В России продолжаются споры вокруг сериала "Таинственная страсть", снятого режиссером Владом Фурманом по одноименному автобиографическому роману Василия Аксенова. Его показ завершился на государственном Первом канале телевидения.

Главные герои сериала – знаменитые поэты, в шестидесятых годах собиравшие на своих выступлениях стадионы: Белла Ахмадулина, Андрей Вознесенский, Евгений Евтушенко, Роберт Рождественский. А также персонажи, прототипами которых были личности не "стадионного" масштаба, – поэт Иосиф Бродский, барды Булат Окуджава и Владимир Высоцкий, кинорежиссер Андрей Тарковский, сам автор романа "Таинственная страсть" Василий Аксенов и другие.

Для литературного критика, редактора журнала "Звезда" Андрея Арьева смысловой во всем сериале является последняя сцена.

– Одно дело – просто снять фильм по роману Аксенова, а другое – показать его по государственным каналам. Но самое интересное – какова мораль этого фильма. Для меня главная сцена – финальная, она даже не имеет прямого отношения к интриге, к жизни героев, всем известных молодых писателей, зато она представляет собой прямое осуждение советской власти. Главная героиня, та самая "таинственная страсть", находясь в Праге в 1968 году, смотрит в окно на наши танки и вдруг говорит своему мужу, известному, даже великому режиссеру, все, что она по этому поводу думает – что мы мерзавцы, и это приговор советскому времени и главной агрессии той поры, которая всем запомнилась.

И этот режиссер, который ее всю жизнь любил, приходит в ярость и прогоняет ее, он кричит: "Вон! Вон!", и она уходит. То есть он выгоняет ее исключительно по политическим мотивам. Это интересная конструкция, ведь Аксенов написал роман не столько про свою компанию вот этих известных людей, сколько о своей таинственной страсти. И мне кажется, что эта страсть скорее не к женщине, а к тому, что он больше всего любил всю жизнь, – к литературе. И вся его политическая деятельность – это создание очень хорошо написанных, честных романов, так что страсть к женщине, связь с ней – это символически описанная любовь к литературе.

Эта литература могла с ним поступать как угодно, изменять ему, но в конце концов она с ним оставалась, как случилось и в этом фильме. Ее можно выгнать на время, но раз она уже состоялась, она все равно никуда не денется. Я истолковал этот фильм как торжество литературы над политической реальностью. И тем более странно, что его показали по Первому каналу. Может быть – и слава Богу – это знак того, что мы наконец отказались от тех политических методов, которыми прославился Советский Союз.

– А как быть с изображением реальных литераторов? Ведь литератор, особенно крупный, талантливый литератор не только пишет свои произведения, он одновременно заботится и о создании своего собственного образа – это в каком-то смысле тоже его творение. Должны ли учитывать это писатели, режиссеры – все те, кто выводит в книгах и на экранах реальных творцов?

– Это сложный вопрос. Тут надо вспомнить учителя Аксенова – Валентина Катаева, который был очень талантливым. Но образцом нравственности его назвать трудно. Он придумал в юности так называемый "мовизм" – это не только способ писать издевательски плохо, но и некоторая нравственная позиция. Боюсь, что этот яд блестящего письма и циничного отношения к жизни затронул и Василия Павловича, добрейшего, замечательного человека, но в то же время способного переступить через многие общечеловеческие нормы, чтобы написать о ближних все, что угодно.

Это большая проблема – не каждый решится на это, тем более что в случае Аксенова это не просто воспоминания, он позволяет себе врать что угодно, путь даже с самыми благородными целями. Ведь если судить по этому фильму, там все замечательные ребята, и даже пасущий их следователь КГБ – один из самых симпатичных персонажей. И это не очень правильная позиция, я не думаю, что замысел Аксенова совпадает с замыслом режиссера, ведь Аксенов вряд ли думал представить свою компанию как портрет поколения.

А тут получилось, что эта небольшая группа талантливых ребят представляет собой поколение так называемых шестидесятников. Но я думаю, что эти четверо не в ответе за всю эпоху, за всех, кто писал, работал, действовал в это время. И вообще эта привычка рассуждать о шестидесятниках не совсем прилична: каждый выбирает себе некую мишень и выдает ее за шестидесятников или, наоборот, представляет это явление с помощью какого-то приятного персонажа. На самом деле никаких шестидесятников нет – это люди, начавшие писать после 1956 года, после развенчания Сталина хотя бы минимального. В это время в литературе возникли фигуры, во много раз более серьезные, чем Василий Аксенов: это Солженицын, это Шаламов, да один роман Домбровского "Хранитель древностей" выше всего, что печаталось в 60-е годы, да и в 90-е и в наше время тоже. Так что разные были 60-е годы.

Да и поэзия – все знали Евтушенко, Вознесенского, Ахмадулину, но в это время в Ленинграде уже был Бродский и вся группа вокруг Ахматовой, были Кушнер, Соснора и другие, и в Москве были не менее яркие личности. Поэтому мне не нравится, что эту группу пытаются выдать за авангард 60-х годов – так не было, и вообще, литература не живет поколениями, это все выдумки, она живет небольшими группами: вот собралась эта группа, и слава Богу, они что-то сделали в эстрадной литературе, собирающей стадионы, в поэзии, которую надо громко произносить. Ведь это поразительно, что талантливые люди просто кричали свои стихи, хотя вообще-то стихи для крика не предназначены, не все стихи, по крайней мере. Литература создается не поколениями, а группами единомышленников – пушкинский лицей, акмеисты, да кто угодно. Думаю, этот фильм в каком-то смысле навредил Аксенову как писателю – теперь о нем будут судить по этому сериалу: многие купят книжку, будут разбирать, удивляться, почему тот или этот образ не совпадает, и на самом деле было бы лучше, если бы каждый герой не был так отчетливо виден как конкретный человек.

– Вы считаете, что такие фильмы, как "Таинственная страсть", в результате искажают и упрощают реальность?

– В общем, да. Он представляет нам, что в это время у четверки талантливых поэтов была одна забота – посидеть в ресторане ЦДЛ, съездить в Коктебель, и в то же время их почему-то преследуют органы – а за что? Они ничего такого не делают – ну, Пастернака украдкой прочитали, и все. Это все же превратное впечатление о жизни в советское время.

– Так может, это и было целью – внедрить такое представление?

– Вот это меня и повергает в недоумение: с одной стороны, показаны просто лихие шалопаи, существование которых допускали на фоне строек и побед, а с другой стороны, мы имеем финал, отповедь героини, которая говорит о полном нравственном ничтожестве советского вторжения в Чехословакию. Не очень понятно, как все это увязать, – говорит Андрей Арьев.

Литературный критик Никита Елисеев, напротив, не видит здесь больших противоречий:

– Я, конечно, не берусь отчитывать в сердцах руководителей Первого канала, но могу кое-что предположить. Ведь Первым каналом руководят дети и наследники шестидесятников – плохие дети и наследники. По всей видимости, им хочется показать, что в России всегда так было, так есть и так будет. Всегда были люди, которые все понимают, живут почти свободной, почти западной, в чем-то незаконной жизнью – со страстями, изменами, пьянством, чем угодно. Но в условиях этой страны такие люди ничего сделать не могут – вот и приходится быть официальными поэтами, официальными прозаиками, они вынуждены так существовать. Как было написано в стихах тоже одного из шестидесятников, "времена не выбирают, в них живут и умирают". Не они выбрали такое время и пространство, это оно их выбрало, вот они там и существуют. Тут есть поворот и на себя, на наше время: вот и мы такие же, понимаете?

Кто-то, у кого не хватает сил и таланта войти в эту систему, нас будет за что-то осуждать, а на самом деле мы такие же, как наши великие предки, в такой же ситуации находимся. У нас такие же страсти, измены и пьянки, мы так же страдаем, потому что в силу каких-то причин не можем сказать всей правды, и приходится иногда лгать. Думаю, что в отношении людей, которые дали добро на этот сериал, действует именно такой социально-психологический мотив. А посыл к зрителям тоже понятен: сейчас идет огромный вал тоски, ностальгии по Советскому Союзу, и его надо как-то использовать – например, снимать фильмы о том, что да, ведь хорошо жили, свободно, хотя, конечно, в чем-то страшно и тяжело психологически. И среди чекистов хорошие люди есть.

И есть еще один очень тонкий момент в обращении к реципиентам этого продукта: ностальгию по Советскому Союзу очень умело направляют не ко времени оттепели или 20-х годов, тут как раз идет расстрел из всех орудий: и Хрущев – урод, и в 20-е годы репрессии были такие же, как и в 30-е. Так что ностальгия умело направляется в русло восхищения великой державой 30-40-50-х годов. И в этом смысле довольно резкий по отношения к 60-м годам роман Аксенова – благодатный материал. Тут и попытка сказать, что мы такие же, как Белла Ахмадулина, как Евгений Евтушенко, как Андрей Вознесенский, как Булат Окуджава, – мы занимаем сегодня в социальной структуре ту же нишу, что когда-то занимали они. Это со стороны создателей сериала заявка на получение того же места в социальной нише, а зритель получает парадоксальное удовлетворение тоски по Советскому Союзу.

С другой стороны, это камень в огород 60-х годов, оттепели и того, что за ней последовало. Вряд ли все эти задачи были так четко сформулированы – они существовали на уровне ощущения, социального инстинкта. В России вообще в силу многих причин у всех очень силен социальный инстинкт. Роман Аксенова достаточно резкий, как все поздние романы Аксенова, понятно, что из него легко сделать хорошую желтую бульварную конфетку. Вознесенский кувыркается в постели со своей любовницей, читающей стихи. Можно устроить еще большую конфетку, пригласив на презентацию фильма вдову, ожидая, что она закричит от возмущения. А вдова Вознесенского Зоя Богуславская – умная женщина, она говорит: спасибо за то, что воплотили Андрюшу.

В фильме, видимо, решили убрать тему непростых и тяжелых 60-х, когда, насколько я могу судить, впервые в мировой практике была применена карательная психиатрия. Видимо, решили оставить одну ностальгию по тем годам. А с 1968 годом тоже очень тонкий момент: всем понятна аналогия, и всем понятна реакция зрителей, а чего расстраиваться-то? Ну, ввели к этим чехам войска, пару дивизий, а чего они не защищались-то? Ну и что, и дальше так будем жить, ничего страшного не происходит. У государства свои задачи, у интеллигенции – свои. Да, она такая вот, тонко чувствующая, расстраивается, что чехов обидели, а вообще-то все нормально, во всем мире так существуют. Интеллигенция грустит и тоскует, а государство делает свое дело.

Никита Елисеев считает, что создателям сериала важно было не показать притеснения, которые существовали в те времена, а рассказать о творческой богеме – якобы она такая же, как сейчас. Только благодаря свободе о похождениях нынешней богемы, о ее романах, пьянках, изменах и разрывах все известно. Критик предполагает, что Добродеев и Эрнст надеются на то, что пройдет время, и о них тоже кто-нибудь снимет похожий фильм.