Нет государств абсолютно стабильных или нестабильных, стабильность – понятие относительное. Как ее измерить? А измерив, высчитать вероятный риск того, что нестабильность в одной стране – война, экстремистские движения, стихийные бедствия – перехлестнет через национальные границы и поразит сопредельные государства? Говоря о таких случаях, в первую очередь вспоминается Сирия. Или Украина, конфликт которой с Россией громко отозвался в Скандинавии, республиках Балтии, Польше, Румынии, Чехии. Террористы из исламистской организации "Боко Харам" в Нигерии, вызвав беженский кризис, подобный сирийскому, подорвали порядок в Камеруне, Чаде, Нигере.
Существует и обратная проблема: если в какой-то стране заключен мир между противоборствующими сторонами, то в какой степени укрепление ее стабильности отразится благотворно на ее соседях? Такого рода положительным примером является Шри-Ланка – страна, показавшая наилучший результат по приращению уровня стабильности в 2015 году.
Американская исследовательская организация "Фонд за мир" совместно с ведущим внешнеполитическим изданием Foreign Policy разработала так называемый "Индекс хрупкости государств" (Fragile States Index), который ранжирует страны мира по стабильности исходя из 12 социальных, экономических и политических показателей: демографическое давление (дефицит еды, стремительный рост населения, уровень смертности); беженцы и внутренние мигранты; утечка мозгов; бедность и экономический застой; противоречия между регионами и социальными группами; неравномерность экономического роста в этно-религиозном и географическом разрезах; конфликты элит в центре и между центром и регионами; легитимность институтов государства, качество общественных благ (образование, здравоохранение, санитария); сохранение государством своей монополии на организованное насилие; права человека и верховенство закона; внешние интервенции, в том числе международные санкции.
По состоянию на 2015 год список из 178 государств замыкало по "хрупкости" Сомали; напротив, самым крепким государством показала себя Финляндия. Разница в степени хрупкости между аутсайдером и лидером, согласно совокупному значению индекса, была примерно семикратная. Если поделить список пополам, то Россия находится в нижней его части, причем на приличном расстоянии от разделительной черты. Соединенные Штаты обосновались на верхнем этаже таблицы, но прилично отстали от лидера. Превосходство Финляндии над Америкой в плане стабильности все же меньше, чем перевес России над Сомали.
Об истории создания "Индекса хрупкости государств" рассказывает руководитель коллектива его составителей Джей Джей Месснер:
– Началось все около 25 лет назад с разработки моей организацией "Фонд за мир" индекса, измеряющего предрасположенность стран мира к внутренним конфликтам, включая вооруженные. Аналитики и дипломаты, занимающиеся вопросами распознавания и предупреждения зарождающихся конфликтов, пользуются этим индексом до сих пор. Около десяти лет назад журнал Foreign Policy предложил нам перестроить этот индекс так, чтобы с его помощью можно было оценивать не просто конфликтный потенциал стран, а степень их общей нестабильности – независимо от того, таит она в себе непосредственный риск полномасштабного конфликта или нет. "Индекс хрупкости" складывается из двенадцати показателей, количественные значения которых мы вычисляем на основе статистики и экспертных оценок. Этот индекс функционирует как радар раннего оповещения о тенденциях, отрицательных и положительных, изменения стабильности стран мира. Вместе с родственным индексом конфликтных потенциалов он широко используется частными и правительственными аналитическими службами.
– Двенадцать показателей, которые образуют индекс, весьма разнородные и, на первый взгляд, разновеликие – от состояния прав человека до конфликтов элит. Тем не менее всем этим показателям вы присваиваете равные веса. Почему?
– Да, все эти показатели имеют равный вес. Конечно, мы признаем, что это сильное допущение, что на практике они могут значительно разниться по своей важности, но что делать? Если мы начнем присваивать этим показателям разные веса, то сделаем индекс чересчур субъективным, что основательно затруднит его использование аналитическим сообществом. Из этого вовсе не следует, что наши клиенты не могут менять веса показателей по своему усмотрению, например, ставить социальные индикаторы над экономическими, если это диктует их методология. Данные они получают от нас в таком виде, что сделать это совсем несложно. Было бы очень интересно посмотреть, насколько альтернативное ранжирование стран по признаку стабильности, основанное на дифференцированных весах, будут отличаться от нашей "равновесовой" ранжировки. Но подобных альтернативных наработок, насколько я знаю, у наших пользователей ни в частном секторе, ни в правительственных структурах пока нет.
– В реке жизни есть стремнины, как есть участки со спокойным течением. Последних, мне кажется, больше. Иными словами, у большинства стран, которые вы рассматриваете, значение индекса хрупкости от года к году меняется мало, и потому их место в таблице, плюс-минус, остается неизменным?
– Верно, но наряду с этим мы видим и скачки в рейтинге. Некоторые страны сильно изменились к худшему на протяжении последнего десятилетия: Ливия, Сирия, Мали, Йемен. Их внутренняя деградация оказалась также необыкновенно контагиозной, заразив многие страны и целые регионы. Венгрия и ее соседи, лежащие вдоль так называемого "балканского тракта" с Ближнего Востока в Европу, переживают всплеск ксенофобии и, соответственно, увеличение значения "индекса хрупкости". Это, впрочем, ясно и без всякой науки. Но вот страны, которые за истекший период претерпели эволюцию в лучшую сторону, это совсем другая история! Они удивляют. И без помощи индекса эту трансформацию легко было пропустить. Я имею в виду, например, Молдову, Боснию-Герцеговину и, что совсем поразительное, Кубу. Это такой тихий, малозаметный прогресс.
Вообще и пресса, и экспертное сообщество сосредоточены на негативе, на странах, которые катятся в пропасть, – на Сирии, например, или на катаклизмах – таких как кризис с беженцами в Европе. Медленные, постепенные улучшения они почему-то воспринимают как нечто само собой разумеющееся и склонны их игнорировать. Отрицательные тенденции привлекают к себе больше внимания, но невооруженный глаз их тоже зачастую не фиксирует, если изменения происходят медленно. Без нашего индекса, боюсь, аналитики прошли бы мимо того, насколько сильно в плане стабильности деградировали за минувшее десятилетие некогда богатейшие государства "Черного континента" – Мозамбик и особенно Южная Африка.
– Это ваши успехи. А были ли неудачи? Прозевали ли вы где-то что-то важное?
– Да, мы – маленькая организация, всего охватить не в состоянии, и порой становимся жертвами тех же шаблонов мышления, о которых я говорил выше, то есть попадаем в зависимость к конъюнктуре, превращаемся в рабов новостной ленты. И начинаем сверхпристально, в ущерб объективности, отслеживать страны, демонстрирующие потенциал к самым крупным изменениям, будь то положительными или отрицательным. Упуская из виду перемены, происходящие в странах, редко фигурирующих в новостных циклах. Однако постфактум мы видим, что данные у нас были и что мы просто прошли мимо них. К сожалению, значимость тех или иных перемен нередко становится ясна только задним числом.
В качестве примера приведу июньский референдум по членству Великобритании в Европейском союзе. Одним из ключевых моментов на референдуме была, как известно, иммиграция, которую евроскептики изображали как экзистенциальный вызов, брошенный нации, – который только усугубили исход беженцев с Ближнего Востока и скрывающиеся среди них террористы. Мы посмотрели на соответствующие цифры по Британии, и они показали, что напряженность в обществе, порождаемая мигрантами, неуклонно понижается. И что в целом значение индекса стабильности в случае Британии растет. Наш вывод был – британцы проголосуют за то, чтобы остаться в ЕС.
Что мы прозевали или, точнее, чему мы не придали должного значения, так это тому, что в стране пять лет кряду ухудшался показатель под названием "этнорелигиозные, классовые, межпоколенческие или идейные противоречия в обществе". В частичное наше оправдание хочу сказать, что ухудшение этого индикатора не смертельно, если в обществе нет сил, которые заинтересованы в нагнетании этих противоречий. Но в Британии эти силы были, и упомянутый индикатор "выстрелил". Как выявил разбор полетов, состояние этого индикатора в Британии за последние несколько лет ухудшилось столь же сильно, как в Ливии, Анголе или Мозамбике.
Более того, за те же пять лет значение индикатора "этнорелигиозные, классовые, межпоколенческие или идейные противоречия в обществе" понизилось и в Соединенных Штатах примерно на такую же величину, как в Великобритании, – замечает Джей Джей Месснер. Британский референдум еще больше подогрел внутриамериканские распри, заметно обострившиеся за время нынешней предвыборной кампании. Может быть, благодаря организации "Фонд за мир" и журналу Foreign Policy враждующие фракции в американском истеблишменте сумеют принять упреждающие меры, чтобы не доводить эти противоречия до той опасной точки, до которой они скатились в Соединенном Королевстве, – заключает он.
