Елена Рыковцева: Не успели перевести дух от этих фантастических историй, которые случились в Следственном комитете Российской Федерации, когда с подачи двух милых женщин, которые передрались между собой, двух предпринимательниц, за каждой из которых неожиданно оказался мощнейший клан, и все это вышло потом на самые верхние этаже Следственного комитета, дошло до миллионной взятки, теперь сидит верхушка СК, а тут вчера произошли обыски у главного начальника таможни Российской Федерации. Объясните нам, что бы это значило и связаны ли все эти вещи?

Семен Новопрудский: Во-первых, я при всем уважении к женщинам- предпринимательницам, считаю, что это не причина, а повод. И не единственный с одной стороны, понятно, а с другой стороны понятно, что обыски, которые произошли в кабинете в загородном доме главы Федеральной таможенной службы связаны формально с делом о контрабанде алкоголя бизнесмена Михайленко. Это очень существенная часть истории, которая идет давно - война силовиков в Кремле. Но войны силовиков и в советской истории были, даже в до советской. Мы знаем, что происходило в сталинские времена, во-первых, реформы постоянные силовых органов, во-вторых, смещение одних руководителей, замена их другими, все это сопровождалось посадками, обвинениями в перегибах. Люди, которые этим занимались, знают, когда приходил Берия вместо Ежова, это воспринималось, как наконец-то будет либерализация органов, вместо ежовых рукавиц мы получим относительно интеллигентного руководителя НКВД, вот власть поняла, что репрессии — это неправильно, наивные все надежды. Здесь ситуация принципиально отличается от тех войн, которые шли между силовиками, действительно, была гигантская война за создание Следственного комитета, история, которая начиналась в начале 90-х годов, были попытки создать Следственный комитет, в начале 2000-х они расцвели, была гигантская война, когда Следственный комитет был внутри Генпрокуратуры, войны были между иными силовыми структурами, но все это происходило в совершенно иной экономической и политической ситуации. Все это происходило тогда, когда политический режим набирал силу, Россия худо-бедно имела экономический рост и не имела фатальной конфронтации с мировым сообществом. Сейчас это происходит на излете по чисто временным причинам того режима, который есть, на фоне резко сжимающихся финансовых возможностей этих структур, на фоне взаимного недоверия друг к другу, которое никуда не девалось, и на фоне того, что, конечно, люди, которые привыкли быть хозяевами России, хотели бы быть хозяевами России, независимо от того, какое будет имя и фамилия президента страны. Им хочется так или иначе застолбить свою роль. Во-первых, они друг другу исторически не доверяют, а сейчас еще появились новые спецслужбы, есть новая элита, которая стучится в дверь к той элите, которая есть, есть уход на пенсию важных фигур из прежней элиты. Есть желание показать свой силовой ресурс. Люди, за которым стоят одни люди, арестовывают других важных людей — это сигнал. Беда в том, что общество, которое этим интересуется, не воспринимает это как очищение, как борьбу с преступлениями, это воспринимается именно как силовой передел, но этот силовой передел впервые в новейшей истории России происходит, во-первых, на экономическом излете, понятно, что при нынешнем состоянии российской экономики возможность по экспоненте обогащаться, которая была у людей, которые были действительно хозяевами страны, она исчезла. А с другой стороны они не понимают, что дальше будет со страной, они не понимают, кто будет гарантом их влияния, сохранения собственности, статуса. Они не доверяют друг другу и стараются показать, что они сильнее. На самом деле это действительно, если говорить о политике, можно сказать, что это и есть предвыборная кампания по-настоящему в России. Настоящее решение принимают не выборы в Госдуму, по большому счету нет никакой разницы, каким будет состав парламента, а какой будет расклад силовиков, кто чем будет владеть, у кого какой силовой политический ресурс.

Елена Рыковцева: Попробуйте нам объяснить на примерах последнего времени, кто чем будет владеть, кто над кем будет. Получается, насколько я понимаю, если проанализировать все эти истории, главной движущей силой является ФСБ.

Семен Новопрудский: С одной стороны. С другой стороны важно понимать, когда говорят, что идет война ФСБ против Федеральной таможенной службы или тем более Следственного комитета, ФСБ неоднородно, совершенно очевидно. Это совершенно закрытая часть российской политики, хотя это самая реальная политика, чем все эти разговоры о конкурентных выборах. За службой экономической безопасности, например, это люди, которые считаются причастными к аресту людей из Следственного комитета, стоит условная «газпромовская» группировка Зубкова-Миллера. Например, за той структурой ФСБ, которая обыскивала Федеральную таможенную службу, стоят люди Сечина. На самом деле, у нас давно уже была шутка, что в России двухпартийная система — партия «Газпрома» и партия «Роснефти», эти партии не контролируют целиком федеральные структуры, они внутри федеральных структур одних и тех же контролируют разные части. То есть на самом деле это гораздо более сложная комбинация. История с этими обысками и арестами, судя по всему, это борьба, которая в том числе и внутри ФСБ идет. Другое дело, что все, что мы говорим — это домыслы, нет никаких буквальных доказательств.

Елена Рыковцева: Не совсем домыслы, потому что вторая часть ФСБ, которая занимается делом таможни, она идет в связке со Следственным комитетом против таможни. Одна часть громит Следственный комитет, его верхушку, а вторая часть берет их к себе в партнеры и идет заниматься делом таможни.

Семен Новопрудский: Совершенно очевидно, что это действительно война силовиков, которая не первая в истории даже нынешней российской власти, но эта война силовиков происходит на принципиально новом для нынешней российской власти экономическом и политическом поле. Важнее не кто кого забирает, дай бог, чтобы все эти люди более-менее уцелели и не были неправосудно осуждены. Я понимаю, у части людей бывает злорадство по этому поводу, но очень важно, чтобы людей в России научились судить по закону и оправдывали, если они действительно не виноваты, предположим. Даже дело не в должностях тех, кого обыскивают или кому предъявляют обвинение, а скорее дело в том политическом фоне и экономическом, потому что действительно вся российская власть существовала как некая достаточно герметичная система, была система сдержек, противовесов, конфликтов, всего остального, был понятный человек, который являлся верховным арбитром и гарантом возможностей этих людей поделить поляны, зарабатывать деньги, процветать, собрать 67 миллионов рублей семейных накоплений и так далее, а так же быть владельцами заводов, шубохранилищ и прочего. Сейчас у этих людей нет уверенности, что у них есть такой гарант, они не знают. Они очень хотят сохранить свою власть, положение, собственность, он понимают, что главные их противники — это люди из других силовых структур, и они так же понимают, что у них нет гарантированного арбитра, который это разрулит.

Елена Рыковцева: Может такое быть, что и сам Путин в некоторой растерянности, потому что его не хватает на них на всех?

Семен Новопрудский: Мы не знаем, к сожалению, вся российская реальная политика существует в теневом поле, для нас это все пространство домыслов. Я не знаю, в каком он состоянии пребывает, растерянности или не растерянности.

Елена Рыковцева: Это любопытнейшая история с его давним партнером, коллегой начальником таможни российской Бельяниновым. Сколько вместе они провели лет в ГДР на разведческой работе, как он его потом тащил плотно, как тот шел за ним по ступенькам, начиная с 2000 года, занимался оборонным экспортом и так далее. Это очень близкая, очень тесная связка. Для него это целая история сейчас, сдавать или не сдавать.

Семен Новопрудский: Опять же, мы не можем заглянуть в голову президента и увидеть, что у него там происходит. Совершенно очевидно, это видно и по внешним признакам, существует надлом системы. Систему стали ломать достаточно давно, причем систему ломают сверху. Мы видели отставки громкие людей, которые тоже считались близкими президенту, отставка Черкесова, отставка Устинова, не говоря о Якунине. Понятно, что в этом смысле кажется, что своих сдают. И вообще на каком-то периоде развития такого рода режимов, как в России, любой свой может перестать быть своим. Например, когда говорят, что это сакральные жертвы, чтобы люди поняли, что нет неприкасаемых. Я не думаю, что российская власть вся, включая президента, чувствует какую-то опасность от народа, я думаю, самую большую опасность все эти люди чувствуют от тех людей, с которыми они периодически ездят на шашлыки, с которыми они периодически ведут бизнес-переговоры, о которых мы не знаем, с которыми они поделили страну и главные ее активы. От своих, от внутренней касты, которая правит страной, эти люди на самом деле друг для друга являются главными врагами. То есть они живут в параллельной России, но беда в том, что эта параллельная Россия, являющаяся надстройкой над всей Россией, она, собственно говоря, является страной, от развития событий в которой зависит в том числе и наша жизнь, какие будут законы приняты. На мой взгляд, совершенно замечательное интервью, которое было на сайте «Кольта.ру» с замечательным российским экономистом, уже не совсем российским, Константином Сониным, который правильно говорит, что масса вредных экономических законов, которые принимаются по каким-то причинам, что это законы все не политические, они законы про прибыль. Продовольственные контрсанкции — это возможность обогатиться для бизнеса семьи министра сельского хозяйства, «пакет Яровой» - это возможность обогатиться людям, которые будут производить соответствующее программное обеспечение для хранения данных. То есть на самом деле люди пытаются поделить последнее. Просто возможности зарабатывать на том, чтобы конвертировать власть в деньги, в России стали радикально меньше, чем они были 5-7 лет назад и не будут больше, чем сейчас, при сохранении нынешней политико-экономической модели. В этом смысле система подошла к рубежу, когда она вынуждена трансформироваться, а способов трансформации мирных, легальных довольно мало, а с другой стороны на самом деле все это происходит параллельно тому, что Кудрину заказана экономическая программа, говорится, что заказана и альтернативная экономическая программа, которую будет писать Столыпинский клуб. Вдруг опять в стране заговорили о том, что какую-то экономическую политику проводить. С марта 2014 года было время, когда никаких новостей про Россию, страна переместилась в новостном смысле жить в Украину и в борьбу с Западом. Хотя какие-то новости про Россию появлялись, но казалось, что экономика — это только курс рубля и импортозамещение. Парадокс состоит в том, что у государства кончаются деньги в прямом смысле этого слова. Деньги кончаются не только у государства, но и у тех людей, которые за счет государства стали его хозяевами.

Елена Рыковцева: Вы произнесли слово «выборы» в контексте всей этой истории. Это очень интересно, что для обывателя, для обычного человека выборы не играют никакой роли в его жизни, в его судьбе. Мы точно так же проводили опрос, спрашивали, связываете ли вы с выборами надежды на перемены. Нет, говорят люди. Это не значит, что они не пойдут на выборы, для них это ритуал, не больше. Оказывается, есть группы влияния или группы переделов влияния, для которых это играет какую-то роль, для них есть время до выборов и после выборов. Как вы их встраиваете в эту систему?

Семен Новопрудский: Понятно совершенно, что в России так или иначе существует представление о том, хотя сейчас роль губернаторов существенно уменьшилась, существует представление о том, кто чей губернатор, особенно в тех районах, в тех регионах, где есть еще какая-то экономическая активность. Кстати говоря, проблема в том, что в России за последние годы — это совершенно уникальная вещь, которой не было даже в 90-е годы, фактически исчезли регионы-доноры. У нас фактически не осталось регионов, включая и Москву, которые могут полностью обеспечивать себя средствами своего бюджета, все они вынуждены жить трансферами из федерального бюджета. То есть надо так или иначе иметь своих губернаторов. Понятно, что все крупнейшие российские компании и крупные бизнесы, почти все, они так или иначе поделены определенными людьми. Когда Игорь Иванович Сечин был первым вице-премьером, был такой момент, курировал нефтяную отрасль, периодически ВЦИОМ спрашивал самых известных российских министров, самых неизвестных, так вот самый влиятельный российский министр был неизвестен 70% людей. То есть три четверти россиян вообще не знают людей, которые реально управляют страной. В России сложилась система управления, кто владеет крупнейшими активами, кто может использовать Госдуму, проблема не в том, что Госдума — это бешеный принтер, проблема в том, что Госдума — это бездумный инструмент принятия любых законов, которые выгодны определенным лоббистам. То есть у нас Дума на самом деле существует не как голос народа, а как инструмент для принятия конкретных законов в пользу конкретных людей наверху, а не внизу. На самом деле вся российская политика даже внешняя в 2009 году, все рассуждения были такие: кто-нибудь придумает, как Путину идти на третий срок подряд или он все-таки не пойдет. В 2012 году вся политика свелась к тому, останется ли вдруг Медведев, еще идея преемника была, кто будет преемником — Медведев или Иванов. При этом все понимали, что выборы президента происходят не на президентских выборах, а происходит между довольно ограниченным кругом людей, которые решают между собой, кто для них является кандидатом баланса. Сейчас впервые за все время существования этой власти проблема в том, что эти и так друг другу очень не доверяющие и сильно потерявшие на внешней и внутренней политике элиты, они еще не понимают, кто является кандидатом баланса, то есть они не понимают, кто может им гарантировать хотя бы статус-кво, не говоря уже о приращении этого богатства и о возможности это богатство завещать, что очень важно. Потому что на самом деле тому же Прохорову, который не имеет политического шлейфа, ему гораздо проще, пусть ниже рынка, продать активы и стать просто американским бизнесменом, Абрамовичу совершенно спокойно можно было отскочить, Фридману можно инвестировать в американскую медицину вместо того, чтобы инвестировать в российскую нефтяную промышленность, а этим людям деваться некуда.

Елена Рыковцева: Руслан из Владикавказа, здравствуйте.

Слушатель: То, что Русская православная церковь так сильно слилась с власть, не приведет ли это к тому, что тот последний столб, на котором держится «Русский мир» - Русская православная церковь тоже себя дискредитирует?

Семен Новопрудский: Вопрос очень хороший и очень важный. Вообще есть парадокс в самой идее «Русского мира». Мало того, что идея «Русского мира» расколола русских националистов, потому что часть националистов, как известно, воевала на украинской стороне, воевала по причине, что они полагают, что истинный русский национализм — это реализация лозунга «Россия для русских». То есть они считают, что надо делать в границах страну, где русские совершенно доминирующие во всех смыслах. Часть русских националистов считала, что идея «Русского мира» - это идея имперская. То, что было когда-то российским, где живут русские — все это зона наших интересов. Но идея «Русского мира» светская вошла кроме всего прочего в прямое противоречие с интересами «Русского мира» церковного. Для РПЦ идея «русского мира» в светском понимании, как она была реализована, она прямо ножом по горлу. Эта идея совершенно противна интересам РПЦ объективно. У РПЦ не хватило ни духу, ни воли, ни способностей моральных, морального авторитета, чтобы возвысить голос. Вообще способность РПЦ возвысить голос против власти, понятно, что внутри церкви практически с момента, как патриарх Сергий присягнул Сталину, не было случаев, чтобы РПЦ хоть раз была против светской власти, что бы светская власть ни делала. Для церкви, которая имеет, во-первых, самостоятельную ценность, во-вторых, древнее того государства и чьи границы канонические не совпадают с границами географическими России, такая позиция становится все более разрушительной. То есть одно дело, когда политика светских властей не наносит дополнительного урона РПЦ. В советское время РПЦ была полуподпольной структурой, там была какая-то официальная жизнь, но количество церковных диссидентов было огромное. Сейчас, когда РПЦ стала частью государства, вдруг оказалось, что государство своей политикой дискредитирует РПЦ еще сильнее и бьет по ее интересам, чем даже советское. Советское государство, было понятно, что Украина и Россия — это часть Советского Союза.

Елена Рыковцева: Вопрос, кому это понятно — это вам понятно или самой РПЦ это понятно?

Семен Новопрудский: Я думаю, что это понятно самой РПЦ.

Елена Рыковцева: Только она тщательно скрывает свое понимание.

Семен Новопрудский: Пойти против государства, есть риск лишиться собственности, лишиться статуса, очень большой риск лишиться свободы для отдельных пастырей.

Елена Рыковцева: То есть она не может позволить себе ссориться с государством.

Семен Новопрудский: Но идея «Русского мира» прямо дискредитирует православную церковь, например, в Украине, она действительно работает. Были другие нашумевшие истории, по которым был моральный раскол среди православных внутри России, Pussy Riot, бессмысленная история с часами патриарха, мне кажется, эта история не принципиальная по сравнению с тем, что происходит сущностно. В конце концов неважно, какие у патриарха часы, важно, какая у него человеческая позиция по тем вопросам, по которым нельзя молчать, если церковь хочет быть кем-то вроде морального камертона.

Елена Рыковцева: Дело в том, что с часами эта история была рассчитана не на российское общество — это была интернет-история. Ни про какие часы российское общество, которое живет телевизором, не узнало. Сейчас происходят фетишистские вещи, которые играют роль, дворцы играют роль в глазах народа в качестве аргумента, преступник он или нет. Как раз сейчас мы наблюдаем на примере начальника таможни, что государство решает - использовать ли дворец как пугало, как отталкивающий механизм от этого человека или не использовать. Потому что уже есть галерея фотографий, которую сделала «Газета.ру», сделанная во время обыска, но команда показать эти фотографии широкому зрителю не поступила. Это значит государство придерживает возможность регулирования народным гневом в адрес этого человека.

Семен Новопрудский: Но с другой стороны понятно, что всегда по всем опросами три четверти человек минимум хотели уголовного наказания для бывшего министра обороны Сердюкова и Васильевой — это известно.

Елена Рыковцева: Бесконечно показывали квартиру этой женщины ровно из этих же соображений — натравить.

Семен Новопрудский: Дворец Якунина показывали даже по телевизору. Все эти истории российское общество не потрясают. В России вообще нет гнева против коррупции. В восприятие власти изначально заложено, что чиновники воруют и живут роскошно, это не считается для власти пороком в глазах россиян. То есть на самом деле в глазах большинства считается пороком или опасностью, что не препятствуют росту тарифов на ЖКХ, не обеспечивают социальными пособиями, не дают уверенности в завтрашнем дне. Ни внешняя политика, ни ритуальные жертвы принципиально на отношение к власти не влияют, а вот ритуальные достижения, как Крым, конечно, влияют. Взять Крым — это понятная вещь, а взять заместителя главы Следственного комитета по Москве — это непонятная вещь. То есть это не влияет на отношение к власти.

Елена Рыковцева: Сергей из Киева на связи — это участник как раз Крестного хода. Какая была идея? Во-первых, в чем была ваша идея и ваше желание?

Сергей: Так как наш митрополит призвал нас помочь в тяжелое время для Украины, помочь церкви, то я не могу отказать главе церкви в помощи, когда он об этом просит. Это моя личная мотивация. Это первая за два года, я не могу сказать демонстрация, в церковных делах не хорошее слово, но как политическое — это первая за два года демонстрация за мир в Украине. У нас нет никаких политических сил, которые могли бы реально, кроме церкви, имели бы достаточный авторитет, чтобы провести в Украине демонстрацию. Естественно, я за мир и, естественно, это тоже было поводом.

Елена Рыковцева: Как получилось, что акция, которая предназначена и мотивирована исключительно идеей мира, как получилось, что она вызвала взрыв и новый виток конфронтации в Украине?

Сергей: Я сегодня прошел по улицам, никакой враждебности не было, ни единого хулиганского поступка не было. Власть обеспечила порядок, и никаких конфликтов сегодня нет.

Елена Рыковцева: Я не имею в виду хулиганство, я имею в виду морально. Вы знаете прекрасно, что ваше шествие, ваш Крестный ход встретил ожесточенное сопротивление со стороны части общества.

Сергей: Я бы не сказал, что части общества. Много ли людей, которые сопротивляются этому, ходят в церковь, причащаются и исповедуются? Дело в том, что обсуждение вопросов церкви неверующими мне непонятно. Если человек не исповедуется, то я не понимаю, как он может рассуждать о церковных делах. Он вне этого, ему безразлична его личная жизнь. О чем говорить? Он пытается рассказывать мне, что делать с моей бессмертной душой.

Елена Рыковцева: Это не вполне церковные дела, вы же декларируете идею мира в воюющей стране.

Сергей: В этом ходе участвовали исключительно верующие люди, это наше ежегодное мероприятие, оно проводится уже десятки лет. В этом году впервые был подключен вопрос мира, но вопрос Крестного хода в день крещения Руси был всегда. В ситуации войны мы, как люди верующие, естественно, выступающие за мир, просто выступили за мир. Но мы проводим этот наш праздник каждый год.

Елена Рыковцева: Есть две части Украины, с каждой из которых движется этот ход, они объединяются, они как бы показывают, что мы едины, но показывают они это тем, кто считает, что не так уж они едины. То есть это демонстрация того, чего хотелось бы получить. Этот мир имеется в виду между двумя частями Украины или мир имеется в виду вообще, что пусть воцарится мир и агрессор от нас уберет свои руки?

Сергей: Тернополь — это очень верующие люди, и Тернополь, и Святогорск — это люди одной церкви. Как ни странно, одна из основных духовных скреп украинского общества — это принадлежность к одной церкви. Почаевская лавра находится в Тернопольской области — это самая что ни на есть западная часть Украины. Ужгород — это не восточная Украина, но ближе нам никого нет.

Елена Рыковцева: То есть это никак не идея мира между частями Украины, это идея мира вообще.

Сергей: У нас очень много культурных отличий, но церковь у нас одна. Естественно, люди, принадлежащие к одной церкви, не могут убивать друг друга по определению. У нас святыня находится в Святогорске — это возле Славянска, известно, что там было, вторая наша святыня находится на западной Украине, а центральная наша святыня находится в Киеве. Это все наши святыни. К сожалению, у нас почему-то рассуждают люди, которые не верят в бессмертие души, не понимают вообще, о чем идет речь.

Елена Рыковцева: Вы полностью отрицаете эту теорию, что Москва, Кремль стоит за этим, руководит, что им это выгодно, что они в этом участвуют?

Сергей: Подумайте, все присутствующие — украинцы, принадлежащие к одной церкви, по одному тому же обряду, в одних и тех же церквах, зачем нам здесь Москва? Мой личный позыв такой был: когда попросил глава моей церкви, я вышел.

Елена Рыковцева: Будем надеяться, что все закончится благополучно с этой историей. Семен, вы сказали, что сейчас эти люди думают мучительно и агония с этим связана, кто будет гарантом их интересов. Вы уже с этой роли списали Владимира Владимировича?

Семен Новопрудский: Они думают даже не кто, а что будет гарантом. Потому что ресурсная база, которая давала возможность быть гарантом, исчезает. Понятно, что так или иначе, если у вас нет другого кандидата баланса, значит вы вынуждены либо доверять прежнему кандидату баланса или создать какую-то новую систему. Парадокс состоит в том, что при том, что кажется, что в России нет никакой реальной свободной политики, при том, что исход выборов заранее предопределен, состав Думы более-менее понятен, живая жизнь все равно никакими схемами, никакими попытками контролировать не исчерпывается, она всегда больше. Понятно, что никто совершенно из этих людей в 2013 году не мог предположить, что будет то, что случилось с Украиной. Важная вещь, про которую мы говорили, кажется, мы обсуждаем две темы, которые никак друг с другом не связаны. В том-то и проблема, что есть общий контекст. Крестный ход — обычное внутрицерковное ежегодное дело, никого бы это не интересовало без известного политического контекста. Обычные войны силовиков не были бы такими важными для судьбы страны, не будь этого политического и экономического контекста. Мне кажется, что в любом случае нынешний президент России оказался в ситуации, когда его возможности быть полноценным гарантом и верховным арбитром самые низкие за все время его правления. Это не значит, что он сам не может этого делать, мне кажется, что всегда это зависело в полной мере не только от него самого. Что бы ни говорили, что в России персонифицированная власть, Россия — это один человек, нет, на протяжение 16 лет так или иначе были люди, которые участвовали в принятии решений, эти люди остаются, они частично меняются, всегда это сложный баланс интересов. Другое дело, что это не институты. Все люди, которые говорят о каких-то реформах в России, они говорят о том, что в России важно сделать так, чтобы работали институты, чтобы страна не была заложником поведения и личных интересов 10-15 людей, двора, который в России существует, как он существовал, когда была монархия, как он существовал, когда была республикой, как он существовал в советские времена. Понятно, что при Сталине может быть была самая персонифицированная диктатура, но так уже не было при Хрущеве, который был ставленником и кандидатом баланса, так уже точно не было при Брежневе, который был кандидатом баланса и пришел к власти, будем называть вещи своими именами, путем внутреннего верхушечного переворота, так не было даже при Горбачеве. На самом деле Россия стоит вновь перед тем самым вызовом, что у нее нет для элит понятного, стопроцентно надежного для конфликтующих элит кандидата баланса.

Елена Рыковцева: Это значит, что-то будет меняться, похоже на то.

Семен Новопрудский: Скажем так, может меняться, но уже меняется в силу того, что принципиально изменилась экономическая ситуация. Мы действительно жили 13 лет в ситуации, когда доходы населения постоянно росли, а теперь они падают. Мы жили, когда был экономический рост, а теперь он начал замедляться. Россия с точки зрения экономического роста так и не вышла из кризиса 2008-9 годов. То, что модель экономическая существующая исчерпала себя, об этом публично говорят лично президент России, министр экономического развития.

Елена Рыковцева: Плюс проблема, что никак с санкциями не решится, потому что завязли.

Семен Новопрудский: Самые болезненные санкции мы сами против себя ввели. Российская экономика начала замедляться до санкций, инвестиции стали падать задолго до санкций. У нас с 2012 года инвестиции падают стабильно. Проблема состоит в том, что нет не только внешнего доверия к российской экономике, но нет и внутреннего доверия, что самое главное. К тому, что и так происходило печальное в российской экономике, что можно назвать процессом гниения, выходом из этого процесса гниения, из этого тупика стала зажигательная наша внешняя политика, которая в экономическом смысле ни одной проблемы не решила, а наоборот усугубила.

Елена Рыковцева: В том-то и дело. И нет никаких вариантов выхода из этого, никак политика помочь экономике не может, а только продолжает усугублять. Вы видите какие-нибудь политические выходы для экономики?

Семен Новопрудский: Тут возникает ситуация того, что даже начинают писать экономические программы, власть все равно будет меняться сверху, так или иначе, но вопрос в том, в каком направлении она будет меняться. Сейчас вся эта конструкция более-менее уцелела благодаря тому, что либеральный экономический блок — это единственные люди, которые более-менее удержали страну даже в нынешнем состоянии, при ее внешней политике.

Елена Рыковцева: Да, этого никто не ценит, но это факт.

Семен Новопрудский: Это ценит лично президент России, который хвалит Банк России, который хвалит Министерство финансов, понимая, что по большому счету страна живет без премьер-министра, но она живет с монетарными властями, которые сделали вещи, позволившие более-менее стабилизировать систему, адаптировать к вызовам. Другое дело, что все эти вызовы, риски, то, что называется новой нормальностью — это скорее просто ненормальность, которую мы в значительной степени сами и спровоцировали.

Елена Рыковцева: Но сами по себе выборы к очередному переделу не приведут?

Семен Новопрудский: Думские — нет, а вот что будет перед президентскими выборами, гораздо интереснее. Потому что понятно, что имеют фундаментальное значение для страны в нынешней конструкции власти только президентские выборы, а парламентские не имеют никакого.