Иван Толстой: В научной серии Stanford Slavic Studies 47-м томом вышла библиография «Русскоязычная периодика Израиля», составленная тремя учеными – Полиной Беспрозванной, Андреем Рогачевским и Романом Тименчиком. К подобным трудам у читателей всегда разные отношения. Что одному скука смертная, то другому – песнь радостная. Все мы знали, что в Израиле огромное число наших соотечественников и что русский язык там – третий по распространенности. Кто-то и вообще считал Землю Обетованную – запасной Россией. Но что же печаталось в газетах и журналах Иерусалима и Тель-Авива на протяжении многих десятилетий, было известно только на месте, а в России – немногочисленным счастливчикам. Теперь, с выходом Библиографии, появляется возможность хотя бы окинуть взором сделанное несколькими волнами алии и сориентироваться в историческом пространстве.
Я пригласил к сегодняшнему разговору авторов справочника. Мой первый звонок – в Норвегию, где профессорствует Андрей Рогачевский. Кому принадлежит идея составления Библиографии?
Андрей Рогачевский: Эта идея витала в воздухе, она высказывалась несколькими известными мне людьми, но была осуществлена только коллективом из трех авторов, имена которых вы видите на этой книге: Полиной Беспрозванной, Романом Тименчиком и мною. А до того об этом говорили многие. Был такой Владимир Карасик, который выпустил в нескольких томах библиографию еврейских периодических изданий на русском языке за пределами Израиля. Были еще такие люди, насколько мне известно, как Сергей Шаргородский, который сейчас живет в Киеве, он говорил о том, что неплохо бы, и, кажется, собирал для этого материал. Это очень большая задача, у нас ушло несколько лет на то, чтобы эта книга вышла. И в том формате, в котором она, в итоге, вышла, никто не планировал из наших предшественников.
Иван Толстой: Вы назвали вашу статью «Исчезающий архипелаг?». Вы не могли бы пояснить, что это за образность, с чем она связана?
Андрей Рогачевский: Там вопросительный знак стоит. Может быть, архипелаг еще не совсем исчезнет, может быть, новые какие-то новые острова появятся. Эта идея взята из книги Леонида Платова, детской книги о советском освоении Арктики. Я же в Арктике живу, поэтому я мир воспринимаю сквозь арктическую призму. И в этом романе, это такой приключенческий роман, но говорится там о двух островах в Море Лаптевых, Васильевском и Семеновском, которые в свое время исчезли в море. Многое в их структуре состояло изо льда, этот лед таял и, в конце концов, их больше нет. Книга Леонида Платова называлась «Архипелаг исчезающих островов». И в этом смысле можно говорить о русскоязычной культуре в Израиле, в первую очередь, в ее форме печатных периодических изданий, не книг. Их когда-то было довольно много, не так давно, в конце 90-х годов прошлого века, там было около 120 периодических изданий, в том числе, несколько ежедневных.
А сейчас их гораздо меньше и, может быть, этот процесс необратим, может быть, эти периодические издания со временем снова увеличатся в числе. Об этом трудно говорить, но, по крайней мере, тенденция наиболее очевидна и ее мы пытались описывать.
Иван Толстой: Какой временной охват вашего исследования? Когда начинаются периодические издания на русском языке на территории Палестины?
Андрей Рогачевский: Первые известные нам издания, которые хранятся в библиотеках и в частных собраниях, начинаются примерно в 40-е годы. Это информационные бюллетени разных палестинских корреспондентских агентств. Говорят, что есть или могли быть еще какие-то издания кибуцев на русском языке в 1920-30-е годы. Но нам таковых обнаружить не удалось, может быть, они хранятся в киббуцных архивах, которые в некотором количестве имеются в Израиле. Но сказать, что не было прессы на русском языке, которая писалась бы жителями подмандатной Палестины, нельзя, потому что они публиковались не у себя, а, например, в Риге, в Париже или в Берлине в качестве корреспондентов с мест. И одна из секций нашей книги, довольно большая, ею занимался Роман Давидович Тименчик, это подборка наиболее интересных публикаций из рижской прессы из нескольких газет. Там можно прочитать о том, что происходило в Палестине в 1920-30-е годы.
Хотя это публиковалось не в Палестине, но писалось людьми из Палестины, либо проезжающими через британскую подмандатную Палестину, либо поселившимися там на постоянной основе.
Иван Толстой: Практически у всех издательских историй есть свои этапы. На какие этапы разделили бы вы историю печатных периодических изданий на русском языке в Израиле?
Андрей Рогачевский: Это связано, скорее всего, с волнами иммиграции носителей русского языка. Они традиционно разделяются на три волны – послевоенная, потом волна конца 60-х - начала 80-х годов, и потом так называемая большая алия, это 90-е годы и начало 2000-х. Сейчас пошла четвертая волна, снова увеличился поток репатриантов из РФ, но насколько эта тенденция прочная, говорить пока рано. И, естественно, с прибытием русскоговорящих на землю Израиля, ощущается определенный недостаток каких-то изданий именно периодического плана, которые обычно возникают тогда, когда появляется своего рода община, когда не просто индивидуальные люди издают книги на русском языке, авторы. Какой-то рынок существует и, в принципе, они знают, что есть читатели или найдутся читатели за рубежом. Книги - это одно дело, а периодика возникает там, где появляется необходимость практически ежедневного, регулярного, во всяком случае, общения, где обсуждались бы животрепещущие проблемы, связанные именно с жизнью русскоговорящих на местах. Это касается и русскоязычных, кто живет в Германии, в Америке, есть и радиоформат для этого сегодня, и телевизионный формат в каком-то ограниченном виде. Но печатная традиция, традиция периодических изданий в виде газет или журналов в этом смысле – самая первая хронологически. Так произошло и в Израиле, там все началось с газет и журналов.
Иван Толстой: Можно ли вас попросить охарактеризовать каждый из этих этапов через одно из периодических изданий, если отбирать самые главные и самые яркие, поскольку наши слушатели, я подозреваю, не совсем хорошо осведомлены об израильских русских периодических изданиях.
Андрей Рогачевский: Да, это, конечно, задача непростая, потому что насколько они яркие или насколько они типичные, я судить со своей колокольни не берусь. Я могу привести какие-то примеры, но не исключено, что у каждого русскоязычного израильского читателя есть по этому поводу свое мнение, во-первых. Во-вторых, я в Израиле никогда не жил дольше нескольких месяцев, конечно, я там регулярно бывал, но у меня взгляд со стороны. Кроме того, я должен сделать оговорку, что не все эти издания библиографы читают от корки до корки. Вы понимаете, Иван, что библиограф их учитывает, знает, где, но не обязательно знает, что там внутри. Поэтому я бы назвал такое раннее издание, которое существует до сих пор, чтобы рассказать немножко о первой волне. Это бюллетень выходцев русскоговорящих из Китая. Это просто евреи, которые бежали из коммунистического Китая куда придется, многие попали в Палестину. Они проходили через гимназическое обучение в русскоговорящих районах Китая, и это были, по большей части, достаточно состоятельные люди, хорошо организованные, маленькая община, которая держалась друг друга. И они основали такой бюллетень, который выходит по сей день. Но, к сожалению, в наши дни этот бюллетень состоит, в основном, из некрологов тем, кого больше нет. Это были долгожители - многие из них дожили до 80-90 лет. Это просто, чтобы показать, что первая волна иммиграции в Израиль шла не из России, скорее, она шла через Польшу, или таким сложным путем через Китай. Там есть свой любопытный дискурс, всякие разные истории, связанные с жизнью этой общины в Китае. У Дины Рубиной есть очень интересный рассказ, который называется «Наш китайский бизнес». Это когда большая алия приехала в Израиль, и с представителями этой алии литературные редактора и издатели пытались выйти на связь, чтобы делать какое-то общее дело с представителями этого бюллетеня выходцев из Китая. Но у них ничего не получилось. Вот это - иллюстрация номер один.
Иллюстрация номер два. Я, может быть, хотел бы сказать несколько слов о газете «Наша страна», потому что она была долгое время единственной газетой на русском языке, выходившей ежедневно в Израиле. Практически без конкуренции. Время от времени конкуренты возникали, но долго не задерживались, пока, наконец, с приходом большой алии, не появились более сильные конкуренты и, в итоге, «Наша страна» перестала существовать. Здесь поднимались вопросы, которые волновали русскоязычных израильтян, вопросы абсорбции, вопросы русской культуры. Конечно же, Израиле в те годы не было даже магазина, где можно было русские книги купить, не говоря уже о том, что невозможно было в театр пойти людям, которые не понимали иврита. Ощущался не то, что культурный вакуум, но просто свежеприехавшие, многие из которых были сионистами, и они довольно интенсивно изучали иврит, но все-таки какой-то проходил период адаптации, перед тем как они переходили с одной культуры на другую или с одного культурного кода на другой. Во всяком случае, они не могли еще гармонично совмещать оба культурных кода. И вот газета «Наша страна», которая частично спонсировалась партией «Авода», Социал-демократической партией Израиля, она играла свою собирающую, организующую роль, выражаясь словами Ленина.
Пример номер три. Тут я бы говорил о таком маленьком-премаленьком журнальчике, который просуществовал всего три выпуска, который выпускался от имени Русского литературного клуба в Иерусалиме. Очень яркие личности присутствовали, это была попытка на спонсорские деньги какой-то создать форум, в которым могли бы предыдущие поколения русскоговорящих, приехавших в Израиль ранее, и большое поколение алии как-то объединиться и что-то вместе культурное сделать. Это должен был быть форум для дебатов. И там участвовали такие известные люди под псевдонимами, как Демьян Кудрявцев, который впоследствии даже был одно время главой издательского дома «Коммерсант». И там как раз довольно сатирически изображаются большая алия. В чем ценность такого журнала? Что там немножко дистанцируются его создатели от происходящего в стране хаоса, связанного с прибытием в очень больших количествах за очень небольшой промежуток времени людей, которые не очень понимают, что они теперь должны делать, что от них ожидается, какую новую карьеру им создавать в Израиле. И вот эти люди начинают создавать большое количество прессы вокруг себя, получают дотации на некоторые виды прессы, некоторые спонсировались компаниями, которые хотели, чтобы русскоговорящие подписчики подписывались на их кабельное или спутниковое телевидение. И вот свой голос, довольно трезвый, в эту атмосферу неполного понимания того, что происходит, и вносит это издание Литературного иерусалимского клуба, которое сейчас можно назвать одним из самых любопытных внутренних источников о жизни русскоговорящих в Израиле в конце 1980-х - начале 1990-х годов.
Иван Толстой: Андрей но в вашем рассказе, в вашей панораме я не вижу таких, по-моему, важнейших элементов в этом спектре, как журналы «22», «Время и мы», по крайней мере, в его начальной стадии, журнала «Сион», не говоря уже о легендарном журнальчике, который вышел всего тремя номерами- «Ами».
Андрей Рогачевский: Да, спасибо, что вы напомнили про «Ами»! Как я уже сказал, мой выбор субъективный, но, с другой стороны, я хотел немножечко расширить традиционное представление, которое создано у читателей этих изданий на русском языке, типа «22», и так далее. «Время и мы» это был журнал одного человека, Виктора Перельмана. В общем, он начал это дело в Израиле, потом переехал в США, журнал как бы увез с собой, и он продолжал активно выходить вплоть до последних дней жизни Виктора Перельмана. А «22» - это был журнал, который был создан теми, кто ушел из журнала «Сион», если не ошибаюсь. Потому что 22 - это просто количество букв в еврейском алфавите, но сам журнал на русском языке посвящен вопросам еврейской культуры на русском языке, в России, а также за ее пределами. И он такого публицистически-философского направления. Тогда как журнал Перельмана был более журналистским. Эти журналы есть во многих библиотеках за рубежами России, и с ними довольно просто можно ознакомиться. А вот с теми источниками, о которых я говорил, это более редкие издания, на израильские газеты на русском языке вообще почти не подписывались, в виде исключения, скорее, и всякие издания экзотические или малотиражные. Их очень трудно достать, но это не значит, что ими можно пренебречь.
Что касается журнала «Ами», он, в основном, прославился благодаря тому, что там впервые появилась поэма Венедикта Ерофеева «Москва-Петушки». В остальном это был какой-то полустуденческий журнал, и он тоже просуществовал недолго, если не ошибаюсь, вышло всего три номера. Но, может быть, обо всех этих изданиях лучше расспросить Романа Давидовича, потому что он, конечно, живя в Израиле много десятилетий, может больше интересного о них рассказать.
Иван Толстой: Можете ли вы назвать, Андрей, какие-то важнейшие имена русского литературного Израиля, которые имели отношение к теме нашего разговора?
Андрей Рогачевский: В первую очередь, что приходит в голову, это имя Давида Маркиша, сына Переца Маркиша. Это очень интересный человек. Я с ним только шапочно знаком, был на некоторых его выступлениях и читал его книги. Это очень крупная величина, по гамбургскому счету, такой автор, у которого сложная судьба. Он был сыном репрессированного Переца Маркиша, как все знают, жил в ссылке, кажется, в Казахстане, и он повидал много такого, что мало кто в его возрасте повидал. Потом он смог об этом очень талантливо рассказать - и о преследованиях евреев в России, начиная со времен Петра Первого, до времен гражданской войны и погромов. Об этом он очень красочно рассказывает во многих своих романах. Он продолжает выпускать книги, сборники рассказов, то есть, активно действующий писатель, талант которого не иссякает.
А второе имя, так уж, для гендерного баланса, но по тому же гамбургскому счету, я бы хотел назвать Дину Рубину, на которую ссылался. Это, конечно, главная летописательница, бытописательница русскоязычной израильской жизни, начиная со времен большой алии, к которой она сама принадлежит. У нее тоже немного экзотическое происхождение, в том смысле, что она не из Москвы и не из Петербурга, а из Ташкента. И говорят, что тем, кто приезжает в Израиль из стран Средней Азии, им легче адаптироваться, потому что эта израильская культура ближе к среднеазиатской, чем к традиционной европейской. Но, в любом случае, подход Дины Рубиной немножко сатирический, она без фанатизма, что называется, относится к тому, что она описывает. Конечно, она является патриотом Израиля, но в то же время видит его и слабые, и смешные стороны, и довольно увлекательно и с большой симпатией и женским сочувствием рассказывает о ежедневной жизни. И ее роман «Вот идет мессия» - классический пример того, что может Дина Рубина написать об Израиле. Хотя она тоже пишет и на чисто русские, не связанные с Израилем культурные сюжеты тоже.
Иван Толстой: Андрей, а была ли русская периодика вещью в себе в Израиле, или ее содержание захватывало и израильскую и, главное, влияло на нее?
Андрей Рогачевский: На этот вопрос мне ответить довольно сложно. Во-первых, мы должны говорить здесь о двух вещах. Первое, это то, что русскоязычная израильская периодика, особенно во времена Советского Союза, была частью русскоязычной эмигрантской периодики в других местах, например, «Русской мысли» в Париже или «Нового русского слова» в Нью-Йорке. И читатели этих газет были очень часто одни и те же. Они подписывались на эти газеты, читали их, возникала какая-то полемика, и в этом смысле они были частью общей картины и были подключены к остальному русскоязычному миру в целом, за пределами железного занавеса. Но что касается влияния этой русскоязычной прессы на самих израильтян, насчет этого мне сказать довольно сложно. Я знаю, что такие примеры были, но они редки. Говорят, что, в основном, русскоязычной культурой в Израиле интересуются левые, то есть те, кто придерживаются в Израиле левых политических убеждений. Есть такой литературно-публицистический журнал «Зеркало», очень хороший, и, кажется, были две антологии статей и художественных произведений, которые публиковались в журнале «Зеркало», переведенных на иврит и вышедших в Израиле для общей публики. Но какое впечатление произвели эти издания, мне сказать сложно. Там были рецензии на эти издания, и даже рецензии положительные, но вышло ли это за пределы левых интеллектуалов, тут я не уверен.
Иван Толстой: Хорошо, тогда позвольте развернуть вопрос. Если спросить наоборот: насколько политика Израиля отражена на страницах русскоязычной периодики?
Андрей Рогачевский: Вот это как раз на 150 процентов. Потому что для того и существует, в первую очередь, русскоязычная израильская периодика, чтобы знакомить тех, кто еще до конца не выучил иврит, с тем, что происходит в стране, у соседей и в странах бывшего Советского Союза, потому что многие русскоговорящие израильтяне приехали не обязательно из Российской Федерации, а кто-то с Украины, кто-то с Кавказа. То есть, там разные общины с разными интересами. И эту цель свою израильская русскоязычная периодика с успехом выполняет, насколько можно судить. Единственный парадокс заключается в том, что как только цель интеграции этих новоприбывших оказывается достигнута (через посредство русского языка), русскоязычная пресса начинает умирать, потому что ей перестают пользоваться.
Иван Толстой: Андрей Рогачевский, профессор русской литературы и культуры в Арктическом университете Норвегии, город Трёмсё. В научной серии Stanford Slavic Studies 47-м томом вышла библиография «Русскоязычная периодика Израиля». Расписаны 729 изданий в алфавитном порядке – от «А-купн шель а-медина: Израильский журнал купонов» до издания «25-й час: Легко о серьезном, серьезно о легком». Мой следующий собеседник – непосредственная составительница росписи периодических изданий живущая в Иерусалиме Полина Беспрозванная.
Иван Толстой: Трудно ли было собирать информацию о русскоязычной периодике, и как ее собирать, если не всегда и все под рукой? Библиограф ведь обязан описывать де визу. Как вы искали, как все это происходило?
Полина Беспрозванная: На самом деле, смотря что брать за уровень «легко» и «не легко». Какие были основные проблемы? Основная проблема была в том, что полных подшивок периодических изданий нет нигде - ни в Национальной библиотеке, ни в Русской библиотеке. То есть, в Русской библиотеке в Иерусалиме они, может быть, и есть, потому что есть некий архив, где они лежат, но за недостатком места он лежит там, где до него не добраться. И лежит он в каком-то слабо систематизированном виде. Поэтому я, если честно, эти подшивки старых газет в Русской библиотеке не видела. Есть некоторое количество журналов, а для газет у них просто реально нет места. В Национальной библиотеке газеты есть, но они, я даже не знаю, в чем дело… Мне сказали, что закон о том, что все СМИ должны предоставлять в библиотеку обязательные экземпляры, в Израиле тоже есть, но вот я привыкла, что в России такой закон есть, поэтому в питерской Публичке все есть, а здесь получается, что даже если он есть, то если он не выполняется русскоязычными изданиями, то на это смотрят сквозь пальцы, и получается, что самые центральные издания наличествуют, а все, что такое более периферийное, оно уже как бог даст. Некоторые есть, некоторых нет, некоторые есть только частично. И, плюс к этому, еще был фактор, что наша Национальная библиотека собирается переезжать в новое здание, поэтому часть фондов просто недоступна. Даже когда издание есть в каталоге, зачастую посмотреть его глазами не удается.
Иван Толстой: Полина, а пришлось вам искать что-то на стороне, или все, что нужно, находилось на месте, в Израиле?
Полина Беспрозванная: Находилось, например, не в библиотеках, а у людей. Либо у тех, кто это издавал, либо у тех, кто по каким-то соображениям это собирал. А так, чтобы совсем заграницей, я просто с этим не работала. Например, были почти детективные розыски журнала, который меня заинтриговал своим названием. Он называется «Кровь, пот и машинное масло». О том, что он есть, мы узнали из каталога Гарвардской библиотеки, в Израиле его следов найти никак не удавалось. Но потом, в конце концов, удалось разыскать одного из тех ребят, которые в 1995 его издавали, он пожертвовал подшивку и я передала ее в Национальную библиотеку. Надеюсь, что она никуда не денется.
Иван Толстой: А расскажите, пожалуйста, об этом журнале и об этом человеке. Кто это издавал и чему журнал посвящен?
Полина Беспрозванная: Давайте я вначале несколько слов скажу о том, как мне все-таки удалось их найти. Когда я в интернете пыталась проводить поиск на это название, у меня несколько раз появилась ссылка на роман Арсена Ревазова «Одиночество 12», который был выпушен в Москве в начале 2000-х годов. Там один герой говорит другому: «Помнишь, был журнал с таким названием?». И когда я уже совсем отчаялась, я просто написала Арсену Ревазову. И он мне дал наводку на другого человека, тот - на третьего, потом на четвертого и, в конце концов, я вышла на того, кто оказался причастным к выпуску этого журнала. Его издавала группа молодых ребят, которые только репатриировались незадолго до этого, и они его решили назвать в пику таким названиям как «Вести», «Новости недели». Они решили сразу взять быка за рога. Они были достаточно амбициозны и надеялись, что им удастся захватить рынок или, по крайней мере, привлечь внимание профессиональных журналюг. Но, как с грустью сказал Данила Булычев (он сейчас совладелец салона тату в Иерусалиме): «Когда мы начинали, нам сказали, что три номера выйдет. И действительно, мы выпустили только три номера, хотя у нас были и подписчики». А журнал довольно симпатичный. Делали они его буквально на коленке. Тогда возможность делать на компьютере только появилась, они приобрели вскладчину компьютер, и жена одного из них все верстала, а остальные добывали - кто-то занимался материалами, кто-то занимался распространением. А почему «Кровь, пот и машинное масло»? Машинное масло потому, что они там про машины немного писали. Один номер у них был майский, он был посвящен 9 мая, победе России во Второй мировой войне. Он был, по-моему, целиком связан с этим. Я просто сейчас уже боюсь соврать, потому что в руках его держала несколько лет назад. Но помню, что это был чисто девятомайский номер. Они планировали, что будут выходить раз в десять дней, но получилось, что они выходили два раза в месяц. Вот два месяца они выходили. Но это, к сожалению, судьба многих русскоязычных изданий в Израиле.
Иван Толстой: Полина, позвольте вас спросить о жанре библиографического описания. Он несколько с кудрявостью, потому что иногда сухая библиографическая описательная справка заканчивается таким вашим примечанием. Например: ««Русская лирика в Израиле». Издание прекратилось в связи с отъездом Волка в Россию на год. Вышло 19 номеров. Эстафету переняла группа, издающая «Кастальский ключ». Или: «После смерти Михаила Спасского (речь идет о журнале «Русский акцент») в 2003 году, издание какое-то время не выходило, но в 2005 было реанимировано». Как вы поясните бегство от сухости в некоторых местах описания?
Полина Беспрозванная: При тех лакунах, которых было не избежать, придерживаться сухой академической формы было, во-первых, смешно, во-вторых, даже как-то жалко, потому что хотелось максимум информации зафиксировать, пусть в не совсем академической форме, но чтобы она была. Поэтому я, действительно, позволяла себе эти вольности. Потом, если честно, ведь в начале у нас была с Андреем договоренность, что я собираю дополнительную информацию и проверяю то, что есть. Поэтому я в некоторых случаях относилась к этому не совсем как к библиографическому описанию в чистом виде, а как к сбору информации.
Иван Толстой: Полина, а в какой степени вам помогли, в какой степени вы опирались на работу ваших предшественников? Ведь были и библиографы до этого издания?
Полина Беспрозванная: Спасибо большое за этот вопрос, потому что я как раз лихорадочно соображала, как можно было бы упомянуть Владимира Карасика. Я сама его, к сожалению, не знала и не видела, но, видимо, он был просто фантастической личностью, как его в одной заметке назвали – «рыцарь еврейской прессы». Первоначально моей задачей было пытаться разобраться с его архивом, который после его смерти в 2006 году поступил в Центральный архив еврейского народа, но там ни у кого нет возможности им всерьез заниматься. Если рассматривать с точки зрения библиографии периодических изданий, он необычайно ценен. И спасибо большое человеку из Центрального архива, Вениамину Лукину, благодаря которому удалось поработать с частью материалов. Некоторые материалы представляют собой картотечные карточки, некоторые - это просто разрозненные номера изданий, в основном - как раз периферийных. Поскольку Владимир даже специально сделал, если вы видели наш библиографический указатель, то там есть такое издание, которое называется «Редактора, товарищи мои». Это такой самиздат, который Владимир Карасик сам делал и рассылал по периферийным изданиям с тем, чтобы получить от них взамен тоже информацию об их изданиях. Они небольшие, буквально несколько листков формата А4, но совершенно замечательные.
Иван Толстой: Полина, всякий человек, специализирующийся на какой-то одной теме и занимающийся ею какой-то время, выстраивает свои собственные, пусть и односторонние отношения с предметом своего изучения. Кто-то букашек любит, кто-то самолеты, а вот у библиографа появляются какие-то любимчики,издания, которые почему-то нравятся больше, чем другие. У вас есть такие любимчики?
Полина Беспрозванная: Боюсь, что я не являюсь таким библиографом-библиографом, чтобы у меня появились такие любимчики. Я работала несколько раз в библиотеках, но я не являюсь настоящим библиографом, по моим понятиям. Все-таки, когда я участвовала к этой работе, я к этому относилась как к просто исследованию-розыску, нежели именно библиографическому углублению в предмет.
Иван Толстой: А сами вы какую периодику читаете сейчас для себя, просто для удовольствия? Есть что-то?
Полина Беспрозванная: Нет, я к периодике имела только отношение в качестве редактора. Я была редактором газеты хибинского общества «Мемориал» - «Котлован», она выходила несколько лет в 90-е годы в городе Апатиты Мурманской области, а потом была редактором социального журнала «Пчела», который выходил в Санкт-Петербурге. Поэтому, когда я держу в руках какую-то периодику, я смотрю на нее как редактор, а не как библиограф.
Иван Толстой: Нет, я-то просто имел в виду, как читатель, что вы сейчас читаете, есть ли у вас какие-то газеты и журналы, которые вы просматриваете за утренним кофе?
Полина Беспрозванная: Нет. Наверное, та периодика, которая попадает в сферу моего внимания, это исключительно интернет издания. А вот так, чтобы я держала в руках…. Наверное, «Иерусалимский журнал» я иногда в бумажном виде смотрю. Я вообще не читатель газет.
Иван Толстой: А вы считаете, что к периодике может относиться только то, что имеет бумажную форму?
Полина Беспрозванная: Просто, когда вы сказали об утреннем кофе, то у меня возникла картина бумажного издания.
Иван Толстой: По-моему, утренний кофе все больше пьют за экраном монитора.
Полина Беспрозванная: Нет, поскольку я как раз в прошлом году пролила чай на клавиатуру, я больше не пью кофе за компьютером, я напугана.
Иван Толстой: Пользуйтесь тач-скрином.
Третий раздел сборника составил профессор Иерусалимского университета Роман Тименчик. Сюда вошли перепечатки из латвийских русскоязычных межвоенных газет «Сегодня» и «Народная мысль». Я приведу несколько цитат из этого раздела.
«Вначале. Печать русского Зарубежья об Эрец-Израэль.
Удивительным кажется тот факт, что на Земле Израиля в 1920-1930-е годы не было русской периодической печати – при том, что устная русская речь пробивалась здесь повсюду. Свидетельствует путешественник:
У Рабле есть знаменитая сцена, когда Гаргантюа и спутники его впервые встречают Панурга, который обращается к ним по-арабски, по-гречески, по-латыни, по-еврейски, и на десятке других непонятных языков. Наконец, Гаргантюа спрашивает:
- Не говоришь ли ты по-французски?
- Это мой родной язык, - отвечает Панург.
Нечто подобное повторяется и на улицах Тель-Авива с русским туристом, не знающим «иврита». Турист желает расспросить про дорогу и обращается к прохожим по-английски (как-никак, тут «Англия») и по-французски. Прохожий качает головой, показывает, что не понимает.
- Не говорите ли вы по-русски? – спрашивает, наконец, почти в отчаянии, турист. И оказывается, что прохожий с акцентом или совершенно чисто говорит по-русски.
Говорят, все поселившиеся здесь оседло через три месяца выучиваются ивриту и говорят на нем, «как на родном языке». И мне припоминают слова знакомого врача, живущего уже пять лет в Палестине.
- Говорить на иностранном языке, когда владеешь им не совсем свободно, неловко: стыдно делать ошибки; ну, а на иврите говорить плохо не стыдно. Перед кем стыдиться? Мы все делаем ошибки и не считаемся с грамматикой. Зато подрастающее поколение, прошедшее через школу, говорит на иврите отлично. Это их материнский язык. Они не только говорят на нем, но требуют, чтобы окружающие делали то же самое. Если иврит – национальный язык евреев в Палестине, то русский язык -первый иностранный язык по степени распространения. Покуда это наиболее знакомый всем «чужой» язык.
Я не могу утверждать категорически, так как не знаю иврита, но в виде догадки только, на основании бесед, высказываю следующее. Мне кажется, влияние русской культуры – ее гуманность, например, в известной степени облекается в новую форму – в иврит.
(Так писал Дионео (Исаак Шкловский в статье «Американский город в Палестине», газета «Сегодня» - Ив.Т)
О сложных отношениях строителей будущего еврейского государства с российской культурой рассказывалось в статье, написанной, по нашему предположению, Б.Г.Пантелеймоновым:
Среди взрослой части населения все русское пользуется в Палестине особой любовью. Это видно из всяких мелочей: русские песни, напевы, пластинки граммофонов, особая посещаемость русского фильма, успех заезжих русских трупп и пр. Что касается молодежи, то я был свидетелем, когда в фильме из времен кавказской войны она встречала русские войска демонстративным свистом и аплодировала кучке их противников.
Зато взрослое население плакало на гастролях казаков-певцов. Места брались с бою. Десятки концертов прошли с аншлагом.
А вот случай более комического характера. Концерт казаков-платовцев не состоялся в Тель-Авиве потому, что городской голова предложил казакам выступать без лампасов. Но других брюк у казаков вообще не было, и пришлось отменить концерт и ехать в более современный Иерусалим. На улицах Тель-Авива, рассказывали казаки, за ними бегали мальчишки и кричали: «погромщики». Старшему в хоре «погромщику» было тридцать лет.
(Борис Пантелеймонов, «Палестина», «Возрождение», Париж, 1931, 31 августа).
Это были цитаты из третьего раздела сборника «Русскоязычная периодика Израиля», вышедшего в виде 47-го тома в научной серии Stanford Slavic Studies. И теперь мы звоним на Рижское взморье, где в эти последние теплые дни застигли профессора Тименчика. Вероятно, порывистыми балтийскими бризами объясняется постоянно ухудшающееся качество связи. Мой вопрос Роману Давыдовичу: когда русскоязычная печать Израиля заинтересовалась темами, связанными с русской культурой?
Роман Тименчик: Все это началось в самом начале 90-х годов, когда, во-первых, появился массовый читатель такого рода материалов, исторических или перспективных архивных публикаций, и так далее, и, соответственно, появились и авторы, которые готовы были удовлетворять этот запрос. Многие из них - это были люди, репатриировавшееся в Израиль с остатками домашних архивов. Так, например, на протяжении ряда лет в приложении к газете «Вести», сначала она называлась «Время», печатались материалы из домашнего архива Эммануила Казакевича, в частности, письма Ариадны Эфрон к нему. И ряд других домашних архивов. Некоторые из них пролежали пять, семь, восемь десятилетий до того, как они нашли свое отражение на страницах журналов и газет в Израиле. А потом ряд московских, питерских и киевских авторов, которым стали в руки попадать русскоязычные израильские издания 90-х годов, тоже выразили желание что-то опубликовать. В частности, была серия публикаций покойного уже архивиста Сергея Шумихина, Российского архива литературы и искусства, те материалы, которые представляли какой-то особенный интерес для русскоязычного читателя в Израиле. Они были связаны или с еврейской темой, или с интересом, скажем, к фигуре Мандельштама – были напечатаны письма Надежды Мандельштам к Серкову. Я уже упоминал Мандельштама, одной из первых запомнившихся мне публикаций была публикация в том же приложении к газете «Вести», которое называется «Окна», публикация покойного, безвременного скончавшегося вскоре после переезда в Израиль воронежского краеведа Виктора Гордина. В газете был напечатан целый фотоальбом, который назывался «Воронеж Мандельштама», с пояснениями, комментариями, изысканиями краеведческими по поводу мандельштамовских воронежских адресов. Ряд публикаций был сделан тогдашним аспирантом Еврейского университета в Иерусалиме Захаром Давыдовым - материалы к биографии Волошина, по коктебельскому окружению Волошина, и так далее.
И когда возник «Иерусалимский журнал», который уже сейчас перешагнул за полусотенный номер, когда он в конце 90-х образовался, я тогда входил в редколлегию журнала, я как-то заботился о том, чтобы там были представлены исторические материалы, в частности, была напечатана большая работа Владимира Хазана об истории Национальной библиотеки Израиля в 50-е годы, в комплектовании которой русскими книгами участвовала парижская литературная эмиграция - какими-то совместными коллективными усилиями помогала комплектовать эмигрантскими книгами нашу библиотеку.
Тогда же был напечатан очень интересный материал тогдашнего аспиранта тоже Еврейского университета, ныне известного набоковеда, профессора Юрия Левинга по материалам архива Соломона Розова. Это однокашник Набокова по училищу, который завершил свой жизненный путь в Хайфе, и наследники которого допустили к его архиву молодого исследователя. В общем, за эти 25 лет, что я живу в Израиле, и за те 25 лет, что существует такая новая русская пресса Израиля, газета «Вести», газета «Калейдоскоп», приложение к газете «Новости недели», «Иерусалимский журнал» и ряд других израильских журналов, за это время было напечатано очень много интересных материалов, связанных с русской культурой. Как правило, так или иначе они были связаны и с проблематикой русского присутствия в Палестине, и с историей еврейской литературы в СССР, как литературы на идиш, так и литературы на иврите, которая тоже существовала и долгое время оставалась в тени историко-культурных исследований.
Иван Толстой: Роман Давидович, как обстояло дело с русскоязычной периодикой до последнего четвертьвекового периода? Ведь существовали журналы и «Время и мы», и «22», и «Сион», и газеты 1970-80-х годов. И там тоже печатались культурные материалы. Причем, в журналах-то уж точно в каждом номере и связанные с эмиграцией, и с Серебряным веком, и с советской литературой, и с другими периодами. Можно ли вас попросить сопоставить качество, глубину и щедрость публикаций того времени и новейшего?
Роман Тименчик: В эпоху до нашего приезда, как в Израиле говорят, «до большой алии», до появления миллиона русскоязычных читателей и писателей, конечно, очень много интересного было напечатано. И я помню, какое сильное, яркое впечатление производили иногда доходившие выпуски журналов и газет до тогдашнего Советского Союза. Это была и публикация «Москва-Петушки» в журнале «Ами», первая печатная публикация, это издание очень экзотически и полиграфически любопытное Михаила Гробмана и Ирины Врубель-Голубкиной - полугазета-полужурнал «Левиафан», это и публикации упоминавшиеся в журнале «22», который сменил журнал «Время и мы».
Иван Толстой: Простите, он не сменил журнал «Время и мы», он сменил журнал «Евреи в СССР».
Роман Тименчик: Журнал «22»? Когда должен был выйти журнал «Время и мы», 22-й номер, редакция раскололась, и та часть редакции, которая не последовала за журналом «Время и мы», который вообще покинул Израиль, стала выпускать новый журнал, который так и назывался - «22». Начиная с 22-го номера журнала «Время и мы», на котором произошел раскол.
Иван Толстой: Мне очень неловко, Роман Давыдович, но я вынужден настаивать на том, что просто произошла аберрация памяти. «Время и мы» - это совершенно самостоятельный журнал, который с 1975 года издавал Виктор Перельман, а «Евреи в СССР» переехал в Израиль и стал выходить с номера 22.
Роман Тименчик: Нет, я говорю сейчас о другом. На номере 22 редакция журнала «Время и мы» раскололась на Виктора Перельмана и новую молодую редакцию, которая продолжала выпускать журнал под названием «22», который выходит по сей день под редакцией Александра и Нины Воронелей.
Иван Толстой: Прерву профессора Тименчика из соображений «не могу молчать» и внесу поправку в возникшую дискуссию.
Русскоязычный литературный журнал «22», выходящий ежеквартально в Тель-Авиве, создан в 1978 году. Его основала группа бывших сотрудников журнала «Сион», покинувших его из-за несогласия с редакционной политикой. В основном это были недавние репатрианты, выпускавшие самиздатский журнал «Евреи в СССР». Они ушли из «Сиона» на 22-м номере и поэтому выбрали такое название.
Таким образом, ни Роман Давыдович, ни я не были стопроцентно корректны: «ни тот и ни другой, а девка виновата».
Профессор Тименчик продолжает.
Роман Тименчик: Для печати этого периода в эмиграции характерно то, что характерно и для русского зарубежного вещания на СССР до снятия глушения. А именно, ощущение некоторой неконтролируемости и того, что мало кто это прочтет. Поэтому, например, как это бывало в эмиграции и на других территориях русской диаспоры, появлялось очень много безответственных и бесшабашных, скажем, мемуарных публикаций, когда люди выдумывали себе диалоги со знаменитостями, встречи с выдающимися деятелями русской культуры и расписывали в подробностях из номера в номер. И в некоторых архивных публикациях была заведомая небрежность, ощущение вполне понятное, это я не в осуждение говорю, что лучше так, чем никак, лучше плохая копия, чем вообще этот текст никому не попадется на глаза.Это одно из отличий между этими периодами. Но, конечно, количественно поток подобного рода материалов сильно расширился после 1991 года. Это отчасти объясняется еще и вкусами двух редакторов, которые ведали приложением к газете «Вести». Они оба филологи, и тоже с большим интересом к истории культуры и каким-то темным уголкам российской культуры 20 века. Это, во-первых, Бар-Селла, который и сам занимался литературоведением, и всячески привлекал авторов, писавших о забытых именах, о забытых текстах, о замолчанных текстах. Потом его сменил Александр Гольдштейн, блистательный эссеист, очень хороший знаток русской литературы 20 века, и не только знаток, но и всегда желавший узнать что-то новое об известном. И ему это удавалось, он находил в Израиле каких-то авторов, которые удовлетворяли этот постоянный азарт поиска новой информации о старине. А тогда у приложения «Окна» сложилась такая репутация культурного издания, которое уделяет внимание прошлому, начался самотек, в котором можно было выловить очень интересные вещи, которые впервые опубликованы на страницах этой газеты. Там этим занимался журналист и поэт Ян Топоровский, готовивший очень любопытные для меня и целого ряда моих коллег, историков литературы 20 века, очень неожиданные материалы. Сейчас, насколько я знаю, в предположительные планы издательства «Гешарим - Мосты культуры», входит идея собрать некоторые из таких мемуарных и публикационных материалов. Очень часто публиковалась писательская переписка из домашних архивов. Вот собрать их под одной обложкой и с каким-то комментарием выпустить рано или поздно.
Иван Толстой: Роман Давыдович, а если сегодняшний историк культуры и публикатор захотел бы не в научное издание, а в периодическое издание отнести какой-то материал, какую-то подборку, куда бы он с вашей точки зрения пошел?
Роман Тименчик: Это все зависит от направления материала. Если это хоть как-то связано с историей русского авангарда, то, конечно, в журнал «Зеркало», который издается в Тель-Авиве тем же коллективом, который когда-то издавал «Левиафан», потом газету «Знак времени». То есть, Михаил Гробман, Ирина Врубель-Голубкина. Если это как-то связано с Иерусалимом, с историей русской репатриации в Израиль, то это «Иерусалимский журнал», который продолжает выходить в Иерусалиме. Что-то время от времени появляется в той же газете «Окна». В частности, не так давно был опубликован материал Владимира Хазана о дружбе семейства Льва Яффе, это один из первых организаторов переводов новой еврейской поэзии на русский язык, который привлек к этому делу Сологуба, Вячеслава Иванова и ряд других поэтов, впоследствии перебравшийся на жительство в Палестину. Вот переписка его и его жены с Михаилом Гершензоном, скажем, вот это было напечатано в газете «Окна». Так что - выбор. Кроме того, в этой библиографии, которую составили Андрей Рогачевский и Полина Беспрозванная, видно, что один человек даже не может уследить за всеми периодическими русскими изданиями на сегодняшний день, это очень трудная задача, нет такого места, куда они все стекаются в обязательном порядке. К сожалению, закон о обязательном экземпляре не всегда соблюдается, и иногда с запозданием узнаешь, что там-то и там-то прошла очень нужная публикация по истории русской литературы ХХ века.
