Александр Генис: В эфире - новый выпуск нашего культурно-исторического цикла:

1916 - век спустя:

парадоксы и параллели

Фолкнер сказал: “Прошлое никогда не бывает мертвым. Оно даже не прошло”.

Взяв знаменитый афоризм в эпиграфы цикла, мы погружаемся в вечно живое время прошлого, добравшегося до нас в виде исторических событий, художественных течений, музыкальных направлений, судьбоносных книг и - важная часть каждой передачи - стихов, которые, пожалуй, лучше всего остального способны передать дух времени.

Вглядываясь в прошлое, мы ищем не эскапизма, позволяющего отдохнуть в давно прошедшим, а уроков, позволяющих лучше понять настоящее и заглянуть в будущее.

Традиционные вопросы, которые эти передачи задают прошлому, звучат так:

Что было?

Что стало?

Что могло бы быть?

(Музыка)

Александр Генис: Сегодняшний выпуск нашего историко-культурного цикла я предлагаю начать необычным образом. Нам нравится, когда наши слушатели откликаются на наши передачи, это всегда приятно и часто интересно. Сегодня я хочу прочитать отзыв на нашу передачу с просьбой, которую мы попробуем выполнить. Письмо это от человека, который подписывается «Блэк Курицын», видимо, это из сказки Погорельского «Черная курица». Он пишет: «В 1916 году в Нью-Йорке танцевал и ставил балет легенда Вацлав Нижинский. Об этом почти ничего не известно в России. Есть ли возможность рассказать об этом?»

Есть, Соломон?

Соломон Волков: Да, конечно. Я даже могу назвать тот балет, который поставил в Нью-Йорке Нижинский. Это интересная вещь: 1916 год, война идет с Германией, Америка в этом конфликте на стороне Антанты, против Германии. А балет этот «Тиль Уленшпигель» на музыку Рихарда Штрауса, на музыку современного немецкого композитора, который к тому же еще был известен своими вполне националистическими воззрениями.

Александр Генис: Вспомним, что Америка еще не вступила в войну с Германией.

Соломон Волков: Но все симпатии ее были на стороне Антанты.

Александр Генис: Симпатии были на стороне Антанты, хотя вначале ситуация была не такой простой. Америка очень не хотела принимать участие в войне, считая, что Англия защищает свои колонии. К тому же, считалось, что Англия угнетает ирландцев, а ирландцев в Америке было очень много. В начале войны было не совсем понятно, на чьей стороне Америка, но к 1916 году симпатии действительно были полностью на стороне Антанты. А как Нежинский оказался в Америке?

Соломон Волков: Он приехал сюда в составе дягилевской труппы. И это тоже чрезвычайно любопытная история. Напомним, что такое феномен Нижинского. Это был невероятно одаренный юноша, который учился в Петербурге. Сам он польского происхождения, из польской семьи - Вацлав Нижинский, Ваца, как его называли друзья. Сестра у него была Бронислава, замечательный хореограф. Он учился в театральном училище, ныне балетно-хореографическом училище при Мариинском театре. Федор Лопухов, который учился вместе с ним, с которым я провел довольно много времени в разговорах, мы в консерватории прогуливались по коридору под ручку, что называется, это была для меня невероятная честь и очень интересно, он выдающийся хореограф. Лопухов сам был хорошим танцовщиком. Он отзывался о Нижинском - и в общем это подтверждается свидетельствами современников, как о полном идиоте, именно в таких выражениях. Действительно юный Вацлав потрясающие показывал способности как танцовщик, но в области, как мы называем, общеобразовательных предметов он ничего не воспринимал и не понимал. Его бы давно выгнали, если бы не феноменальные профессиональные способности. При этом он еще хулиганил, он из рогаток стрелял по учителям. Он, наверное, страдал аутизмом, я так понимаю, по сегодняшним представлениям, просто тогда не было еще такого слова. Вацлав был очень странным юношей, из сложной семьи, совершенно очевидным образом нуждался в чьей-то сильной руке. И вот он получил сильную руку, которая начала его вести по жизни, в лице Дягилева, великого импрессарио, который сделал Нижинского своим любовником и сыграл главную роль в его жизни.

Был такой английский писатель Джордж Дюморье, он написал роман под названием «Трильби», очень популярный тогда в России, была даже опера «Трильби», написанная русским композитором. Это история гипнотизера Свенгали, который заставляет очень скромную певицу стать великой певицей. По-моему, Свенгали умирает, во всяком случае Трильби теряет свой голос, сходит с ума. Собственно говоря, в этом романе обрисована роль и взаимоотношения Дягилева с Нижинским в значительной степени. Конечно, Нижинский был гениально одаренный танцовщик, но такого прославленного по всему миру исполнителя из него в значительной степени сделал Дягилев. Фокин поставил балет «Петрушка» на музыку Стравинского. Первым исполнителем роли Петрушки был Нижинский. В балете Петрушка находится во власти фокусника, который им управляет, Фокин, конечно, в образе этой куклы вывел Нижинского. Еще в расцвете своих творческих сил Нижинский стал символом, Петрушка — это же символ на все времена, это символ, который дошел до наших дней. И воплотил его впервые на сцене с гениальной силой именно Нижинский.

Когда дягилевская труппа поехала на гастроли в Южную Америку, а Дягилев, который чрезвычайно боялся морских путешествий, он был очень суеверный человек, гадалка ему предсказала, что он умрет на воде, он не поехал. В итоге, как мы знаем, Дягилев умер в Венеции, на воде, то есть это предсказание сбылось.

Александр Генис: Где он и похоронен, я не раз бывал на его могиле.

Соломон Волков: Он не поехал в эту поездку, Нижинский отправился один. В труппе дягилевской подвязалась молодая венгерская танцовщица из знатной семьи, ее звали Ромола, она была фанаткой Нижинского. Тут как-то получилось удобно, Дягилева не было, она за это путешествие морское, за поездку в Южную Америку по морю, влюбила в себя Нижинского, который языка не знал и признался ей в любви, изобразив это пантомимой. Он встал перед ней на колени и жестами признался в любви. Они поженились, она забеременела. Дягилев, когда узнал об этом, пришел в совершенно неописуемую ярость, выгнал Нижинского из труппы. Тот пытался организовать какой-то свой собственный ансамбль, ничего у него из этого хорошего не получилось. Потом Дягилев смилостивился, вернул его в труппу. Там началась война между Дягилевым и Ромолой. В такую поездку, где шла борьба за душу Нижинского, когда они приехали в Соединенные Штаты, опять Нижинский оказался в труппе Дягилева. Нью-Йорк его поразил.

Александр Генис: А он - Нью-Йорк?

Соломон Волков: Кстати, балет, который он поставил, провалился — это было его последнее произведение. Он ведь был очень одаренный и интересный хореограф. Наверное, величайшей легендой в истории балета мужской танцовщик.

Александр Генис: Он был знаменит в первую очередь своими прыжками, ведь так? Кажется, что он зависал в воздухе.

Соломон Волков: Все, кто его видел, говорят, что такого быть не могло.

Александр Генис: Что это левитация.

Соломон Волков: Но это имело место. Вы знаете, легенда Нижинского — это вообще предмет для особого разбора и размышлений. Потому что он стал при жизни символом, создал символический образ Петрушки, потом он, как мы знаем, сошел с ума и это добавило славы: символ безумного артиста, безумного поэта.

Александр Генис: Как Ницше, который тоже сошел с ума.

Соломон Волков: Как Ницше, как Мопассан, как Гофман. Вдобавок драма человека, который был, вероятно, бисексуален, за тело которого шла борьба между мужчиной, Дягилевым, и женщиной, женой Нижинского — это все делает историю Нижинского, легенда беспрерывно добавляет ей актуальность. То есть бывают легенды, которые угасают, был человек легендой, постепенно легендарность эта угасла. Хотя я должен сказать, когда человек достигает статуса легенды.

Александр Генис: Наполеона.

Соломон Волков: И, скажем, в культуре, если человек становится легендой, этим титулом сейчас разбрасываются очень много. Умирает какая-то хорошая, предположим, актриса в России, всегда говорят: ушла легенда. Может быть два-три года или 10-15 лет ее еще будут помнить. Настоящими легендами можно назвать тех, чья репутация как легенды держится столетиями. Я уверен, что это случай Нижинского, потому что легенда оказывается актуальной на каждом следующем витке культурного развития.

Александр Генис: Например, сегодня.

Соломон Волков: Да. Особенный интерес, конечно, к ситуации сексуальной. Раньше была, например, актуальной проблема артиста как безумца, а сейчас проблема ориентации сексуальной очень актуальна. И мы видим, что в октябре в Нью-Йорке прошел спектакль о Нижинском в исполнении Михаила Барышникова и в постановке Роберта Уилсона с большим успехом, что нетрудно было предсказать. Барышников сразу несколько вещей видит во всем этом. Творчество любого человека, по моему глубокому убеждению, в итоге автобиографично, без каких-то автобиографических импульсов никто бы ничего не сделал. Не знаю, как с Гомером, какие у него были автобиографические импульсы, но, скажем, для меня очевидны какие-то импульсы в Толстом, когда он садился писать то «Войну и мир», то «Анну Каренину».

Александр Генис: Да что Толстой, даже Шекспир, который 400 лет назад писал, все равно исследователи постоянно находят перекличку с его личной жизнью.

Соломон Волков: При том, что о ней практически ничего неизвестно.

Александр Генис: И тем не менее, все знают, что у Шекспира был сын по имени Гамнет, конечно, все помнят, что не зря он назвал свою лучшую пьесу “Гамлет”.

Соломон Волков: Но в случае с Толстым, мы имеем дневники, мемуары, многочисленные архивные исследования и так далее. Чем больше мы знаем о художнике, тем яснее мы видим автобиографические импульсы в его творчестве. Конечно, Барышников зря ни за один свой проект не берется. Понятны его автобиографические импульсы в спектакле о Бродском, который здесь тоже показывали, в Нью-Йорке с огромным успехом — это очевидно и на поверхности. Скажем, для меня менее ясны, безусловно, наверное, имеющиеся автобиографические импульсы его спектакля по рассказу Бунина, хотя и тут можно догадаться, что этот генерал бунинский, наверное, чем-то напоминал Барышникову его отца-офицера. А тут исполнение Петрушки Барышниковым было классическим. Тема безумия тоже ему очень близка, потому что мы знаем, что судьба родителей Барышникова сложилась трагически, эта тема безумия летает в воздухе, стоит над Барышниковым. Конечно же, он об этом думал и читал, как все люди, которые сталкиваются с ситуацией безумия близких, дневники Нижинского — такой сюрреалистский шизофренический бред, если угодно, диагнозом сумасшествия Нижинского была шизофрения, привлекают особое внимание, особое понимание.

Александр Генис: Соломон, чтобы не заканчивать разговор о Нижинском на такой ноте, я хочу рассказать одну занятную историю, о которой мало знают. Дело в том, что Билли Уайлдер, знаменитый режиссер и сценарист Голливуда австрийского происхождения, очень увлекался Нижинским. Однажды он пришел к продюсеру Голдвину, тот самый, который знаменит своими фильмами и который отличался своим невежеством, как все говорят. Билли Уайлдер узнал, что Голдвин снимает фильм с участием дирижера Стоковского. Узнав про это, он решил, что раз пустили музыку классическую музыку на экран, то может быть можно что-то сделать в этой сфере. Он пришел к нему и сказал, что хочет сделать фильм из жизни Нижинского. Вы только что рассказали драматически его историю — это действительно замечательная история для кино.

- Кто такой Нижинский? - спросил Голдвин.

- Ну его открыл Дягилев, он танцевал в балете Стравинского.

- Кто все эти такие? Дягилев — это его жена.

- Да нет, Дягилев — это мужчина.

- Что за дикая история, - сказал Голдвин, - двое мужчин, любовь и ни одной женщины Что это за кино?

Дальше произошло следующее: Уайлдер стал объяснять, что Нижинский величайший артист ХХ века, но во время турне по Южной Америке он влюбился в красивую молодую женщину, как вы только что рассказывали, они поженились, был большой скандал с Дягилевым, в результате танцовщик сошел с ума.

- Минуточку, что же тут снимать? Я потеряю репутацию», - говорит Голдвин.

- Но подождите, я еще не закончил, - говорит Билл Уалдер, - Нижинский попал в швейцарский санаторий и там вообразил себя лошадью.

- Лошадью, - изумился Голдвин.

- Да, лошадью, - подтвердил Уйлдер, - Как только открывалась дверь клиники, он шел в сад и там галопировал.

- «Лошадь, галоп, гомосексуалисты. Что за дурацкая история, вы отняли у меня столько времен

- Мистер Голдвин, - закричал Уалдер, чувствуя, что интервью подходит к концу, - у этой истории может быть счастливый конец: Нижинский не только думает, что он лошадь, но и выигрывает дерби в Кентукки.

Голдвин угрожающе приподнялся из-за стола, и у меня, вспоминает Уайлдер, было всего несколько секунд, чтобы выскочить за дверь. Вот такая история про Нижинского в Америке.

Соломон Волков: А мы закончим наш рассказ о Нижинском в 1916 году, из которого заодно получился рассказ о всей жизни Нижинского и о том, почему Нижинский - человек-легенда, человек-символ, актуальный для нашего времени. Конечно же, логичным будет закончить наш разговор фрагментом из балета Стравинского «Петрушка», который прославил впервые Нижинского и образ Петрушки стал навсегда для всех для нас символом, олицетворяющим Нижинского и его судьбу.

(Музыка)

​Александр Генис: Исполняется 175 лет со дня рождения одного из самых интересных людей того времени Саввы Мамонтова. Сегодня мы вспомним об этом человеке, но начать наш разговор о нем я хотел бы с упоминания того, что делал Мамонтов в нашем 1916 году.

Соломон Волков: В 1916 году он жил на окраине Москвы в своей бывшей маленькой гончарной мастерской почти всеми забытый.

Александр Генис: Это был очень печальный конец блестящей жизни. Но в то же время в конце 1915 — в начале 1916 года в московской частной галерее Лимерсье состоялась выставка «Художественная индустрия», ее центром и украшением стали изделия из мастерской Саввы Мамонтова, что отметили все газеты, писавшие о выставке. Интересно, что на этой экспозиции только врубелевских работ было 32. Но что еще интересно, 22 вазы значились под именем самого Саввы Мамонтова. Ведь он был не только меценатом, не только промышленником, не только крупным знатоком и ценителем искусства, но он и сам был очень одаренным человеком, в том числе он был скульптором. Интересно, что когда его посадили, то в тюрьме он лепил фигуры своих надзирателей. Сам Мамонтов был человек трагической судьбы и, конечно, о нем следовало бы поставить оперу — вот кто ее точно заслужил.

Соломон Волков: Мамонтов в первую очередь вошел в историю русской культуры как основатель частной оперы московской. Она появилась на свет в 1885 году и сыграла огромную роль в развитии оперной культуры в России. Потому что к этому времени Большой театре находился в некотором запустении. Была блестящая эра Верстовского, которая продолжалась с 1825 по 1860 год, потом наступило совершеннейшее безвременье. С большим презрением относилось петербургское начальство, Императорский театр к московской публике. Теляковский, новый директор Большого театра, пришедший туда в 1898 году, вспоминал, что Всеволожский, петербургский начальник, признавал московский театр за провинциальный, чуть ли не сибирский. «В Москву из Петербурга, - пишет Теляковский, - Всеволожский ссылал все негодное, в смысле живого и мертвого инвентаря». В самом Большом театре один современник описывал ситуацию так:

«Своеобразный и печальный вид являет Большой театр, когда в нем дается русская опера. Партер почти пуст, несколько заполняясь в последних рядах, в бельэтажах всего в двух-трех ложах публика видна, да и то случайная».

То есть довольно унылое зрелище, которое чрезвычайно плохо, предрекало печальную судьбу русской опере, что же такое — в Большой театр публика не ходит. Все это поменялось с основания Мамонтовым частной оперы, которая стала уделять русской опере особое внимание. Римского-Корсакова, которого отказывались ставить на императорской сцене в Петербурге, Мамонтов у себя приютил. У Мамонтова была одна проблема: собственно музыкальная часть была не на такой высоте, что очень, кстати, Римского-Корсакова раздражало. Мамонтов пытался это дело поправить, пригласил Рахманинова, ни больше ни меньше, дирижировать, и тот согласился, несколько сезонов провел у Мамонтова, очень подправив дело. Потом Рахманинова переманил к себе в Большой театр упомянутый уже Теляковский, там тоже Рахманинов, кстати, недолго продержался. Но один певец действительно прославился у Мамонтова, а именно - Федор Шаляпин, его судьба последующая, его Теляковский тоже в итоге переманил от Мамонтова, преобразила историю Большого театра, но она также преобразила судьбу русской оперы. Своим необычайным развитием, своим необычайным пониманием и проникновением в суть русской оперы Шаляпин обязан Мамонтову, и он никогда этого не скрывал. К сожалению, когда произошла эта трагедия с Мамонтовым, о которой вы упомянули, Шаляпин оказался как человек не на высоте.

Александр Генис: Это мягко сказано. Когда Мамонтов сидел в тюрьме, Шаляпин его не навестил, в отличие от всех остальных друзей Мамонтова. Мамонтов никогда ему этого не простил. Когда он умирал, он сказал: «Шаляпина на мои похороны не пускать».

Соломон Волков: Он говорил еще при жизни с большой горечью: «Вот Феденька совсем обо мне забыл, не приходит ко мне». Вы сказали заранее о тюрьме, поэтому интриги уже не будет в рассказе о жизни Мамонтова, но я расскажу, как было дело, потому что эта история невероятно актуальная, она очень напоминает сегодняшнюю ситуацию, которая иногда случается с некоторыми российскими олигархами. Мамонтов был очень крупный промышленник, владевший многими предприятиями.

Александр Генис: Но главное, что он был железнодорожник. Тогда железные дороги были как компьютера Стива Джобса сегодня.

Соломон Волков: Или - как нефть сегодня.

Александр Генис: Да, это была и нефть сегодня, и интернет сегодня. Железная дорога связала воедино Россию. Железнодорожные бароны, что в Америке, что в России — были тогда капитанами промышленности. Мамонтов был один из самых крупных.

Соломон Волков: С одной из железных дорог, которая ему принадлежала и каким-то еще предприятиям, в хозяйственные и финансовые хитросплетения ситуации я вдаваться не буду, вс и началось. Суть заключается в следующем: Мамонтов из кассы одного принадлежащего ему предприятия перенес в кассу другого ему принадлежащего предприятия огромную сумму в сто тысяч рублей, превысив допустимое по уставу. То есть формально он нарушил закон. Он считал, что сможет эту недостачу покрыть из каких-то будущих доходов, но гоэто не получилось. А в это время тогдашний министр юстиции стал копать под тогдашнего министров финансов небезызвестного Витте с целью доказать, что казнокрадство расцвело пышным цветом. Тоже ситуация нам сейчас известная по российским делам.

Александр Генис: Избирательное правосудие.

Соломон Волков: В качестве показательного примера мамонтовское злоупотребление, если его можно таковым назвать, преподнесли как пример той коррупции, которой якобы Витте покровительствует.

Александр Генис: Но на самом деле Мамонтов ничего не присвоил, суд в конечном счете доказал, что никакой корысти там не было.

Соломон Волков: Мамонтова, как мы знаем, в итоге оправдали, но сначала его провели в кандалах по всей Москве, показывая, что у нас перед правосудием все равны, будь ты хоть Мамонтов, хоть Шмамонтов, если провинился. Представляете себе человека, к которому только что приходили на поклон все министры.

Александр Генис: Вспомним Ходорковского. Кроме всего прочего Мамонтов еще был человек чрезвычайно популярный в культурных, художественных кругах. И вообще он был чрезвычайно образованным человеком с прекрасными музыкальными способностями. Коровин, который работал в мамонтовском театре, оставил замечательные воспоминания, это вообще одна из моих любимых книг о том времени. Он рассказывает о том, как увидел Врубеля у Мамонтова. “Они славно болтали, - пишет он, - я подошел поближе и услышал, что они говорят по-итальянски”. Хорошая деталь.

Соломон Волков: Как вы тоже правильно сказали, Мамонтова оправдали на этом суде, но оправдали, при этом разорив, потому что обязали его вернуть эти сто тысяч рублей вкладчикам. У Мамонтова продали с молотка все, кроме, тоже такая любопытная и очень актуальная деталь, кроме знаменитого имения Абрамцево, куда съезжалась вся художественная элита того времени, там жили и Васнецов, Врубель, Антокольский, Репин, Серов.

Александр Генис: Коровин тот же самый, Нестеров, Поленов. Энциклопедия русского искусства.

Соломон Волков: Абрамцево за ним сохранилось, потому что оно было записано на жену. Все знали, что имение принадлежит Мамонтову, но отобрать формально было нельзя, это осталось за ним. Тем не менее, конечно, Мамонтов был разорен, оперу свою он уже содержать не мог. На него стали обрушиваться несчастья один за другим. Сначала умерла его дочка Верушка, знаменитая Вера, «Девочка с персиками», всем памятного серовского портрета. Потом умерла жена, потом сын умер. Самое прискорбное, для меня ужасное — старческая деменция наступила, он перестал узнавать своих знакомых. Только один к нему продолжал приходить, бывший протеже, баритон. Очень печально окончил жизнь свою Мамонтов в 1918 году. Но память о нем как не просто меценате, в том-то и дело, в этом смысле очень похоже на Дягилева, у Дягилева не было, между прочим, никогда своих денег больших, он должен был ходить с протянутой шапкой к меценатам другим, Мамонтов же сам поддерживал свое меценатство, но он был инноватором, он помогал художникам, певцам раскрыться. Он активно участвовал, он не просто субсидировал свой театр, он давал ему беспрестанные творческие толчки.

Александр Генис: Он был душой его - так Коровин его и описывает.

Соломон Волков: В качестве музыкального эпилога к нашей истории о Мамонтове и радостной, и впечатляющей, и трагической, как это всегда бывает в таких случаях, мы покажем монолог Бориса из оперы «Борис Годунов» Мусоргского в исполнении Шаляпина. Эту оперу сделал знаменитой Мамонтов, конечно же, он создал в значительной степени певца Шаляпина. И об этом мы всегда будем помнить.

(Музыка)