Экономический кризис в России, падение курса рубля, рост цен, потеря работы, сворачивание бизнеса, политическая цензура, выходки высших чиновников, безнаказанность спецслужб и ограничения на выезд за рубеж – все это темы большинства активных общественных и сетевых дискуссий. Но почему сейчас в них немного внимания уделяется личной, сексуальной и семейной жизни россиян на этом тревожном фоне? Насколько активно и какими методами вмешивается в нее государство? Какие стереотипы навязывает?

Остается ли у обычных людей в России достаточное личное пространство? Как нынешние трудности сказываются на семейной жизни – укрепляют, заставляя совместно их преодолевать, или, наоборот, разрушают? Как в условиях кризиса меняются женская и мужская сексуальность? На эти вопросы в интервью Радио Свобода отвечает учредитель и ректор Института психологии и сексологии в Петербурге, доктор медицинских наук, профессор Лев Щеглов:

– В России власти давно и много говорят об обществе как о большой семье – о патернализме, вертикали и подчинении. Это на официальном уровне. А на неофициальном из Кремля уже годами доносится тюремная лексика – "опустить", "нагнуть", "отрезать", "если бы у бабушки был половой орган дедушки" ... Вам, как сексологу и психологу, о чем это все говорит?

– Советское общество было достаточно инфантильно, таково и нынешнее российское – с подростковыми проявлениями агрессии, с подростковыми представлениями о силе и слабости. К сожалению, в последние годы эта инфантилизация не только не пошла на убыль, она, уж не знаю, насколько сознательно или бессознательно, еще и насаждается, и воспевается всеми теми, кого можно назвать формально "образцами для ориентировки для большинства граждан страны".

– Если отношения власти, оппозиции и общества в современной России описывать медицинскими и психолого-сексологическими терминами, то это будет набор извращений или, наоборот, "классика"?

– Извращение – вряд ли подходящий термин. Все вполне объясняется в рамках психологии – психологии социальной, психологии индивидуальной, иногда психологии клинической. Но я не думаю, что речь идет о безумии. Это термин простонародный. Нет, происходящее можно охарактеризовать несколько иными терминами. Первый я уже применил – колоссальная инфантилизация и примитивизация сознания. Второй – регресс до уровня каких-то племенных представлений о вожде, о силе своего племени, о бесконечной враждебности ко всем другим племенам. Следующий термин, и очень важный, – это, к сожалению, полная утрата большинством способности к критическому мышлению. А это – часть психики, которая позволяет человеку быть не организмом, а личностью. Утрата критического мышления, безусловно, связана с конкретными действиями пропаганды. Неразвитый ум очень податлив ко всем простым, ярким, четким образам. То есть большинство находится в состоянии почти гипнотического транса, когда люди искренне верят в то, что им навязывает словами, жестами, отвлекающими блестящими предметами гипнотизер.

В примитивном сознании вождь периодически должен на глазах радостно-изумленной публики своего племени, скажем, переламывать заранее подпиленную толстую палку, или разрывать заранее придушенного зверька, или, подгадывая день солнечного затмения, по мановению руки насылать на землю тьму, и т. п. Еще раз хочу сказать, в примитивном сознании вождь – это всегда сакральная фигура. Поэтому очень многие действия власти вполне просчитаны и понятны именно в этом ключе.

– Вы недавно написали в своем фейсбуке: "Укрепляюсь в ощущении того, что у нас сейчас параллельно живут два внешне похожих, но по сути категорически различных биологических вида, как в прошлом неандертальцы и наши предки". Что вы имели в виду? Значит ли это, что эти два вида, согласно законам биологии, разойдутся навсегда?

– Нет, согласно законам биологии, конечно, не разойдутся. Потому что для того, чтобы это стало биологическим механизмом, такая ситуация должна длиться многими веками. А этого, как ни крути, никогда не будет. Но такого уровня психологического, морально-нравственного, интеллектуально-креативного, эмоционального непонимания действительно в прошлом не было. Оценки, мнения, стиль мышления одних не просто не принимаются другими, они им непонятны! А когда непонятно, то, чтобы иметь психологическое равновесие, мы всегда стараемся себе непонятное объяснить. На мой взгляд, большинство людей любой национальности при любом строе в любое время – это люди более глупые, менее развитые, менее информированные, нежели меньшинство, таков закон. Так вот этому большинству в силу некоторой неразвитости меньшинство не только непонятно, но начинает его раздражать и являет собой отличную почву для простейших рассуждений. "Вот ты, не боясь, что-то пишешь, протестуешь против власти. Ага! Ясно, ты же куплен врагами!" Это первый вариант. Или: "Ага! Ясно, ты же безумец, ты сумасшедший, ты просто сбежал из психиатрической клиники" и т. д".

На этом фоне возникают суперпростые объяснения, которые этот "биологический вид" со сниженной критикой, с некоторой неразвитостью, загипнотизированостью очень устраивают. Потому что иначе нужно мучительно размышлять, отказываться от некоторых своих логических конструкций. Это большой, тяжелый, мучительный труд. Гораздо проще подавляющему большинству (которое, кстати, очень любит сбиваться в стаи, в толпы, а психология в толпе совсем иная, нежели поодиночке, в ней возникает ощущение всемогущества, ощущение "единой семьи", возрастает агрессивность) именно сбиться в стаю и хором петь лозунги. Это облегчает мучительность индивидуальных размышлений о том, почему "странное" меньшинство думает и ведет себя совершенно иначе, чем я. А так – либо они куплены врагами, либо они сумасшедшие и их надо запереть. Все просто.

– Как нынешний кризис в экономике, все эти нервы, все эти падения курсов валют сказываются на мужской и женской потенции? Есть мнение – если падает рубль, у мужчин падает все. Нынешнюю ситуацию можно так описать?

– Нет, я думаю, что пока еще нет. Политологи прекрасно знают, что люди, наиболее способные критически мыслить, начало чего-то негативного понимают и чувствуют гораздо раньше других. Есть серьезный временной зазор до того, чтобы это осознало то самое большинство. Уверяю вас, что резкого осознания кризиса пока еще нет, идут только первые ростки. Поэтому они и проявляются в таких акциях, как протест дальнобойщиков. Мы видим протест не против происходящего вообще, а против происходящего в конкретной узкой отрасли. Скажем, давайте объединимся силами, допустим, окулистов и будем протестовать не против всего, что в медицине происходит, а против того, что происходит в нашей сфере. Даже протест дальнобойщиков связан с частным. Потому что вся эта система сборов – несправедливая, глупая, неповоротливая, нечестная – одна из многих систем. Дальнобойщик, естественно, видит только свое. Говорить о том, что сейчас есть осознание кризиса, связывание ухудшающейся жизни со всеми видами бессмысленного управления и плохой политикой, нельзя, это есть далеко не у всех. Хотя, безусловно, у людей повышенно тревожных, с зачатками индивидуального мышления, которые начинают понимать, что завтра будет не лучше, а, скорее всего, так же, а то и хуже, вот у них – да, невротические тревоги, напряжение, безусловно, несколько искажают сексуальную функцию. А у так называемой "золотой молодежи" это может, как ни странно, временно вызывать подъем сексуальной активности, всего, связанного с сексом. Это то крыло, под которое страус хочет спрятать свою голову. Но желание устроить себе небольшой пир во время чумы (холеры, свиного гриппа), потом дает мутное раздражение, ощущение большей тяжести.

​– Принято считать, что женщины более чувствительны, чем мужчины, что они заранее интуитивно чувствуют наступление каких-то плохих событий. Как реагируют женщины сейчас? Кстати, они поддерживают мужчин или, как было принято в 90-е, ищут спонсоров?

– Катастрофически жизнь среднестатистического россиянина в последние 5–10 лет не менялась. Сознание, конечно, фиксирует: цены в магазинах больше, вероятности заработать меньше… Это напрягает, но еще не дает новые образцы поведения. Люди как будто где-то далеко из-за гор слышат раскаты грома, но они еще не понимают, во что это превратится. Они настороженно прислушиваются – что это? Но новых моделей поведения, скажем, когда все куда-то побежали в панике, начали запираться, ищут бомбоубежище или еще что-то, – пока этого нет.

– В советские времена люди скрывались от лицемерия советской власти в постели. За последние годы – 90-е, нулевые, сейчас – лицемерия в жизни меньше не стало. Эта тенденция (мы говорим о России) сохранилась?

– Да. Я не сказал бы, что все вернулись в постели и на кухни с этими "запретными" разговорами. Но чем человек более развит, чем больше у него развита и интеллектуальная, и социальная сфера, тем больше он тревожен. Но из-за тревоги люди пока еще на кухни не забиваются. Потому что, несмотря на тот тренд, которые все наблюдают, – власть не вступает в диалог с людьми, которые иначе думают, а старается их, так или иначе, угомонить, "прищучить", заставить замолчать, – нет ощущения, что я не могу на улице, в кафе, у себя дома говорить то, что я хочу. Но из-за этого разлома, политических споров даже и внутри семей происходят конфликты, вплоть до распада семей. В США, где-нибудь в Нью-Джерси, вполне естественно, если муж республиканец, а жена – демократ, по политическим пристрастиям. Это может вызывать споры, несогласие друг с другом, но это – всего лишь политика. Она не так уж пронизывает их сердце, душу и голову.

У нас же сегодня быть демократически, гуманно, терпимо настроенным и жить с человеком, который приобретает на глазах националистические агрессивные черты или взгляды, симпатизирующие каким-то известным в прошлом режимам, это почти невозможно. Потому что политика пронизывает всю основную систему взглядов и ценностей. Новейшие исследования показывают, что в семейной, супружеской жизни сегодня в России самым скрепляющим мотивом для стабильности брака является не любовь, не материальное положение, не радостное совместное воспитание детей и т. д. (существует вообще "9 основных мотивов", формирующих семью), а совпадение по шкале жизненных ценностей. Если муж считает, что государство существует для человека, а не человек для государства, а его чудесная жена, напротив, полагает, что самое главное – государственная машина, и что если одного, двух, 150 тысяч "прижмут", даже несправедливо, то это неважно, поскольку у государства "особая миссия", которая непонятна всему миру, и потому можно этот мир немножко "поучить", погрозить ему кулаком и тому подобное – то у этой пары, даже испытывавшей друг к другу в юности страсть, а потом имевшей общие сюжеты и общие дела в виде детей, общих кастрюль, квартир, мало шансов на стабильность брака. Потому что глобальные ценности у них не просто не совпадают, а противоречат друг другу. Все это наблюдается сегодня в России, – уверен Лев Щеглов.