Всё плохо. Мир катится в тартарары. Для того чтобы убедиться в этом, достаточно зайти едва ли не в любую пивную или бар на просторах Европы или Северной Америки. Там за кружкой или рюмкой чего-нибудь бодрящего любой из записных социологов, политологов и футурологов – а их в каждом подъезде хватает – объяснит вам, что последние времена настают, если уже не настали. Со всех сторон напирают враждебные чужаки-мигранты, террористы раз за разом устраивают коварные нападения, то тут, то там вспыхивают кровавые и бессмысленные войны, жизнь дорожает, продажные политики думают только о собственном кармане, молодежь отбилась от рук, не хочет учиться и работать и тратит время то на дурацкую болтовню в соцсетях, то на ловлю каких-нибудь покемонов. Словом, будущее нашей цивилизации покрыто густейшим мраком.

Не так давно Чешское радио посвятило целую передачу тому, как живется нынче чехам – и как они воспринимают свою жизнь. Социологи, экономисты и статистики с цифрами в руках доказывали, что большего процветания, чем в последние 20 лет, эта страна – одна из самых безопасных в Европе и крепкий середняк ЕС по экономическим показателям – за всю свою историю не знала. При этом они же отмечали, что, по данным опросов, уровень тревожности и неуверенности в завтрашнем дне в Чехии – самый высокий за последние десятилетия. Люди живут хорошо, но не хотят видеть этого, сосредотачиваясь прежде всего на плохих и тревожных явлениях. Отчасти в этом виноваты СМИ, периодически работающие по принципу "хороших новостей не бывает". Действительно, публика куда активнее следит за сообщениями о катастрофах, терактах, войнах, переворотах и т. п., чем за новостями о научных изобретениях, победах над эпидемиями или о том, что где-то построена новая школа или больница. Но телевизор телевизором, а жизнь жизнью, и если происходящее на экране для человека убедительнее "реальности, данной нам в ощущениях", то ему, видимо, надо обратиться за психологической помощью – или хотя бы выключить телевизор.

Западный мир и его ближайшие окрестности не выглядят счастливыми и уверенными в себе. Если пытаться измерить понятие счастья, исходя из смеси объективных и субъективных критериев, – с одной стороны, статистические показатели благополучия, а с другой – восприятие самими людьми своей жизни, – то в лидерах будут, если верить исследованию World Happiness Report 2016, действительно наиболее спокойные и состоятельные страны: Дания, Швейцария, Исландия, Норвегия, Финляндия. Но если исходить только из того, как чувствуют себя люди, картина окажется совсем другой. Сотрудники Gallup Institute задали людям по всему миру очень простой вопрос: "Смеялись ли вы или испытывали чувство радости хоть раз за прошедший день?" Тут в лидеры вышли страны Латинской Америки во главе почему-то с Парагваем. Авторы опроса отмечают, что, несмотря на объективно не лучшее социальное положение большинства жителей этих стран, они, сами не догадываясь об этом, склонны следовать совету группы Monty Python, данному в фильме "Жизнь Брайана": Always look on the bright side of life ("Всегда смотри на светлую сторону жизни"). Остается только позавидовать.

Вне зоны внимания наиболее информированной части человечества остаются некоторые весьма важные факты. Здесь, к примеру, перечислены пять из них: за последние полвека люди стали жить дольше в среднем на 20 лет; с начала 1980-х годов количество людей, живущих в чрезвычайной бедности (менее чем на $1,25 в день), снизилось более чем на 700 миллионов; число жертв криминального насилия сокращается небывало высокими темпами, причем эта тенденция длится уже второе десятилетие и затронула три четверти стран мира; резко снизился уровень разного рода дискриминации, от расовой до гендерной. Наконец, несмотря на весь ужас происходящего в Сирии и Ираке, даже войны за последние десятилетия в целом стали более локальными, менее продолжительными и кровавыми. Итого: мир становится лучше, но нам – в первую очередь в странах "первого" и бывшего "второго" (социалистического) мира – кажется, что он стал хуже.

Возможно, причина в том, что бóльшая часть этих позитивных изменений (и многих других, вроде расширения доступа к чистой питьевой воде или современным средствам связи) коснулась, если вспомнить печально известную фразу Невилла Чемберлена, "людей в далеких странах, о которых мы почти ничего не знаем". Похоже, история совершает большой поворот, который многие европейцы, американцы, русские уже почувствовали, но в основном на некоем подсознательном, не до конца осмысленном уровне. "Большой" Запад (Европа + Северная Америка), в который, несмотря на все возможные оговорки, входит и Россия, перестает быть центром мировой истории, ее главной движущей и управляющей силой, какой он был в последние 500 лет – примерно со времен Колумба и Кортеса.

Дело тут не только в глобализации, невиданном экономическом подъеме Китая или волне исламского терроризма. Дело еще и в том, что прежние инструменты политического, экономического, военного контроля, которые использовал "большой" Запад за собственными пределами для реализации своих интересов – во благо или во зло, другой вопрос, – перестают работать. А новых то ли нет, то ли к ним еще не привыкли. В результате в мире возникают, с одной стороны, зоны долговременного хаоса вроде Сирии, Ирака, Сомали или Йемена, а с другой – появляются игроки, действующие на свой страх и риск, непредсказуемые и слабо поддающиеся внешнему давлению (вроде нынешнего турецкого или иранского режимов, не говоря уже о северокорейском).

Увы, в эту компанию после 2014 года перешла и Россия. В Кремле любят поговорить о "многополярном мире", в действительности же российские эскапады последних лет – Крым, Донбасс, Сирия – скорее способствовали созданию "мира без полюсов", зато с зонами хаоса, о которых упомянуто выше. При этом Россию, сколь бы плохими ни были сейчас ее отношения с Западом, роднит с Европой и США то самое настроение недовольства и неуверенности в своих силах, которое лишь с трудом прикрывается риторикой "подъема с колен". Федор Лукьянов (аналитик, вполне лояльный Кремлю, но не лишенный чувства реальности) недавно дал такую характеристику Владимиру Путину: "Он даже не тактик, мне кажется, – он фаталист. Фаталист исходит из того, что все в руках кого-то другого – воли божьей, например, а мы – мелкие смертные. Все, что можем сделать, – точно, быстро и эффективно использовать возможности, которые нам открываются. Как только возможность открылась – ее немедленно надо хватать, а там посмотрим. Вот это, как мне кажется, его подход, и это же стиль российской внешней политики". Но фатализм в таком виде – не признак силы, а наоборот, свидетельство слабости и неуверенности в себе.

Из всех политиков "большого" Запада противоположный подход продемонстрировала в последние годы только Ангела Меркель с ее знаменитым заявлением Wir schaffen es ("Мы справимся"), которым она отреагировала на кризис с беженцами. За эту фразу на Меркель второй год не оставляют живого места ее оппоненты. Вполне вероятно, что в этой ситуации они как раз правы: Европа не должна открываться иммигрантам так, как хотела канцлер ФРГ. Однако, за исключением строительства пограничных заборов и ускорения депортации тех, кому отказали в убежище, продуктивных идей из радикального антимигрантского лагеря пока приходит мало. В итоге Меркель, как бы она ни ошибалась (а отчасти канцлер уже и сама это признаёт – но не поздно ли?), все же выглядит политиком, который верит в Европу, а ее критики – не более чем представителями той цивилизации уныния, о которой британский историк Найалл Фергюсон недавно написал так: "Сегодня наибольшую угрозу западной цивилизации несут не другие цивилизации, а наше собственное слабодушие – и историческая безграмотность, которая его питает".

Ярослав Шимов – обозреватель Радио Свобода

Высказанные в рубрике "Право автора" мнения могут не отражать точку зрения редакции​