Председатель Ассоциации адвокатов России за права человека Мария Баст известна своим участием в политических процессах, в том числе – о беспорядках на Манежной и Болотной площадях. Она помогла одному из задержанных по делу о событиях 6 мая, Александру Каменскому, смогла доказать, что он не был на Болотной площади, и Каменский был выпущен из тюрьмы. Мария Баст поддерживает активистов левых движений, феминисток, ЛГБТ-сообщество, украинских беженцев. Она представляет интересы Ильи Пономарева, единственного депутата Госдумы, проголосовавшего против присоединения Крыма к России. Пономарев, с 2014 года живущий в США, был заочно обвинен в пособничестве в растрате 750 000 долларов из средств фонда "Сколково".

Мария Баст придерживается левых взглядов и представляет инициативную группу, которая требует вернуть памятник Феликсу Дзержинскому на Лубянскую площадь. 11 апреля 2016 года Замоскворецкая межрайонная прокуратура признала законным перенос "Железного Феликса". Чтобы продемонстрировать свое несогласие с этим решением, Мария Баст решила 16 апреля устроить субботник в парке "Музеон": отмыть находящуюся там уже 25 лет статую Дзержинского. Однако из-за плохой погоды "отмывание" пришлось перенести.

"Одного моего прадедушку раскулачили в 1929 году, другого расстреляли в 1937 году, но у меня от этого рассудок никуда не делся, – написала Мария Баст в своем фейсбуке. – То, что провозглашал Ленин и ради чего отдавал жизнь Дзержинский, это свобода всего человечества от эксплуатации, мракобесия и репрессий, это свобода для науки, прогресс – мир без границ, космос... Однако я прекрасно понимаю, что мои предки пострадали от наследия прошлого, наследия подавления личности, то что были попраны идеалы революции, и это вина не революционеров, они к моменту репрессии моих родственников умерли, а вина тех, кто пришел им на смену".

О своих взглядах, адвокатских достижениях и стремлении поселиться на Марсе Мария Баст рассказала Радио Свобода.

– Вы ведете много интересных дел, в том числе и с политической подоплекой. Что было самое важное за последнее время? Какие победы?

– Побед много. Я занимаюсь и правозащитной, и адвокатской деятельностью. Например, мы помогали украинским беженцам, делали доклады, просили международные организации вмешаться в ситуацию, но, к сожалению, я не заметила, чтобы какой-то был интерес. К сирийским беженцам интерес выше, чем к украинским. Мы помогали многим беженцам как юридически, так и гуманитарно, деньги искали, чтобы они выехали с территории Украины во время конфликта. Первая волна беженцев из Украины в Россию получила льготы, жилье, а вторая волна никакими правами, льготами уже не обладала, ежедневно людей выселяли на улицу в зимний период. Мы помогали трудоустраиваться, с администрациями работали. Очень много мы жизней спасли, пусть это громко прозвучит, но, если бы не мы, не знаю, что было бы с этими людьми. Второй яркий пример – политическое дело Ильи Пономарева, депутата Государственной думы, которого я защищаю. Пономарев не поддержал процедуру присоединения Крыма к России. Начались преследования, все это закончилось уголовным делом. Я выступаю в качестве адвоката, защищаю его. Мы представили ряд доказательств, и я надеюсь, что уголовное дело в отношении Ильи Владимировича будет прекращено. Много занимаюсь защитой прав феминисток. В большинстве случаев там, где люди проявляли активность, защищали свои права, я, как правило, добивалась успеха. Там, где люди боятся защищать свои права, власть это чувствует и соответствующим образом реагирует, и люди не решают свои проблемы.

– Вы жаловались на то, что в связи с делом Ильи Пономарева на вас оказывается давление.

– Националисты, имперцы монархического толка используют тематику Ильи Пономарева для того, чтобы надавить на меня. Он – "пятая колонна" и я, соответственно, "пятая колонна". Но "пятая колонна" – это те, кто шпионит, а не те, кто занимается общественно-политической деятельностью, выступает с критикой власти. Я осуждаю этот термин с точки зрения применения его к оппозиции. Я не считаю, что дана какая-то команда травить меня – это просто попытка, может быть, кого-то из мелких чиновников, которым не нравятся мои взгляды, сказать – она "пятая колонна", посмотрите, какая она плохая, она защищает Илью Пономарева. На мою позицию это никак не влияет, я как занималась общественной и адвокатской деятельностью, так и собираюсь заниматься. Я за свободу личности, соблюдение прав и свобод человека, соблюдение гендерного равенства. В прошлом году я инициировала создание женского космического отряда – это мой проект, направленный на развитие прав женщин.

– В биографической справке вы называете себя космонавткой. Что это значит?

– Я считаю, что мое отечество – человечество. Земля – остров в космосе. Все мы по сути являемся космонавтами. К сожалению, за последние 50 лет человек в освоении космоса не продвинулся. Как показывает история, если человечество отстает в развитии, оно скатывается в варварство. Поэтому надо стремиться осваивать космос, расширять границы человеческой цивилизации. Плюс я считаю, что человечество должно быть мультипланетарным, потому что в силу внутренних природных конфликтов, которые возникают внутри человеческой цивилизации, оно может само себя уничтожить. Поэтому, когда человечество будет жить на двух, трех, четырех планетах, а не на одной только Земле, возрастет его возможность выжить.

– Мария, но там нет условий для жизни. Как же вы собираетесь жить на Венере или Плутоне?

– Я не предлагаю переезжать на Плутон. Плутон далеко, технически сложно туда добираться. Но есть замечательная планета Марс, туда лететь ровно шесть месяцев – это меньше, чем в Австралию когда-то плавали. Люди живут в Сибири, люди живут на Севере, в Африке живут, в жарких странах, как-то приспосабливаются. Можно построить дома. Я же не на улице где-то в шалаше сейчас сижу, а в доме оборудованном. То же самое может быть и на других планетах, то есть вопрос исключительно в создании условий проживания. Нанотехнологии, инженерные технологии, информационные технологии развились, и я считаю, что не только базы, а и города уже можно строить.

– Есть проект Mars One, и полно желающих в нем участвовать, в том числе и россиян, так что вы не одиноки.

– Мне очень понравилось то, что этот проект направлен на просвещение масс, то есть необходимо осваивать космическое пространство. Люди выступают против сокращения финансирования космических программ. Даже опросы ВЦИОМа показывают, что более 70% россиян за то, чтобы космическая отрасль развивалась. Как человек известный, я проект Mars One поддержала. Если люди самоорганизуются, достаточно будет для того, чтобы профинансировать этот проект, и они на Марс попадут. Если еще не созрело глобальное гражданское общество, то это маловероятно, потому что стоимость проекта – 6 миллиардов долларов. Казалось бы, всего в 6-7 раз дешевле, чем Олимпиада в Сочи. Я считаю, что здесь должно быть государственное участие, потому что государство должно помогать человеку развиваться. И коммерческое участие, потому что вкладывать деньги в развитие космонавтики – коммерчески выгодно, но опять же, если будет поддержка государства. К самостоятельному бизнесу я скептически отношусь. Я беседовала с представителями Virgin Galactic, они оптимистически настроены на освоение космоса, но я скептически к ним отношусь, потому что максимум, что будет возможно, – это выводить на орбиту, и то на короткий период, орбитальный самолет. Просто в силу финансовой ограниченности они дальше не смогут улететь. Частные инициативы без государственного участия не могут реализовать космические программы. Если государство будет хотя бы заказчиком, подрядчиком, то может быть, будет получаться.

Недостаток программы Mars One в том, что отсутствует государственная поддержка. Если будет поддержка общества, государства и коммерческого сектора, тогда можно смело начинать строить космические корабли, отправлять их в том числе за ресурсами. Очень много ресурсов, которые космос мог бы дать человеку. Проблема еще и в том, что в 60-е годы в сфере освоения космоса шел пласт энтузиастов, а им на смену – бюрократы и чиновники. Особенно после смерти Сергея Павловича Королева. Когда в 1965 году уже была утверждена марсианская программа, когда были выделены миллионы советских рублей, был построен тяжелый космический межпланетный корабль, Королев умер, и это все свернули. Наша страна планировала в 1974 году уже быть на Марсе, а этого не случилось, потому что ушли энтузиасты и пришли бюрократы, которые боялись каждого падения ракеты, каждая неудача была катастрофой в их карьере. Это, безусловно, сказалось на мотивации в освоении космоса. Сейчас нахождение людей на МКС мне непонятно. Что они там делают? 40 лет одно и то же на орбите. Мне кажется, что это больше отмывание бюджетных средств, нежели продвижение в области космонавтики.

– Если бы вам лично предложили 6 месяцев лететь на Марс и там поселиться, вы бы раздумывали или немедленно согласились бы?

– Я бы немедленно согласилась. Я для себя определилась с целями в своей жизни. Мне не нужны миллионы долларов, я человек самодостаточный. Все, что мне необходимо, у меня и так есть. Да, я хочу поселиться на Марсе. С удовольствием бы там поселилась, домик бы себе построила. Я хочу ощутить другую планету, почувствовать ее гравитацию, я хочу посмотреть на солнце с другой планеты, не со своей Земли. Я хочу исследовать кратеры на Марсе. Я специально в 3D-формате смотрела фотографии. Там же есть глубокие кратеры, где даже есть вода, видно, что она в замороженном состоянии, но можно опуститься, исследовать эти все пещеры. Там есть прекрасные горы. Это другое, понимаете? Многие люди считают, что вот он попутешествовал по земле, попал в какие-нибудь Гималаи, Тибет – и это предел его мечтаний. Для меня нет. Для меня разницы между Тибетом, Москвой или Соединенными Штатами нет никакой.

– Но вам же в скафандре пришлось бы там ходить.

– Ну и что? Вопрос адаптации человека к космическим условиям ставился Сергеем Павловичем Королевым еще в конце 50-х годов. Были исследования реакции организма на невесомость, на радиацию, чтобы адаптировать организм человека к иным, неземным условиям. Скафандр, может быть, не таким громоздким был бы, если бы космонавтика развивалась, может быть, он не так бы мешал. У нас подход сейчас в науке, в космонавтике, в государственной политике – оценивать не с точки зрения полезности и необходимости для человека, а с точки зрения стоимости. Людям нужна школа или больница, но, если ее дорого построить, ее строить не будут. Мне нравится подход Сергея Павловича Королева: цель поставлена, значит, будем к ней идти. То есть надо менять подход. Уже сейчас есть технологии, но их не внедряют, к сожалению. Я общалась с Арцутановым, который придумал космический лифт. Технологии строительства космического лифта были еще в 60-х годах, сейчас можно уже их использовать и строить космический лифт. Если сейчас стоимость поставки груза на орбиту 10 тысяч долларов за килограмм, то стоимость поставки грузов на комическом лифте будет 10 долларов за килограмм. Но его не строят, потому что многие ученые думают, что это может быть дорого. Я считаю, что это нерациональный подход. В этом ошибка современной России и вообще всего капиталистического мира.

– Вернемся к земным делам. Когда мы с вами говорили несколько лет назад, вы жаловались на то, что вас преследует ФСБ, рассказывали, как защищаете фигурантов "Болотного дела". А теперь вы участвуете в кампании по возвращению памятника Дзержинского на Лубянскую площадь. Это меня шокировало, потому что на моих глазах этот памятник сносили, и я помню, какое это было счастье, когда казалось, что мы навсегда избавились от давления страшной организации, которая подавляла все живое в течение многих десятилетий. И теперь вы, хотя называете себя человеком леволиберальных взглядов, хотите вернуть памятник палачу. Как такое может быть?

​– Я абсолютно не согласна с тем, что Феликс Дзержинский палач. Вы говорили про преследования со стороны ФСБ, но я считаю, что ФСБ и КГБ – это совершенно разные структуры, совершенно разные подходы, совершенно разная идеология. Принципиально разные организации. Это первый момент. Второй момент: я всегда придерживалась левых взглядов, их называют леволиберальными, но я считаю, что это левые взгляды, я всегда считала, что революционер – это символ борьбы простого народа за свои права. В 1991 году снесли не символ тоталитаризма, а снесли символ борьбы за права простого народа. Советские люди отрубили сами себе голову, отрубили ориентиры, к которым нужно стремиться. Потому что Феликс Дзержинский – это не сталинский деятель, ему многие приписывают сталинские репрессии, но сталинские репрессии происходили спустя 10 лет.

– Совершенно верно, но был красный террор, людей убивали тысячами.

​– Вы преувеличиваете, там порядка двух тысяч людей было расстреляно – это официальные документы. Была гражданская война. Давайте еще обвиним Авраама Линкольна в том, что он был жесток к южанам. Феликс Дзержинский был на стороне политической силы, которая боролась за права простого народа, за права трудящихся, за права крестьян, за права рабочих. Впервые в истории России народ победил, опирались большевики только на низы, поэтому никакая интервенция не победила народ. Это символ борьбы за свободу, поэтому, когда по телевизору не показывают революционеров, они правильно делают с точки зрения пропаганды. Зачем людям показывать революционеров, зачем показывать Ленина, Дзержинского, а то мало ли что, нет, мы их дискредитируем, назовем палачами, убийцами, всё, у нас монархия, у нас стабильное развитие государства, человек – это винтик, ничего он не решает, никакие революции не нужны. Буржуазно-либеральные силы, убив имидж Феликса, закрывают тем самым возможность и для себя в том числе, для своих политических перспектив. Убивать символы свободы – это значит закрывать себе дверь, значит смириться с монархией, с сакральностью власти, со средневековьем.

– Для кого же Дзержинский является символом свободы? Дзержинский всегда был символом репрессивной машины ЧК-ОГПУ-НКВД-КГБ-ФСБ.

– Феликс Дзержинский был революционером, борцом с царским режимом. Он даже был приговорен к смертной казни, бежал из заключения, потерял здоровье ради идеи. Изначально это борец. Когда он пришел к власти, он был руководителем правоохранительного органа новой власти. То, что его многие воспринимают через призму репрессий – это проблема мировоззрения либералов, которые не знают фактов, какой-то ассоциативный ряд у них возникает.

– Это естественный ассоциативный ряд, потому что портрет Дзержинского висел во всех кабинетах КГБ и до сих пор висит.

– Могли повесить и портрет Николая Второго.

– Вряд ли. Повесили портрет, потому что считали его основателем своей репрессивной организации.

– Люди, которые работали в органах, не считали свою организацию репрессивной – это уже приписки последних 25 лет. Вопрос в том, что есть победители революции. Была буржуазная революция во Франции в конце XVIII века, пришли якобинцы, которые установили диктатуру. Давайте осуждать революцию, провозглашение прав и свобод, говорить, что из-за того, что были якобинцы, провозглашение прав и свобод, конституция и вообще республика – это репрессии. Нет, я считаю, что у России есть свои символы борьбы за свободу. Да, они были очернены Сталиным, но сталинские репрессии мало общего имеют с левыми идеями. Все-таки социализм и левые идеи – это прежде всего свобода личности, развитие потенциала, а не подавление личности.

– А вы считаете, что при Ленине и Дзержинском в России была свобода личности?

​– Я считаю, что были первые попытки. Допустим, революция в Соединенных Штатах, борьба за независимость. В Соединенных Штатах была свобода личности? Не было ее, но она была задекларирована. Был тяжелый путь ее построения, через отделение Юга и так далее. Что касается революции 1917 года, то она очень много дала людям. Это провозглашение гендерного равенства, когда женщина была уравнена в правах с мужчиной, получила право голоса. Первая женщина-адвокат – это советская женщина. Фундаментальные права в области защиты прав женщин – это социальные гарантии, декреты по беременности, родильные дома, которых не было в мире. Социальные льготы для женщин. Уравнивание практически во всех профессиях. Декрет о ликвидации сословий, это ведь был позор Российской империи – сословия. Это же сделало не Временное правительство – это сделали большевики. Трудовой кодекс, трудовые права, 8-часовой рабочий день, профсоюзы. Да, это был подъем.

– И возникла тоталитарная система, лишившая людей любых прав.

​– Это я осуждаю, я считаю, здесь надо разделять хорошее и плохое. Я предлагаю учесть все эти ошибки и не разрушать символы борьбы простого народа за свои права, вернуть Дзержинского. Сейчас идет период реставрации царской России. Советский Союз в итоге все равно пришел при Горбачеве к свободе. У нас в 1989-90 году были первые и единственные свободные выборы за всю историю. Свобода слова, гласность, критика. Несравнимо было больше демократии, но демократия стала сворачиваться с момента расстрела парламента в 1993 году. После этого власть стала опираться не на народ, а на силовые структуры, потому что они расстреляли парламент. Вот с этого момента и началось укрепление власти, единоначалия в лице президента.

– Но это те же самые силовые структуры, которые построил Дзержинский.

– Феликс Дзержинский построил другие структуры для защиты ценностей социализма, а не для защиты диктатуры того или иного политического лидера.

– А Гумилева почему расстреляли?

​– А почему было покушение на Ленина? Это обычная гражданская война. А изначально цели были очень хорошие. Проблема в другом. Почему царская Россия пришла к тоталитаризму? Потому что Россия – это периферийное, отсталое государство, которое очень долго находилось под татаро-монгольским игом, многие общественно- политические процессы в связи с этим замедлились. Репрессии – это золотоордынская восточная деспотия, которая идет с XIII–XIV веков. Вот это единоначалие, подчинение, сакральное отношение к власти, централизация власти – это все оттуда. Но люди все равно изменились. Попытки сделать из россиян националистов, единую русскую нацию провалились. Людям ближе интегрированное общество, люди говорят про космос, о необходимости развития науки. Все попытки клерикального воспитания, навязывания религиозной пропаганды – это все не работает, люди не принимают это. Но не сразу Москва строилась. Нужно еще пытаться, пока не получится.

– Пока не полетим на Марс?

– Пока не полетим на Марс. Я считаю, что рано или поздно этот период закончится. Будет опять скачок вперед. Я считаю, что Россия как формат, как государство уже изжила себя сто лет назад. Должно быть децентрализованное светское государство, построенное на общегуманистических прогрессивных ценностях, в том числе, как вы говорите, покорения Марса. То есть это то самое, когда отечество наше – все человечество. Соединенные Штаты на этом и держатся. Евросоюз – это элементарный пример, когда они строят свое государство именно на этих ценностях. Я абсолютно согласна с Митио Каку и Стивеном Хокингом в том, что цивилизация будет одна, и мы будем двигаться вперед, все это варварское наследие прошлого просто изживет себя. Но способно ли человечество перейти в более прогрессивную стадию развития? Я ее называю социализмом, но не в понимании сталинистов и сторонников КПРФ, а в классическом понимании свободного общества, свободной личности, или же оно само себя уничтожит. То есть это вопрос о природе личности человека: способен ли он двигаться вперед. Я на этот вопрос не могу вам ответить – это покажет ближайшее будущее.