Обычно, когда в результате катастрофы гибнут 500 человек, мир говорит о такой трагедии хотя бы несколько дней. Но очередное, пусть и очень крупное, крушение перегруженного судна с беженцами в Средиземном море, унесшее около пяти сотен жизней, похоже, не взволновало почти никого. Хотя причин для волнения более чем достаточно, и не только из-за масштабов трагедии.

Катастрофа судна с мигрантами говорит по меньшей мере о двух вещах. Во-первых, несмотря на все заверения высших европейских чиновников, взять под контроль контрабанду мигрантов в Средиземном море пока не удалось – и люди, доверившиеся нелегальным перевозчикам, продолжают гибнуть. Во-вторых, похоже, подтверждается прогноз главы Европейского совета Дональда Туска, который заявил на днях, что этой весной и летом возрастет поток мигрантов, пытающихся попасть в Европу морским путем из Северной Африки. Это связано с недавним решением Евросоюза – закрыть балканский путь, по которому из Турции через Грецию, Болгарию и страны бывшей Югославии беженцы добирались до Центральной Европы.

Между тем и с балканским путем все не так уж ясно. После того как Болгария и Македония закрыли свои границы с Грецией, в этой стране оказались блокированы десятки тысяч беженцев. Наиболее известен стихийно возникший лагерь Идомени на греческо-македонской границе. Здесь то и дело происходят столкновения между мигрантами, требующими пустить их дальше на север, и силами безопасности – греческими и македонскими.

Как свидетельствует Эва Заградничкова – жительница Чехии, волонтерка, оказывающая помощь беженцам, ситуация в Идомени быстро ухудшается. По словам Заградничковой, если эти и другие подобные места скопления беженцев останутся предоставленными самим себе и нерегулярным заботам активистов-добровольцев, Европу ожидают неприятные последствия.

​– Сколько раз вы были в Идомени и когда в последний раз?

– Дважды. Там сейчас находится моя подруга, с которой мы вместе работаем. Я вернулась оттуда две недели назад.

– Какая там обстановка? По сообщениям информационных агентств, там то и дело происходят столкновения обитателей лагеря с полицией. Прежде всего, сколько там сейчас скопилось людей?

– У меня точных данных нет, греки утверждают, что там 15 тысяч человек. Правда, это число меняется, потому что беженцы оттуда могут уезжать в официальные лагеря, организованные греческими властями, но в то же время другие, наоборот, прибывают в Идомени.

– А сам лагерь в Идомени никакого официального статуса не имеет, он стихийный?

– Да, он возник спонтанно. До этого беженцы шли оттуда на север, через македонскую границу. После того как граница была закрыта, люди начали там скапливаться. У них там есть только минимально необходимые вещи: переносные туалеты, какие-то импровизированные душевые кабины. Там очень большую работу ведут "Врачи без границ", которые обеспечивают не только медицинскую помощь, но и элементарные санитарно-гигиенические условия.

​– Как к этой ситуации относятся греческие власти?

– Поначалу никак, позволили этому лагерю жить своей жизнью. Там возник импровизированный городок, со своей торговлей, парикмахерскими, даже какими-то детскими садами. Выглядит это немножко "по-панковски". В последнее время власти стали прилагать какие-то усилия к тому, чтобы этих людей оттуда вывезти. Пытаются им объяснить, что граница окончательно закрыта, и убедить уехать в лагеря, организованные правительством.

– Пытаются ли отослать беженцев в Турцию – в соответствии с недавним соглашением между этой страной и Евросоюзом?

– Напрямую греческие чиновники беженцам об этом не говорят. Потому что люди не хотят садиться в автобусы и уезжать в "официальные" лагеря как раз из опасений депортации в Турцию. Среди обитателей лагеря много сирийских курдов. Они, учитывая характер турецко-курдских отношений, ехать в Турцию ни за что не хотят.

– Что они думают о собственном будущем? Судя по всему, балканский путь для мигрантов действительно закрыт. В то же время из-за этого в Греции скапливается все большее их число – по последним данным, их уже около 55 тысяч. Что дальше?

– Беженцы абсолютно дезинформированы. Они обмениваются разными слухами – что, мол, македонскую границу еще откроют, или болгарскую, и можно будет пройти там. Вдобавок там еще бывают некоторые волонтеры, которые подбивают беженцев бросать камни в полицейских и пограничников, добиваться открытия границы насильственным путем.

– Кто это такие и зачем они это делают?

– Ну там есть такие… я их называю "панками". Радикальные молодые люди, которые пытаются подбить беженцев на какие-то действия, чтобы их пустили через границу. Что касается самих беженцев, то большинство из них утверждает, что у них родственники в других странах Европы и они хотели бы туда попасть. Ситуацию в самой Греции они рассматривают как безнадежную: по их словам, их там ничего не ждет, кроме лагеря, там нет для них ни работы, ни возможности дать образование детям.

– Кого в Идомени больше: сирийцев или людей из других стран?

– В основном сирийцы, в том числе, как я сказала, сирийские курды. Еще иракцы и афганцы. Эти три народа однозначно преобладают. Например, эритрейцев я там вообще не встречала.

– Сейчас весна, потом придет лето, теплый сезон… Но что начнется через полгода?

– Когда я была там в первый раз пару месяцев назад, там еще была довольно хорошая атмосфера человеческой солидарности. Сейчас все стало хуже. Люди нервничают. Многим звонят родственники или друзья, особенно из Германии, говорят обитателям лагеря, чтобы те каким-то образом добрались к ним, не понимают, что это теперь невозможно. Сказываются, конечно, и условия жизни: Идомени находится в предгорьях, ночью там холодно даже в весенне-летний сезон. Настроение все более безнадежное, плюс к тому множество непроверенной информации и слухов. Начинаются ссоры, склоки, драки, особенно между подростками. Иногда дерутся из-за порции еды.

– Есть там представители каких-то международных организаций, например ООН? Приезжают?

– Никого там нет, кроме сотрудников нескольких гуманитарных организаций. Скажем, от Ведомства ООН по делам беженцев там есть стенд. Пустой. Я там встретила одного их сотрудника, в голубом жилете ООН, он там делал какой-то репортаж, ходил с микрофоном, о чем-то спрашивал беженцев, потом уехал. Так что стихийности там все больше и больше. И дезинформации. Там, конечно, есть греческая полиция, которая обеспечивает определенный порядок. В остальном лагерь живет своей жизнью, без какого-либо регулирования.

– Идомени может служить иллюстрацией того, как в целом решается – или не решается – проблема беженцев, прибывающих в Европу, или же это все-таки особый случай?

– Я думаю, что если такое количество людей и дальше будет находиться в лагерях, месяцами и годами, если их дети не будут учиться, если у них не будет возможности работать, как-то реализовывать себя, то появится целое поколение озлобленных и неграмотных людей. И оно неизбежно начнет радикализоваться. Возникнет настоящий инкубатор радикализма, и это будет большой проблемой для Европы, – считает Эва Заградничкова.

Судьбу десятков тысяч мигрантов должно решить соглашение между ЕС и Турцией, которое предусматривает частичную депортацию беженцев на турецкую территорию. Анкара обязалась сдерживать поток мигрантов, следующий из Турции на греческие острова. Пока это удается: по данным Еврокомиссии, с 20 марта, когда было заключено соглашение, туда прибыли примерно 6 тысяч человек, в то время как за предыдущие три недели – почти 27 тысяч. Депортированных в Турцию пока немного: до середины апреля их было всего лишь 325. Главный принцип соглашения таков: ЕС будет принимать сирийских беженцев непосредственно из лагерей в Турции и рассматривать их прошения, создавая тем самым "легальный" миграционный поток в противовес нелегальному, с которым Европа вместе с Анкарой намерена бороться.

Однако Турции за сотрудничество обещан еще один большой "пряник": ускоренное введение безвизового режима со странами ЕС для турецких граждан. Соответствующее соглашение может быть утверждено уже 4 мая, но его должны будут одобрить все 28 стран ЕС, а тут могут возникнуть проблемы. Между тем Турция фактически поставила Евросоюзу ультиматум: турецкий премьер Ахмет Давутоглу заявил во вторник, что, если безвизовый режим с Европой не будет введен, Анкара дезавуирует мартовское соглашение о миграционном контроле.

Европейским политикам не позавидуешь: во многих странах общественное мнение настороженно настроено по отношению к отмене виз для турецких граждан. В то же время без Турции при решении проблемы миграции Европа, судя по всему, не обойдется. Сама эта проблема все сильнее разделяет общество, особенно в странах Центральной Европы, где антимигрантские настроения особенно распространены. Не только беженцы, но и люди, помогающие им, нередко сталкиваются с проявлениями враждебности и насилия. Свидетельствует Эва Заградничкова:

– Почему вы начали заниматься оказанием помощи беженцам?

– Из-за желания понять, как на самом деле обстоят дела. Прошлым летом я следила за сообщениями прессы о потоке мигрантов – и здешней, чешской прессы, и, к примеру, немецкой, – и видела, что тон и содержание того, что пишут на эту тему разные издания, порой сильно отличается. Захотелось посмотреть, что происходит на самом деле. Ну, скажем, тогда много писали о том, что в Европу едут одни молодые мужчины, что у них у всех новые айфоны, то есть это люди небедные – ну, вся эта классика…

– А что, это не так?

– Ну, скажем, в Идомени полным-полно детей и женщин. В сентябре прошлого года в Венгрии – это была первая моя поездка с моей подругой в лагеря беженцев – мы попали в лагерь Вамошсабадь, где действительно были одни мужчины. Так что первое наше впечатление было: да, Боже мой, это правда, сюда едут одни мужчины, в основном молодые, что же это творится?! Поехали дальше на юг, в лагерь Рёске, это на границе Венгрии с Сербией, и там увидели другую картину: семьи, женщины, дети, пожилые люди… И молодые мужчины тоже, но в нормальной пропорции по отношению к остальным. После чего мы узнали, что в тот первый лагерь венгерская полиция намеренно свозила именно мужчин, причем не только одиноких, но и отцов семейств, отделяя их от их близких, чтобы потом пригласить туда журналистов и показать им нужную картинку: смотрите, одни мужчины!

– Вы занимаетесь помощью беженцам самостоятельно или сотрудничаете с какой-то организацией?

– Самостоятельно, с подругой, с помощью некоторых друзей и знакомых. К сожалению, очень многие НКО, которые помогают беженцам, связаны с такой бюрократией, что пока они что-то решат, проблема сама рассосется – или, наоборот, еще увеличится. Так что мы работаем самостоятельно.

​– Подозреваю, что это непросто хотя бы с точки зрения финансовой, да и времени требуется немало. У вас есть основная работа?

– Да, я совладелица книгоиздательства, в какой-то мере могу сама распоряжаться своим временем. Моя подруга – дизайнер, она тоже не связана жестким рабочим графиком. Мы завели так называемый транспарентный счет, который легко контролировать, собираем там средства, на которые покупаем необходимые товары для беженцев. Что нас вдохновляет – постоянно находятся люди, готовые делать такие пожертвования, которым небезразлично то, что происходит с беженцами.

– А с противоположной реакцией сталкивались?

– Я получаю десятки враждебных мейлов и посланий в социальных сетях ежедневно. Начиная просто с несогласия с тем, что я делаю, – но это я понимаю и признаю, у каждого есть право на свою точку зрения, – и заканчивая прямыми угрозами. Звонит, например, кто-то с утра: "Это твой последний день, готовься к смерти".

– Чешские СМИ недавно писали, что на вашего партнера было совершено нападение?

– Да. Он получил ножевое ранение в живот. Во время утренней пробежки. Он родом с Кавказа, но его семья по политическим причинам давно оттуда уехала, так что до переезда сюда он жил в Дамаске. До этого пару раз выступил на общественных акциях, например, в центре Праги вскоре после терактов в Париже. Как мусульманин, он осудил тогда эти нападения. Он мне помогает, ездил со мной несколько раз в лагеря беженцев. В общем, получил какую-то небольшую известность, примелькался, как говорится. Ему тоже начали угрожать, мы не относились к этому серьезно до поры до времени, ведь чехи по большей части народ не агрессивный. Но в один "прекрасный" день во время пробежки какие-то два парня начали кричать ему "мусульманская свинья" или что-то в этом духе, потом напали, он отбивался, один из них ударил его ножом. К счастью, рана оказалась не очень глубокой, где-то 5 сантиметров. Нападавшие убежали. Мой партнер сейчас уже выздоровел, это все было тяжелее психологически, чем физически. У него есть сын, так что он начал бояться за мальчика. Но ничего, в целом мы пришли в себя, работаем дальше.

– Вы говорите, что способны понять людей, которые обеспокоены притоком мигрантов и не хотят видеть их в Европе. По-вашему, эти люди чего-то не понимают? А может быть, они в чем-то правы?

– Мне кажется, тут важен личный опыт. В Вене я недавно помогала волонтерам, и они рассказывали мне, что, хотя Вена – город мультикультурный, у людей там было очень много опасений по поводу беженцев. Но после их прибытия этих опасений стало меньше – в результате личных контактов. Конечно, часто и СМИ нагнетают истерию, и некоторые политики, вроде нашего президента, поскольку им это выгодно. Я пытаюсь как-то рассказывать о своем опыте, о том, что это такие же люди, как и мы, со своими проблемами, что представления о том, будто все они вылезли из каких-то доисторических времен или из джунглей, – это неправда, но личный опыт все равно ничто не заменит.

– А опасность того, что вместе с "нормальными" беженцами в Европу попадут экстремисты и террористы, по-вашему, тоже плод медиаистерии?

– Нет, нет. Конечно, там есть определенный процент людей, которые могут представлять опасность. Я этого не отрицаю. Но большинство беженцев действительно спасается от войны, почти каждая семья кого-то потеряла, – утверждает чешский волонтер Эва Заградничкова.

Тем временем министр обороны Австрии Ханс-Петер Доскоцил заявил, что его страна не хочет быть "залом ожидания для беженцев" и готова закрыть границу с Италией, если приток мигрантов оттуда в ближайшее время заметно возрастет. Что делать после закрытия балканского пути с путем средиземноморским, обсуждают в четверг в Брюсселе министры внутренних дел и юстиции стран ЕС. Быстрых решений, судя по всему, не ожидается.