Что толку, если бы юная Элла Фитцджеральд выиграла бы конкурс по джазовым танцам в «Аполло» и Гарлемской Опере? Ну, наверное, она выступала бы с оркестром Дюка в «Коттон Клабе» - притоптывала бы, тряслась, одетая в то, что по тем временам считалось «африканской» модой. И всё. Точка. Мы в долгу у сестёр Эдвардс, лучшим молодым танцовщицам Гарлема, которые должны были плясать перед Эллой. Их присутствие заставило Фитцджеральд обратиться к устроителю конкурса с фатальной в лучшем смысле фразой: - Я передумала! Я буду петь! И она пела до конца дней своих. На всех континентах, включая Антарктиду, знали и любили её голос – будь слова или скэт. Продюсер и основатель пяти звукозаписывающих фирм: «Clef», «Norgran», «Down Home», «Verve» и «Pablo», Нормэн Грэнц рано понял, какой алмаз эта певица оркестра Чика Уебба и уговорил ее начать записывать альбомы песен самых знаменитых американских композитов-песенников: братьев Гершвин, Джерома Кёрна, Ирвинга Берлина, Коула Портера, Джонни Мерсера и Роджерса и Харта. Но и без Нормэна Грэнца Элла была бы звездой первой величины, равной по яркости и блеску Билли Холидей и Саре Вон. Вот ей, Элле Фитцджеральд (по идее в паре с Дюком Эллингтоном) и посвящено новое, с лазерной иголочки, «Время Джаза». И Дюку? И Дюку, но с небольшой отсрочкой.