она вызвала горячие обсуждения среди сотрудников, и мы сочли возможным отреагировать ответным письмом, но не каким-то трем авторам из какой-то газеты «Известия», а нашему премьер-министру Дмитрию Анатольевичу Медведеву, поскольку именно он решает вопрос относительного того, сменится у нас генеральный директор или не сменится. Копию этого открытого письма мы отправили министру культуры Владимиру Ростиславовичу Мединскому и заместителю председателя правительства РФ Ольге Юрьевне Голодец. В письме мы выразили изумление по поводу появления подобной статьи, и оценили эту статью крайне негативно. Мы считаем, что там дана тенденциозная и предвзятая картина деятельности библиотеки. Те сотрудники Министерства культуры, которые сочли возможным отправить письмо в правительство о том, что Антону Владимировичу не будет продлен срок пребывания на посту генерального директора, почему-то не сочли возможным выяснить реальное положение и поинтересоваться мнением самих сотрудников библиотеки. Кроме того, я считаю, что такие вещи, как снятие с должности или назначение, должны решаться не на страницах газеты «Известия», и об этом уведомлять надо Министерству культуры все-таки не журналистов, а конкретно тех лиц и то учреждение, с которыми эти вопросы связаны.
У меня такое сложилось впечатление, лично мое, что Министерство культуры или не знает реального положения дел в нашей библиотеке, или сознательно не хочет знать его. Потому что со ссылкой на это письмо, направленное в Министерство культуры, которое никто из нас не видел, в статье указано, что за последнее пятилетие библиотека - это “институт сохранения и организации доступа к окаменелым знаниям». Я думаю, что все-таки Национальная Библиотека Российской Федерации отличается от массовых библиотек, и ставить перед ней задачи быть только культурным центром и местом для отдыха и развлечения министерские чиновники не могут. Все-таки Национальная Библиотека - это сохранение документальной памяти, действительно введение в оборот всех накопленных знаний, чем, собственно, мы и занимаемся.
Если бы Министерство культуры поинтересовалось, какие просветительские и культурно-массовые мероприятия у нас проходят, думаю, что таких вопросов бы не было. Только за этот год наш сайт посетили 7 миллионов человек, которые обратились к 92 миллионам оцифрованных страниц. Если бы Министерство культуры нас финансировало получше, то, наверное, количество оцифрованных «окаменелых знаний», как они пишут, было бы увеличено.
Я думаю, что сам факт появления этой статьи не мог оставить равнодушным коллектив. Высказывались разные мнения. Письмо, которое мы направили председателю правительства, подписали 430 или 450 человек. У нас сейчас работает 1300. Давайте отбросим тех, кто по тем или иным причинам - в отпуске, по болезни - не были в это время на работе, есть люди, которые, очевидно, не хотели бы, чтобы Антону Владимировичу продлили срок пребывания на посту генерального директора. Такие тоже есть, и это нормально для любого коллектива. Но все-таки мнение 430 человек не учитывать Министерство культуры не может. Я думаю, что, во-первых, поторопилось Министерство культуры, обратившись сразу в правительство, а уж тем более журналисты, которые не побывали в библиотеке и не выяснили, чем, собственно, наша библиотека занимается. То, что нам вменяют в вину, как будто мы не занимаемся методической работой, это просто незнание министерством реального положения вещей. У нас библиотека всегда, еще даже до 90-х годов, была Методическим центром Российской Федерации, осталась им и, особенно, как никакая другая библиотека, в последние годы упрочила свою роль системообразующего звена единого библиотечного пространства России. Наряду с обширной просветительской деятельностью, которой должны заниматься библиотеки, такая библиотека, как Российская Национальная, безусловно, остается и научным центром. Мне кажется, что отношение к библиотеке только как к просветительскому учреждению - абсолютно неправильное. Именно национальные библиотеки не только сохраняют память народную, но вводят в оборот неизвестные рукописи, неизвестные издания, ведут разработку сложных вопросов библиотековедения, библиографоведения. Кому, как не нашей библиотеке, такими вопросами заниматься?
Иван Толстой: А в чем, собственно, природа этого конфликта?
Галина Михеева: Кому-то, очевидно, очень захотелось на место Антона Владимировича прийти, очевидно, здесь есть какие-то нюансы, связанные со строительством нового здания. Вы знаете, что стройки всегда идут в сложных условиях. Возможно, это давняя традиция такого известного противостояния московских и петербургских ученых, она во всех науках существует, а, тем более, в гуманитарных. Так что кому-то, видимо, очень хочется. Я не думаю, что Антон Владимирович так уж плох. Он - нормальный директор, мы к нему привыкли, и за те пять лет те результаты, которых наша библиотека достигла, они ведь не могли просто так сами произойти, без участия и руководства генерального директора. Как к любому человеку, к нему, очевидно, можно предъявлять какие-то претензии, но не такие, которые к нему предъявляют, и еще оскорбляя библиотеку, которая ничем не заслужила такого отношения со стороны Министерства культуры.
Я далека от министерских кругов, поэтому мне трудно предположить, но сам факт того, что министерские чиновники, которые меняются постоянно и не очень-то вникают в деятельность библиотеки, вряд ли представляют себе, что проще разрушить, чем создать. За пять лет работы Лихоманова библиотека вышла на новый уровень. Она не только внедряет новые коммуникационные каналы обслуживания читателей, пользователей, но поддерживает связи с самыми крупными информационными центрами, причем это развитие интерактивных способов доведения информации идет вовсю. Так что, я думаю, что это какие-то закулисные министерские игры. Может, нам поменять министерство?
Иван Толстой: Свой взгляд на проблему я попросил изложить Анатолия Яковлевича Разумова, главного библиотекаря, руководителя Центра «Возвращенные имена при Библиотеке.
Анатолий Разумов: Сейчас в библиотеке большая часть работников собралась для поддержки в это сложной ситуации, после заметки в «Известиях», генерального директора библиотеки Антона Владимировича Лихоманова. Поскольку чувствуем, понимаем: смолчим, промолчим… Заметка подлая, если резко сказать, если более мягко – неприличная. Если сместят директора - будет хуже, если промолчим – будет хуже. Вот общее ощущение.
Директор Лихоманов, за время моей работы - третий директор Российской Национальной Библиотеки. Я здесь работаю 38 лет, после окончания исторического факультета университета. У нас многие так: приходят в библиотеку, и если уж кто-то задерживается, то работает десятилетиями. Я видел трех директоров. Это Леонид Александрович Шилов, Владимир Николаевич Зайцев, Антон Владимирович Лихоманов. Каждый из них следующего выбирал как кандидатуру, готовил на это место для продолжения непосредственно сегодняшних задач библиотеки. Прежде всего, за эти годы, это была задача строительства нового здания, расширения библиотеки и создания электронных каталогов, которые соответствовали бы нашему времени.
Лихоманов достраивает, дозавершает этот период взаимосвязанных директорств Публичной библиотеки, которая теперь называется Российская Национальная Библиотека. На этом отрезке вдруг взять и его удалить? Заменив, если бы еще знать кем. Мы же еще не знаем. То есть, заменят на некую неизвестную фигуру, неизвестного масштаба, неизвестного образования, неизвестного происхождения. Для чего? Чтобы прийти и что-то переломать? Там, в заметке «Известий» по этому поводу, которая сначала появилась анонимно ночью, в ноль часов ноль одну минуту, а затем, дня через два-три, уже в печатном виде с подписями, в этой заметке странные слова употреблены, что библиотека - это хранилище «окаменелых знаний», а вот надо вывести ее на новые рубежи, а он не вывел ее на новые рубежи. У меня вопрос: а что это за группа товарищей, которые это все решили? Почему вдруг? С какой стати? Почему это вот сейчас, осенью, решено? Почему мы всего этого не знаем? И на какие новые рубежи? Мы что, стрелять должны? Мы не должны выдавать книги, не должны выдавать электронные каталоги? Непонятно! Вот в этих условиях мы и объединились.
Конечно, как в каждом коллективе, есть люди, которые меньше поддерживают руководителя, больше поддерживают руководителя, но, вспоминая все годы работы в библиотеке, могу сказать, что никогда не было такого уровня поддержки руководителя, как сейчас. В годы перестройки у нас был Совет трудового коллектива. Не только руководителя, но ни одного работника библиотеки в такой степени не поддерживали. Это в каком-то смысле свидетельство проявляющейся солидарности, которая нарастает не только в библиотеке, а, вообще говоря, шире. Наконец, может быть, мы сможем не встревать в какие-то разборки, ругая кого-нибудь, а защищая. Может, наконец, будем защищать друг дружку, может, из этого что-то выйдет.
Вы застали меня при подписании петиции в интернете, она размещена на сайте Change.org, где каждый желающий может теперь поставить подпись за то, чтобы не смещать, не увольнять директора Российской Национальной Библиотеки. И я сейчас отыскиваю адреса сотрудников Российского Института истории искусств, потому что помню, что обращались, когда у них была сложная ситуация, я подписывал петицию за сохранение этого института, за сохранение руководителя этого института, а теперь они откликнутся, теперь еще другие научные работники откликнутся. Глядишь - может, и поможет.
Иван Толстой: А чего же власти хотят от библиотеки?
Анатолий Разумов: Что с нами хотят сделать? Вот та вот неведомая группа лиц? Это, как говорил один из предыдущих директоров, до Шилова, Барашенков, у него была какая-то язвительная поговорка, что «это все у вас какие-то тайны мадридского дворца». Он именно в такой формулировке это употреблял.
Мы не знаем подробностей, не знаем тонкостей, но зато мы точно знаем, что были требования, прежде всего, резкого сокращения штата сотрудников и затем упорные слухи с вариациями о слиянии учреждений, так сказать - оптимизация. Вот что нас ждет под словами оптимизация, модернизация, идентификация, идентичность, интенсификация, – эти слова как-то приспосабливаются к кампаниям, которые, по сути, являются простым увольнением сотрудников, причем, в таких случаях вымываются и уходят лучшие. Сокращение сотрудников и, конечно, при этом понижение и уровня самого учреждения. Вот этого мы боимся.
И, прошу прощения, вот это странное слово, в частности, некие «окаменелые знания», «окаменелости», сначала меня навело на мысль о том, что, может быть, беспокоит авторов этой заметки и этой инициативы их собственные окаменелости головы, души, сердца, а потом я подумал прямее - не исключено, что это просто оговорка по Фрейду, и кого-то интересует одно из зданий нашей библиотеки. Вот вам и окаменелость. Об этом давно и упорно ходят слухи. У нас есть, чем поживиться, есть хорошее здание, и есть, что отнять. Не достроив новое здание на Московском проспекте. Совершенно не исключаю, почти наверняка, это тоже один из мотивов так называемых оптимизаций и модернизаций. И эта полная неизвестность, в которой мы существуем, не способствует нормальной работе учреждения.
А что касается рубежей новых и всего остального, это просто пафос, он не затрагивает обычную работу. При Лихоманове, к примеру, достроены, дозавершены электронные каталоги. Если кто-то в них видит недостатки, то я не знаю идеальных каталогов или каких-то электронных ресурсов в интернете… К примеру, взять сайт Министерства обороны, с которым я работаю, о погибших и пропавших без вести в Великой Отечественной войне. Колоссальный, замечательный, мощнейший сайт, с ним можно работать, но там, конечно, тьма неточной информации, неверной, не все отражено, и так далее. Это обычное дело.
Вот по своему сегменту работы могу судить, это Центр «Возвращенные имена» при Российской Национальной Библиотеке. Растет серьезно число читателей, пользующихся электронными ресурсами, тех, кто звонит, приходит, пишет на почту. Мне просто некогда думать об отдыхе, я все время в работе. Значит, это все востребовано, библиотека работает, значит, она может этим заниматься. И никаких сомнений нет, что мы выжили бы, нашли бы какие-то другие важные для пользователей сегменты работы. Но, желательно, без таких нелепых и странных оптимизаций и модернизаций. Это точно все затормозит и отодвинет назад решение каких бы то ни было проблем.
Иван Толстой: Мой следующий собеседник библиограф, театровед, заведующий сектором библиотеки Евгений Кириллович Соколинский.
Евгений Соколинский: К сожалению, не всегда понимается внутри России, какую культурную роль играет Российская Национальная Библиотека, в прошлом - Императорская Публичная Библиотека, в культурной жизни не только города, страны, но и мира. Именно с этой точки зрения нужно рассматривать сегодняшнюю ситуацию, потому что речь не о служебных перемещениях, в конце концов, они были, есть и будут, а о том положении, в котором может оказаться одна из старейших библиотек России. Надо понимать, что это особое учреждение не только в историческом плане, но и в том, какую функцию она выполняет. Вот это, к сожалению, не все понимают из руководящих деятелей, и есть такая тенденция ее подверстать под обычную провинциальную библиотеку, потому что, волею судеб, Российская Национальная Библиотека все-таки находится не в столице, а в обычном городе, который, хотя и называют «северной столицей», но это неофициальное, как вы понимаете, название. И считается, что должна быть только одна главная библиотека, в Москве, а все остальные должны жить по каким-то нормативам усредненным. То, что это все-таки научное учреждение, к сожалению, далеко не всегда понимается. И, по-прежнему, хотя говорится о новых технологиях, учитывается работа Российской Национальной Библиотеки по количеству приходящих читателей в день, по книговыдаче, и тому подобное. Хотя Российская Национальная Библиотека не этим должна быть славна и не по количеству выданных сегодня книг определяться ее ценность.
Прежде всего, она должна быть научным центром, она должна интеллектуально обеспечивать те библиографические поиски, которые осуществляют иногда и за пределами нашей страны. В нашей библиотеке есть единственный в нашей стране каталог, который охватывает все российское книгопечатание, от самого начала до 2015 года. Так уж сложилось, что наш каталог - самый полный, и этот каталог доступен в любой точке земного шара. А для того, чтобы его поддерживать, для того, чтобы его совершенствовать, нужны, прежде всего, высококвалифицированные библиографы, а не просто девочки, которые умеют тюкать на клавиатуре и механически выполнять свою работу.
К сожалению, изменения в руководстве нашей библиотеки предполагают, видимо, и сокращение каких-то научных программ, что очень печально, потому что в нашей библиотеке есть совершенно уникальные подразделения, казалось бы, не имеющие прямого отношения к библиотечной деятельности, такие как единственный в стране Институт генеалогических исследований, «Ленинградский мартиролог» готовится у нас, 13 томов вышло. Это не проблема книговыдачи, а создание уникального справочного аппарата показывающего, что такое был сталинский террор применительно только к одному городу. У нас есть, как известно, Вольтеровская библиотека, единственная в стране, и ее должны обслуживать очень квалифицированные люди, знающие много языков, умеющие прочесть пометы Вольтера, и тому подобное. На это должен быть сделан акцент. А сейчас у нас думают только об электронных каталогах, об оцифровке, хотя никакой новый директор, который может прийти к руководству, не сможет оцифровать за короткий срок 37 миллионов документов, хранящихся в Российской Национальной Библиотеке. Да это и не нужно делать, хотя такая программа нереальна хотя бы по финансовым соображениям.
В общем, главная сегодняшняя проблема в том, что руководители культуры не знают, что делать с библиотеками в целом и что делать конкретно с такой уникальной библиотекой, как Российская Национальная. Вот такое двойственное наше положение: мы не в столице, с одной стороны, хотя это Национальная библиотека, и, с другой стороны, мы - неотъемлемая часть Санкт-Петербурга, и при этом мы не подчиняемся городским властям и все управление связано с Москвой. Поэтому нам достаточно трудно что-нибудь доказать, что-нибудь показать, как мы живем, чем мы живем, поэтому и появляются в центральной прессе какие-то статьи, как эта пресловутая ноябрьская заметка в газете «Известия», которая и всколыхнула всех людей, радеющих о судьбе библиотеки. И в этой заметке говорилось о том, что библиотека не должна быть хранилищем “окаменелых знаний”. А что под этим подразумевается? Чем она должна быть и что значит не “окаменелые знания”? Я думаю, что те знания, которые содержатся в многочисленных как старых, так и новых документах, они ни в коем смысле не являются окаменелыми, они все время перерабатываются нашими библиографами, нашими многочисленными сотрудниками. Хотя уже не столь многочисленными, потому что штат библиотеки значительно сократился за последние время.
И вот это стремление сделать во что бы то ни стало что-то новое… А что новое - никто не знает. Все эти разговоры про новые импульсы, они пустые разговоры. Потому что представления о том, чем должна быть современная прогрессивная библиотека, очень туманные. Вот какие-то должны быть новые технологии, но кто их поддерживает, кто осуществляет работу над всеми этими электронными каталогами, электронными библиотеками, в общем-то, никто не задумывается. Они должны сами собой делаться. Вот включил кнопку компьютера, и пошли библиографические данные. А они должны быть очеловечены, они должны быть расширены благодаря многим знаниям, интеллекту, и тому подобное. Поэтому очень важно понять, чего от нас хотят, а не просто будет очередное появление нового лица, варяга, которому безразлично и прошлое, и будущее библиотеки. Это должен быть очень компетентный человек.
Наш нынешний директор - довольно молодой человек, ему 51 год, так что нет речи о том, что он не в состоянии видеть что-то новое. С другой стороны, он проработал в библиотеке много десятилетий на разных должностях, поэтому он имеет представление о том, что такое библиотека, что такое люди этой библиотеки. И не хотелось бы, чтобы в угоду каким-то конъюнктурным соображениям произошли какие-то перемены в жизни петербургской библиотеки и она потерпела определенное крушение. Как нам кажется, за последние годы было сделано очень много интересного, очень большие проекты международного уровня начаты и ведутся, а прийти и все начать переделывать, не имея какого-то серьезного плана, концепции, было бы гибельно для библиотеки. Поэтому мы хотим, чтобы нас услышали и нам помогли.
Иван Толстой: Евгений Кириллович, а что может такого не делать Российская Национальная Библиотека, что делают другие мировые библиотеки такого же класса? Разумеется, мы сделаем поправку на масштабы финансирования. Я понимаю, что Библиотека Конгресса в Вашингтоне поддерживается государством иначе, чем та, что на Невском проспекте. И всё же.
Евгений Соколинский: Видите ли, есть противоречие в принципе современной библиотечной жизни, которое никто не сможет преодолеть. С одной стороны, это сохранность фондов. Понимаете, что так просто выдавать книги 16-18 века нельзя. Значит, читатель несколько затруднен какими-то мерами по сохранению фонда. Ему проще прийти в какую-нибудь маленькую библиотеку, где он может снять книгу с полки, чем прийти к нам, пройти через милицию, оформиться, через два часа получить книгу, и так далее. Эта библиотека неудобна для читателя, которому нужно что-то быстренько взять и получить. В этом противоречие, которое трудно преодолеть.
Когда мы говорим о комфортности читателя в библиотечной среде… В некоторых библиотеках устраивают места, где можно на диванчике посидеть, покурить, и так далее. Курить в нашей библиотеке, как и во всех учреждениях такого типа, нельзя. Мы не можем создать такой приятный комфорт, когда можно попить Кока-Колу и, между тем, почитать какой-то древний фолиант. Разумеется, мы, скорее, удобны для дистанционного читателя, который сможет в компьютере поработать с нашими каталогами или с электронной копией.
Во-вторых, есть концепция библиотеки-клуба, где люди просто собираются по интересам. Я помню, недавно директор Национальной Библиотеки Белоруссии рассказывал, как они устраивали в библиотеке выставку движущихся динозавров. Разные есть точки зрения, но вряд ли Российская Национальная Библиотека таким образом будет привлекать читателя. Хотя это очень модно и прогрессивно.
До какой степени библиотека может превращаться в клуб, чтобы привлечь не каких-то сторонних, виртуальных читателей, а реальных людей? Это тоже проблема. Хотя у нас очень развернутая работа лектория, но она, конечно, не унижается до какой-то такой открытой развлекухи, чтобы всем угодить. С этой точки зрения можно говорить, что ежели бы вы приглашали затейников, детские комнаты организовывали, как некоторые библиотеки организуют, и так далее… Все-таки нельзя забывать, что должны существовать какие-то академические учреждения, научные библиотеки, где массовая работа тоже носит такой познавательный, скорее, а не развлекательный характер. Хотя у нас есть много концертов и живой музыки, я например, веду оперный видеолекторий много лет. Но все-таки это расчитано на определенного читателя, в определенной мере подготовленного. Понятно, что вариантом студенческой библиотеки Российская Национальная Библиотека не должна становиться, хотя это кому-то не нравится.
Кому-то не нравится, что у библиотеки есть свои взгляды на то, как должна развиваться каталогизация или другие направления библиотечного дела. Именно в нашей библиотеке находится центр Российской Библиотечной Ассоциации. Это тоже кому-то не нравится, и сейчас предпринимается попытка сделать альтернативную Библиотечную Ассоциацию на какой-то коммерческой основе, чтобы она зарабатывала. Вот надо ли зарабатывать на информации - это вопрос. Опять-таки, это очень модно сегодня, и в связи с дефицитом нашего бюджета, несомненно, будет только приветствоваться.
Иван Толстой: А если Вы были бы директором, какая самая главная проблема, которую нужно было бы решать – в первую очередь?
Евгений Соколинский: Это очень сложный вопрос, я думаю, что он не один. Но, конечно, сегодня нужно усовершенствовать наш новый электронный каталог, сделанный на базе “Алефа”, потому что, как всегда, это нужно было делать срочно и, как всегда, с ним много работы. В той же Ленинке с “Алефом” работали порядка 20 лет. Мы еще совсем недавно начали осваивать “Алеф”. И, конечно, сохранение штата, а не сокращение его любыми путями.
Иван Толстой: Я обращаюсь к заведующему научно-методическим отделом библиотековедения Сергею Александровичу Басову. Он подошел к проблеме под другим углом – правовым.
Сергей Басов: В газете «Известия» появилась странная статья, которая предупредила все прогрессивное человечество, что через два месяца Антон Владимирович Лихоманов, генеральный директор Российской Национальной Библиотеки, будет уволен в связи с окончанием срока действующего контракта. Это вот такая простая канва, вокруг которой строятся разные предположения. А почему это? А с какой стати? А чем он провинился? Тем более, как всем прекрасно известно, Антон Владимирович – выходец, в хорошем смысле, из такой советской среды, в библиотеке прослужил больше 20 лет, с 18 лет пришел, кончил наш университет, исторический факультет, защитился, был все время на разных должностях, включая комсомольскую работу, но все время был погружен в ткань библиотечной деятельности. То есть библиотеку он знает вдоль и поперек очень хорошо. Можно к нему относится по-разному, но это не самый худший вариант, который произошел при смене руководителя в 2011 году. И вдруг такая вещь - публично (а тираж газеты 100 тысяч) об этом объявлено. Сразу возникли вопросы. Зачем? Почему? Что он сделал? В чем неповиновение проявил по отношению к Министерству культуры?
А вот я задался совершенно другим вопросом. Я открыл Трудовой кодекс. Давно меня мучали две статьи в нашем Трудовом кодексе, которые позволяют, скажем так, узаконить рабство для отдельной категории служащих, а именно для руководителей бюджетных организаций. Одна статья говорит о том, что контракт с руководителем может не продлеваться без объяснения причин, и это как раз тот случай, который и происходит с нашим руководителем. И вторая, более жестокая, я бы сказал, статья, которая позволяет увольнять руководителя бюджетной организации по инициативе собственника или учредителя также без объявления причин.
Если в первом случае контракт заканчивается, человеку за три дня об этом говорят и он уходит свободно в мир, ничем не отягощенный, то в случае увольнения по инициативе учредителя, когда контракт еще длится, а ему говорят, что мы тебя увольняем, то ему надо обязательно заплатить три оклада. И вот, насколько мне известно, в нашей правовой практике были попытки, даже доходили до Конституционного суда, попытаться доказать, что это неправильно, это ставит руководителя организации в подчиненное от учредителя положение, и что даже по суду нельзя оспорить подобное увольнение, потому что оно не предполагает объяснения причин. А не понравился! А вот захотелось другого! Тем не менее, даже Конституционный суд высказался, что это особая категория, ничего страшного нет, и подтвердил правомерность такого положения руководителей.
Наверное, это будет натяжкой, но не могу не вспомнить годичной давности статью господина Зорькина, нашего председателя Конституционного суда, который объявил, что то рабство, которое было до 1861 года, оно было главной скрепой, которая соединяла народ и власть, и было, в общем-то, вещью для России положительной. Вот мне это казалось и до сих пор кажется безумным совершенно рецидивом. И на эту тему я и хотел порассуждать и привлечь внимание в своей заметке в Фейсбуке, потому что мне кажется такая ситуация абсолютно вопиющей, не может такого быть!
А почему была послана эта черная метка, почему руководители организации в лице Аракеловой, директора Департамента по образованию и науке, и бывший зам министра Ивлиев бросают в спину и организации, и руководителя камни, мне это, честно говоря, даже немного не интересно, потому что сама госпожа Аракелова, называя, что мы здесь охраняем в Российской Национальной Библиотеке «окаменелости», которые мы все считаем, в общем-то, культурным наследием России двесте с лишнем лет, работа на культурной ниве позволяет нам так считать, и то, что господин Ивлиев посчитал, что Антон Владимирович не смог поднять работу организации на какой-то новый уровень, не объясняя, что это за новый уровень, - это ведь тоже непонятно. Тем более, что буквально 4 сентября ученый совет нашей библиотеки утвердил стратегию развития библиотеки до 2020 года. И, насколько мне это известно, никаких нареканий со стороны Министерства культуры не поступало.
В этой публикации много всяких странностей. Например, такая, что если открыть устав Российской Национальной Библиотеки мы видим, что за правительством Российской Федерации закреплены такие символические обязанности как утвердить устав, а вот основные права, право казнить и миловать, в том числе руководителя, они закреплены за самим Министерством культуры.
Есть такая формула, что наша организация, как, впрочем, и все остальные, будь то образование или здравоохранение, они находятся в ведении отраслевого министерства. А поскольку мы - Национальная Библиотека, наш устав утверждает правительство, и мы находимся, что вполне справедливо, как особо ценный объект культурного значения, в собственности Российской Федерации. А здесь идут какие-то письма, о чем хорошо информирована газета, в правительство, хотя всю эту операцию, как я сказал, в соответствии с Трудовым кодексом, может в три дня сделать Министерство культуры. И ясное дело, что в коллективе из-за этого происходит разброд и шатание, одни думают так, другие думают эдак, никто с нами не вступает ни в какой диалог, не считая нужным объясниться, и вынуждают людей писать традиционные письма барину, в данном случае, учредителю - правительству, господину Медведеву для того, чтобы попытаться защитить своего руководителя, хотя бы формально для того, чтобы понять, в чем человек провинился, чего он такого не сделал, что ему ставится в вину, - например, затягивание стройки, когда известно, что наш подрядчик сидит в тюрьме, и вина, если есть за библиотекой, то она очень уж косвенная. Тем более, что мы функции заказчика не выполняем. Вот такая неприятная ситуация, как мне кажется, она весьма характерна для всего бюджетного сектора, поэтому чего уж требовать какого-то инновационного развития. Здесь действует механизм отрицательной селекции, здесь, как всегда, нужен тот человек, который будет удовлетворять только одному требованию - требованию быть лояльным к действующему руководству. Здесь, видно, что-то не получилось и, видно, министерство, в лице нашего уважаемого министра Мединского, чем-то недовольно, а чем - не говорит.
Вот такая глупая ситуация, неприятная во всех отношениях, сложилась в старейшей Публичной библиотеке страны, которая хранит не 15 миллионов, как написала газета, а 37, даже с разными типами документов уже под 40 миллионов экземпляров. Вот так мы в нервной обстановке, но продолжаем хранить наше национальное достояние.
Иван Толстой: Сергей Александрович, а сам директор библиотеки выступил перед коллективом, изложил свое видение ситуации?
Сергей Басов: Нет, такого разговора не было. Честно говоря, эта разумная мысль мне сразу в голову не пришла, о чем, возможно, я скажу Антону Владимировичу, что, может быть, было бы вполне корректно переговорить с коллективом на эту тему.
Иван Толстой: А то, может быть, директор, пока вы его защищаете, уже и сам чемоданы пакует?
Сергей Басов: Это вполне возможно, потому что все очень серьезно сделано и демонстративно. Типа обратного пути не будет. Ничего мы вам не скажем, а уволим все равно публично. Для чего эта публичность – непонятно.
Иван Толстой: Но далеко не все в доме на Невском выступают в защиту директора библиотеки. Вот взгляд старшего научного сотрудника Евгения Александровича Голлербаха.
Евгений Голлербах: С Публичкой происходит, я бы сказал, полная катастрофа, потому что в последние годы Публичной библиотекой или, как она называется, Российской Национальной Библиотекой, руководит абсолютно некомпетентный человек Антон Владимирович Лихоманов. И вот эти пять лет, знаете, это печальная история, потому что сплошные какие-то несчастья и неудачи происходили с библиотекой. И то, что, наконец, истекает время его пребывания на этой должности, это очень хорошо для библиотеки, во всяком случае появляется надежда, что придет новый человек, который сможет каким-то образом наладить жизнь библиотеки.
Иван Толстой: Другие участники нашей программы говорят, что директор проработал в библиотеке несколько десятилетий и знает там каждый вход и выход. Как же он может быть некомпетентным на своей должности?
Евгений Голлербах: Такое бывает. Если кто-то из слушателей не имеет представление о том, что за человек Антон Владимирович Лихоманов, я могу сказать следующее. Когда ответственный работник заканчивает свое пребывание на своей должности, его принято называть «хромой уткой». Мы не будем называть его «уткой», потому-то он человек не старый, ему еще жить и как-то существовать в профессиональном сообществе, и я думаю, что когда он, наконец, перестанет быть директором библиотеки, он, наконец, сможет вернуться в историческую науку, поскольку он был историком когда-то, довольно долгое время тому назад, и историческая наука приобретет в нем талантливого исследователя, и Антон Владимирович, наконец, сможет писать интересные статьи и книги и, главное, он сможет бывать в библиотеке как читатель, и сможет понять, какие невыносимые для читателей условия он создал в библиотеке.
Дело в том, что он действенно в библиотеке работает с начала 80-х годов, с 81 года, у него был какой-то перерыв в конце 80-х, когда он был освобождённым комсомольским работником. С комсомолом, тогда, как мы помним, произошли необратимые изменения и комсомол исчез. А Антон Владимирович вернулся в библиотеку и стал заместителем директора по административно-хозяйственной работе. И вот тогда начались несчастья, о которых я упомянул, потому что, когда он вернулся и начал заведовать хозяйством, в старейшей Публичной библиотеке страны запахло аммиаком, потому что туалеты перестали мыть и по всему зданию распространился этот запах. В окнах были разбиты стекла, и никто их не вставлял. Были какие-то особенности, которые отметили появление Антона Владимировича на этой должности.
Потом он возглавил Отдел фондов и обслуживания, и самые резонансные хищения из фондов произошли именно в его бытность заведующим этим отделом. Мы помним и историю с «Птицами Америки», с альбомом, похищенным из библиотеки, и дело генерала Дмитрия Якубовского, и другие были всякие дела. Потом Антон Владимирович пошел на повышение, стал руководить новым зданием на Московском проспекте, и там тоже он заморозил это здание, пришлось даже прекращать обслуживание читателей, потому что зимой там было невозможно работать, министру культуры пришлось приехать тогда, чтобы заниматься решением этих вопросов.
И потом, когда Антон Владимирович стал генеральным директором Российской Национальной Библиотеки, тут он показал себя во всей красе, и я считаю, это мое оценочное суждение, конечно, он показал себя одним из худших директоров за всю историю библиотеки, почти за 200 с лишним лет. Потому что при нем началась так называемая «оптимизация библиотеки», когда были уволены самые квалифицированные сотрудники – библиографы, научные работники, когда были разделены фонды, непонятно по какому признаку для разных частей фонда. В результате, читатель, который хотел просмотреть трехтомник какого-то издания, первый том должен теперь смотреть на Невском проспекте, а остальные тома ехать смотреть на Московский проспект. Конечно, это абсолютно неудобно, работать невозможно в таких условиях, и читатели стали предпочитать, те, кто могут, они или идут в Библиотеку Академии Наук, где намного удобнее работать теперь, или в библиотеку Университета, или в московскую, бывшую Ленинку, или в Хельсинки едут, потому что в Публичке работать стало невозможно.
Я помню, когда я впервые появился, как читатель еще, в середине 80-х, в Публичной библиотеке, это было очень удобное для работы, уютное учреждение. Там был другой директор Владимир Николаевич Зайцев, и Зайцев, несмотря на то, что его много критиковали, он был по типу другой руководитель, он был созидатель, он развивал библиотеку, а его приемник оказался вычеркиваетелем, он сокращает библиотеку. Вот в этом вся проблема и, к сожалению, тут ничего не поделаешь, вот это тип бывшего комсомольского работника, которой совершенно не соответствует своей должности. И это большая беда. И Министерство культуры, при всем при том, что к нашему нынешнему Министерству культуры масса вопросов у людей, но, тем не менее, такой человек и им оказался не нужен, потому что он своими действиями, совершенно не продуманными, топорными, постоянно подставляет своих руководителей и, конечно, они решили освободиться от него, и я их хорошо понимаю.
Иван Толстой: Во многих вопросах есть вина и беда человека. Вы говорите преимущественно о вине генерального директора библиотеки. А может быть, это все же беда человека, который выполняет чьи-то еще более высокие инструкции?
Евгений Голлербах: Возможно. Понимаете, в чем дело? Это почти наверняка вина его и беда. Главная его вина, что он взялся не за свое дело. Он, к сожалению, при каких-то своих некоторых положительных качествах, был когда-то неплохой историк, на заре своей профессиональной карьеры, но он взялся не за свое дело, и он не обладает тем весом, чтобы решать вопросы, он не обладает какими-то способностями, а навыка оказывается недостаточно, чтобы произносить как-то слова. Этого мало, надо решать вопросы. И надо уметь выстраивать отношения с людьми, с коллективом. Антону Владимировичу это не удалось.
Начнем с того, что он, кроме библиографов и ученых, уволил практически всех своих заместителей, причем расстался с ними некрасиво, с какими-то обвинениями и скандалами. Единственный его заместитель, которой остался от прежнего директора, это нынешний заместитель по научной работе Фирсов, но он, насколько я понимаю, совершенно лишен возможности принимать самостоятельные решения. И это заслуга Антона Владимировича, что в библиотеке практически не существует теперь ученого совета, который бы планировал научную работу. Если вы зайдете на сайт Академии наук, то вы там без особого труда найдете список членов Ученого совета, если вы зайдете на сайт Российской Национальной Библиотеки, вы такого списка не найдёте, потому что с приходом нынешнего директора из этого Ученого совета были исключены многие доктора наук, вместо них были ведены заведующие отделами. Какое отношение к Ученому совету может иметь, скажем, заведующий хозяйственным отделом или отделом кадров? Как эти люди могут планировать какую-то программу научных исследований? А, между тем, по действующему уставу Российской Национальной Библиотеки эта библиотека представляет собой научный центр федерального значения. Это учреждение обязано заниматься научными исследованиями.
Когда начались систематические увольнения научных сотрудников и перевод ученых на какие-то библиотечные должности, я просто пошел в отдел кадров, чтобы выяснить, что происходит, почему кандидаты наук вынуждены идти на книговыдачу, условно говоря. И что я услышал от начальника отдела кадров? Кстати, это бывший однокашник по университету Антона Владимировича. Недавно он появился в библиотеке, до того он в какой-то спецслужбе 20 лет работал. И что же я от него услышал? Он сказал: «А почему вы думаете, что библиотека - это научное учреждение? Это не научное учреждение и никакой науки тут не должно быть». Я напомнил ему об уставе библиотеки. Он сказал, что ничего подобного нет. Тогда я спросил, что же делает тогда в библиотеке заместитель директора по научной работе, что делает научное подразделение, научные сотрудники? И я услышал в ответ: «А ничего этого не будет. И замов по науке не будет».
То есть вторым человеком после Лихоманова стал его товарищ боевой, Валерий Коротков, который пришел руководить отделом кадров и решать какие-то кадровые вопросы, абсолютно не понимая, куда он пришел, каковы задачи этого учреждения, каковы перспективы, чего они хотят добиться, в итоге. К сожалению, Антон Владимирович, уволив для экономии заработной платы квалицированных людей, стремительно раздул административный аппарат. Тот же отдел кадров увеличился вдвое или втрое. Служба безопасности, служба ответственных дежурных, которая была создана в 30-х годах, чтобы если какой-то читатель начинает вести себя беспокойно, начинает произносить какие-то крамольные слова, чтобы ответственные дежурные вызывали сотрудников НКВД. И эта служба каким-то образом пережила все эти годы, перестройку, все лихие 90-е, и до сих пор эти ответственные дежурные сидят в большом количестве по библиотеке, непонятно, чем они занимаются, они глядят в свои компьютеры и играют сами с собой в покер. Можно ли поздравить Антона Владимировича с тем, что он сделал такой выбор, уволил специалистов и тем самым лишил библиотеку возможности создать нормальные каталоги, обслуживать нормально читателей, выдавать им нормально литературу? Ничего этого читатели теперь не имеют.
Зато у нас по всей библиотеке расставлены в огромном количестве телекамеры, какие-то датчики, чипированные какие-то книги, которые на самом деле вовсе не нуждались в этом, потому что крупнейшие библиотеки в мире существуют без этого, во всяком случае наша Библиотека Академии Наук обходится без этого, и там нет никаких проблем. Но вот в Российской Национальной Библиотеке служба слежки за читателями, за сотрудниками, к сожалению, очень продвинулась. Меня удивляет, что под письмом в поддержку Антона Владимировича стоят подписи людей, которые, казалось бы, должны были бы осуждать все эти вещи. Я с удивлением в числе подписавшихся обнаружил даже не одно, а имена нескольких людей, которые должны были бы одобрить снятие Лихоманова, потому что он публично, на каких-то встречах с коллективом, просто в отсутствие людей или в присутствии их говорил о них обидные вещи, выгонял, топал ногами, и эти люди теперь возвышают свой голос против министра, в защиту своего гонителя. Это какой-то «стокгольмский синдром», на самом деле, совершенно непонятно мне.
Но, как бы то ни было, я должен сказать, что все-таки под этим письмом стоит довольно много подписей, если верить тем, кто организовывали и собирали эти подписи, там их около 500. Но на самом деле надо помнить, что в библиотеке сейчас около 1500 сотрудников, поэтому число подписантов - это меньшая часть, и их мнение совершенно нельзя выдавать за общее мнение коллектива Российской Национальной Библиотеки, потому что многие как раз вовсе не желают, чтобы Антон Владимирович Лихоманов оставался еще на 5 лет и продолжал ту же свою губительную для библиотеки деятельность, которую он осуществлял все последние годы. Я думаю, что если он уйдет, будет очень хорошо, и за это Министерству культуры многое простится.
Иван Толстой: Решить конфликт в библиотеке нам не под силу, но и закрывать глаза на ее проблемы невозможно. Одно несомненно, и эту мысль высказывает Анатолий Разумов.
Анатолий Разумов: В конце концов, речь идет о величайшей библиотеке, Императорской Публичной, затем она была Российской Публичной, потом она была имени Салтыкова-Щедрина и, наконец, Российская Национальная Библиотека.
Это имя надо держать. Мы долгие годы, десятилетия, в этих стенах, несмотря на все перемены погоды, за ними чувствовали продолжение традиции, уверенность в ней и значимость нашей работы, и это надо уметь сохранить.
Иван Толстой: И на этом мы заканчиваем программу Драма на Невском, но не перестаем быть заинтересованными наблюдателями.
