Александр Подрабинек: Мы все хорошо усвоили, что у истории нет сослагательного наклонения. Уж как случилось, так и случилось. Но это не значит, что не могло случиться по-другому.

В ключевые моменты истории людям дается шанс изменить судьбу страны. Можно этим шансом воспользоваться, а можно его упустить.

Долгое нахождение у власти притупляет чувство реальности. Люди начинают совершать ошибки. В сентябре 2011 года президент Дмитрий Медведев и премьер-министр Владимир Путин объявили о готовности поменяться местами.

Владимир Путин: У нас в последние годы сложилась практика, согласно которой предвыборной список «Единой России» возглавляет президент. Считаю, что не нужно нарушать эту традицию. Предлагаю, чтобы список «Единой России» на выборах в Государственную Думу Российской Федерации 4 декабря текущего года возглавил действующий глава государства Дмитрий Анатольевич Медведев.

Дмитрий Медведев: Наконец, я предлагаю определиться с еще одним очень важным вопросом, который, конечно, волнует партию и всех наших людей, которые следят за политикой - я имею в виду определиться с кандидатурой на должность президента страны. С учетом предложения возглавить список партии, заняться партийной работой и при удачном выступлении на выборах моей готовности заняться практической работой в правительстве, я считаю, что было бы правильно, чтобы съезд поддержал кандидатуру председателя партии Владимира Путина на должность президента страны.

Владимир Путин: Спасибо вам большое.

Дмитрий Медведев: Спасибо. До встречи. Удачи всем нам!

Александр Подрабинек: Позже, когда в обществе началось возмущение, Путин пояснил, что они уже давно об этом договорились и что он считает это совершенно нормальным.

Владимир Путин: Это, в принципе, абсолютно естественное дело, это не какой-то междусобойчик и сговор двух-трех человек, в данном случае - двух. Мы много лет назад (еще четыре года назад) договорились о том, что такой вариант событий вполне возможен.

Александр Подрабинек: Цинично объявленная рокировка возмутила значительную часть российского общества. Это возмущение предопределило всплеск протестного движения, начавшийся сразу после парламентских выборов 4 декабря 2011 года.

В сущности, весь протест вылился в серию митингов, на которых выступали лидеры оппозиции и принимались похожие резолюции. К оппозиционерам с удовольствием примкнули общественники, медийные персоны, околовластные политики и популярные блогеры.

Процесс самолюбования ораторов под восторженные крики митингующих длился месяца два, после чего градус протеста стал постепенно снижаться. Ничего, кроме бесконечного стояния на митингах протеста и скандирования одних и тех же лозунгов, лидеры оппозиции и популярные общественники не предлагали.

За первые полгода в Москве прошло девять массовых акций протеста: 5 декабря на Чистых прудах, 10 декабря на Болотной площади, 24 декабря на проспекте Сахарова, 4 февраля на Болотной площади, 5 марта на Пушкинской, 10 марта на Новом Арбате, 6 мая снова на Болотной, 15 мая и 12 июня – протестные марши по бульварам от Пушкинской до Чистопрудного.

И если в декабре и феврале на митинги собиралось до 100 тысяч человек, то в марте на Пушкинскую и Новый Арбат пришло уже только 10-15 тысяч. Протест, который не развивается, непременно угасает. Что и произошло.

Второй пик протестной активности пришелся на 6 мая, когда на Якиманке и Болотной площади собралось до ста тысяч человек, а полиция устроила побоище и арестовала сотни демонстрантов.

Опираясь на такое общественное негодование, располагая такой общественной поддержкой, оппозиция имела все шансы на успех. Ей представился случай конвертировать общественное недовольство в политические изменения.

Оппозиция этой возможностью не воспользовалась. Протестные лидеры стремились избежать обострения ситуации. Они хотели сотрудничества с властью, а не конфронтации. Они мечтали договориться с ней, а не прижать к стене и вынудить на уступки.

В соответствии с этим строилась и стратегия протеста: митинги и шествия – только с санкции властей, только по указанным маршрутам, только в полицейском оцеплении. Никакой самодеятельности.

Некоторым активистам и лидерам протеста не нравилось такая послушность. Время от времени они пытались устраивать несанкционированные акции – иногда самостоятельно, иногда после согласованных с властью протестных мероприятий.

Несанкционированные акции почти всегда заканчивалось задержаниями или административными арестами и никогда не пользовалось поддержкой большинства лидеров протеста. Они уверяли всех, что не хотят подставлять под омоновские дубинки мирных демонстрантов, не хотят рисковать здоровьем и благополучием участников акций. Большинство проявляло благоразумную осторожность (а возможно, не столько благоразумную, сколько проплаченную или служебную). Они взяли на себя патерналистскую роль и функции ответственного протестного начальства. Но большинство из них, скорее всего, просто не хотели рисковать сами.

Не обошлось и без усилий со стороны власти. В протестные структуры влились люди, никогда не имевшие отношения к оппозиционной политике. Но это были хорошо узнаваемые, популярные в обществе люди.

Кто из них примкнул с честными намерениями, кто - из тщеславия или отдавая дань моде, а кто был откомандирован властями, может быть, станет известно, если когда-нибудь откроются архивы Лубянки. Но некоторых странных людей, сыгравших на стороне власти, можно было разглядеть сразу. Это стало ясно в истории с переносом первого массового митинга с площади Революции на Болотную.

5 декабря 2011 года, на следующий день после выборов в Госдуму, на митинг «Солидарности» пришло не несколько сот человек, как обычно, а около пять-семь тысяч протестующих. Вспоминает один из организаторов этого митинга Константин Янкаускас.

Константин Янкаускас: Ожидали обычный митинг на несколько сотен человек. Обычно, когда такие политические митинги проходили здесь, на Чистых прудах, эта площадочка еле-еле заполнялась людьми. Насколько я помню, руководство «Солидарности» в лице Немцова и Каспарова решило поручить подготовку митинга московскому отделению «Солидарности» - на случай, если будет обычный митинг на две-три сотни человек, чтобы можно было сказать: ну вот, московское отделение своими небольшими силами провело вот такой митинг. То есть на самом деле изначально не было ожидания, что придет много людей.

По-моему, 4 декабря Лимонов и Удальцов призывали в разное время выходить на Триумфальную площадь, а 5-го, уже в этот день, на час раньше был митинг коммунистов. И на все эти три акции пришло очень мало народу - по-моему, от 50 до 150 человек. Днем Навальный написал пост о том, что «вы видели, какое происходило безобразие», всю ночь люди смотрели видеозаписи: вбросы, «карусели». Утром многие наблюдатели проснулись и увидели, что переписаны протоколы на участках. В это настроение Навальный попал своим постом, он написал, что «проводит митинг «Солидарность», но это сейчас неважно, у меня тоже к ней своеобразное отношение, давайте все придем выразить наш гражданский протест».

Александр Подрабинек: Площадь перед памятником Грибоедову на Чистых прудах не вместила всех желающих. Митинг прошел бурно и завершился стихийным шествием в сторону центра города и массовыми задержаниями.

Константин Янкаускас: Те массовые задержания и последовавшие за задержаниями административные аресты - это была беспрецедентная история для тех "вегетарианских" времен: больше ста человек, может быть, даже около двухсот отправили на административные аресты, причем давали очень жестко - в основном 10-15 суток.

Александр Подрабинек: В мэрии Москвы, между тем, уже лежала согласованная с властями заявка на митинг в самом центре города – на площади Революции. Власти рассчитывали, что на этот митинг придет, как было запланировано, человек триста.

5 декабря они поняли, что ошиблись. В центре столицы назревало крупное оппозиционное мероприятие. Власть запаниковала. Чего она испугалась? Вспоминает активистка протестного движения Евгения Чирикова.

Евгения Чирикова: Я очень хорошо помню момент переноса митинга с площади Революции на Болотную. Я считаю, что власть потребовала этого переноса исключительно потому, что испугалась крупного протеста рядом с кремлевскими стенами. Кроме того, они пытались "попробовать нас на зуб", проверить, насколько серьезны наши намерения. Если мы давимся, если идем на компромисс, тогда с нами легко расправиться. Собственно говоря, это был пробный шар - попробовать, насколько мы распадемся, насколько нас можно продавить. Власть прощупывала настроения протеста.

Александр Подрабинек: Заявку на проведение митинга подавали Надежда Митюшкина из «Солидарности» и Сергей Удальцов со своей женой Анастасией – оба из прокоммунистического «Левого фронта».

Сергей Удальцов после митинга 5 декабря на Чистых прудах получил 10 суток административного ареста и из процесса согласования митинга выбыл. Удальцова и Митюшкина поначалу были против переноса митинга в другое место.

Надежда Митюшкина: Нас вызвали на Арбат в мэрию. Уже зазвучала Болотная, но все время шла альтернатива, что либо 30 тысяч на Болотной, либо 300 человек на площади Революции. Мы несколько дней пытались добиться, чтобы увеличили численность именно площади Революции, но это упиралось в объем - сама площадь до метро не вмещает 30 тысяч. Решить эту проблему можно было только за счет прилегающих парковок, и мы пытались добиться, чтобы нам их дали. Но парковки частные, и у мэрии была хорошая «отмазка», что «это хозяева не дают и что мы можем сделать?».

Александр Подрабинек: Согласие на перенос митинга можно было получить только от заявителей. Тогда власть, хорошо обученная всевозможным пропагандистским трюкам, решила создать в обществе впечатление, что перенос митинга согласован с лидерами протеста – людьми уважаемыми и ответственными.

На роль уважаемых были назначены главный редактор «Эха Москвы» Алексей Венедиктов, журналист Сергей Пархоменко, депутат Госдумы Геннадий Гудков и политик Владимир Рыжков (а возможно, не столько назначены, сколько сами проявили инициативу).

За исключением Рыжкова никто из них никакого отношения к оппозиционной политике не имел. Но это оказалось не важно. Важно было то, как их аттестует власть. А власть подобрала себе подходящих переговорщиков.

Алексей Венедиктов удачно совмещал работу главного редактора радиостанции с должностью члена Общественного совета при ГУВД Москвы.

Сергей Пархоменко на этих же самых выборах был наблюдателем от КПРФ. Он же – лауреат премии Правительства РФ за 2011 год (правительства, которое, заметим, возглавлял тогда Владимир Путин).

Геннадий Гудков, полковник КГБ в запасе, состоял в пропутинской партии «Справедливая Россия». И только член ПАРНАСа Владимир Рыжков, по крайней мере, зримо, не был тогда замешан ни в чем неприличном.

Вот эта «великолепная четверка» в ночь с 8 на 9 декабря и согласовала перенос митинга с площади Революции на Болотную. Разумеется, согласовали неформально, поскольку никаких полномочий вести с мэрией переговоры на эту тему не имели. Зато имели немалые медийные возможности.

Все было сделано за спиной организаторов, которые весь день 8 декабря провели в мэрии на Новом Арбате. Там их тщетно уговаривали перенести митинг в безопасное для Кремля место.

Надежда Митюшкина: С нами общались даже не заместители главы департамента безопасности, а просто клерки, которые на нас давили, чтобы мы согласились на 30 тысяч на Болотной без дополнительных условий. Понятно, что мы не успевали предупредить людей о переносе. Поэтому мы с самого начала настаивали, что если Болотная, то должен быть организован нормальный переход от площади Революции, потому что большая часть людей не успеет узнать о новом месте проведения митинга.

Александр Подрабинек: Неблаговидная роль спарринг-партнеров московской мэрии четверых подставных переговорщиков не смущала. Сергей Пархоменко свое сотрудничество с властью объяснил так:

«…Формально мы не могли вести с мэрией никакие разговоры. Однако мы воспользовались некоторыми неформальными возможностями, некоторыми знакомствами и подали в мэрию сигнал: «Тут есть группа людей, не тех, которые являются заявителями, а тех, у которых есть мозги. Они считают, что нужно это переносить, и они считают, что это ваша проблема, что это вам надо будет справляться вот с таким количеством людей. Мы прогнозируем, что людей придет вот столько, и вам надо что-то такое сделать, чтобы там не произошло ничего плохого. Если хотите - мы вам в этом посодействуем».

Знакомая картина: просигнализировали в мэрию, предложили свои услуги, «готовы посодействовать», чтоб «ничего плохого не произошло».

Чтоб не пытались блокировать ЦИК или администрацию президента? Не заняли центр Москвы? Не разбили палаточный лагерь на подступах к Кремлю?

Другой член этой четверки Алексей Венедиктов рассказывал, что 8 декабря днем его пригласил к себе глава московской полиции Владимир Колокольцев, с которым он обсуждал грядущий митинг.

«Он пригласил меня как человека, который занимается наблюдением за массовыми мероприятиями, и спросил мою оценку ситуации, — рассказал Венедиктов в интервью «The New Times». — Я к этому времени уже посмотрел все материалы по Чистым прудам — газеты, интернет, — и мне представилось, что мы можем иметь в Москве митинг в несколько десятков тысяч человек, хотя тогда это и казалось фантастическим».

После этого Венедиктов бросился звонить вице-мэру Александру Горбенко. К вечеру переговорная группа была сформирована и приступила к работе.

По окончании переговоров распили бутылку виски, которую притащил с собой Венедиктов. К маленькой дружеской попойке присоединился заместитель главы администрации президента России Алексей Громов. Все вместе обмывали успех переговоров.

Евгения Чирикова: То, что мы, оппозиционеры, и вообще, люди, недовольные положением дел в России, недовольные установившимся воровским путинским режимом, согласились на этот перенос, — это была наша большая ошибка. Нельзя было этого делать. Я была категорически против, я всеми силами пыталась удержать людей на площади Революции. Но, честно говоря, мне это сделать не удалось, потому что в какой-то момент я почувствовала, что мы уже разобщены, что часть народа уже готова уходить.

А разделять протест - это последнее дело. Нельзя разделяться, потому что мы противостоим огромной машине, огромной системе, которой уже много десятилетий. Они умеют ломать хребты, портить людям жизнь - я имею в виду КГБ, ФСБ и прочую злую силу. Мы противостоим им, и мы должны быть едины, мы не можем бороться с ними по отдельности — это просто невозможно, их так не победить.

Понимая это, я все-таки согласилась принять участие в шествии с площади Революции на Болотную, но я хорошо осознавала, что на самом деле мы показали слабину и теперь нас будут давить. Теперь вот так, с гордо поднятой головой диктовать свои условия нам больше не удастся. Ведь в КГБ не понимают компромиссов, они понимают только очень жесткий разговор. Компромиссы они воспринимают как слабость и будут давить - только почувствуют слабину, и сразу будут давить, и они тебя раздавят.

Александр Подрабинек: А Надежда Митюшкина и Анастасия Удальцова, в конце концов, согласились на перенос митинга.

Надежда Митюшкина: В пятницу накануне 9 числа мы приехали достаточно большим количеством людей к Горбенко, в мэрию на Тверской, и там все эти разговоры начались заново. Я не помню, сколько это продолжалось - час, два… Было достаточно муторно, но все-таки мы добились того, что вписали в заявку все наши пункты. Если бы мы об этом не договорились, я бы не поставила подпись.

Александр Подрабинек: Безопасный переход демонстрантов с площади Революции на Болотную площадь оказался самой большой победой оппозиции.

Евгения Чирикова: Меня зовут Женя Чирикова. Я постараюсь сделать все от меня зависящее, чтобы никто сегодня не пострадал. От площади Революции через Лубянскую площадь, Старую площадь, Китайгородский проезд, Москворецкую набережную до Москворецкого моста, через Москворецкий мост… Короче, вы идите за мной, потому что я боюсь, что мы запутаемся.

Александр Подрабинек: Перенос митинга с одной площади на другую не был, конечно, единственным и ключевым моментом развала протестного движения.

Но это было событие знаковое, наглядно иллюстрирующее, как путем нехитрых и весьма откровенных манипуляций власть меняла направление протеста.

Митинг на площади Революции и соседних с ней центральных площадях Москвы грозил вылиться в блокаду федеральных правительственных учреждений, а возможно, и захват их. Это резко обострило бы ситуацию, но могло вынудить власть пойти на уступки.

Вместо этого на уступки пошло протестное движение. И это на пике своих возможностей, когда протест стремительно набирал силы, а власть находилась в состоянии паники!

Можно ли объяснить это только просчетом лидеров протеста? Бывают ли такие странные ошибки?

Как сегодня оценивают организаторы протестов 2011 года уход от обострения ситуации, снижение градуса противостояния с властью? Считают ли они и сейчас правильным перенос митинга с площади Революции на Болотную?

Евгения Чирикова: Конечно, оппозиция не все делала правильно. Не надо было идти на поводу у Путина и его команды, не надо было уходить с того места, которое нам нравилось для проведения наших акций. Конечно, мы были недостаточно солидарны, недостаточно дружны. Конечно, история с Крымом нас очень здорово разделила. Да и, честно говоря, последовавшие репрессии против оппозиции тоже очень здорово по нам ударили, потому что мы были к ним не готовы.

Надежда Митюшкина: Не только не сожалела, но 6 мая 2012 года поняла, насколько я была права. Я изначально находилась в районе сцены и видела, сколько людей убегало, как они быстро уходили. Было видно, что люди совершенно не готовы.

Константин Янкаускас: Я убежден, что большой ошибкой был перенос митинга на Болотную площадь 10 декабря. Я считаю, что мы в тот момент потеряли инициативу. У нас было согласование на проведение митинга на площади Революции. Я не говорю, что после этого митинга все развернули бы палатки, остались сидеть. Это была бы просто очень красивая в психологическом плане история о том, как на фоне кремлевских стен проходит массовый антипутинский, антиединороссовский митинг.

Кто бы сейчас что ни говорил, люди выходили, потому что не хотели видеть Путина еще шесть лет на третьем сроке у власти. Они выходили протестовать против несправедливой, несвободной, недемократической политической системы. Это было бы очень красиво, это была бы очень символическая акция...

Нельзя исключать, что Дмитрий Медведев на тот момент уехал бы в какую-нибудь срочную командировку в Нижний Новгород, то есть по факту бежал бы из Кремля, опасаясь каких-нибудь событий. Это была бы инициатива, она была бы в руках протестующих. На самом деле были все и юридические, и технические основания, связанные с вместимостью площади: люди нормально поместились бы, давки не было бы. Было бы консолидированное мнение до конца бороться за площадь Революции, и оно бы победило. Власти на тот момент были в панике, не понимали, что делать. Мне кажется, инициатива на годы вперед была потеряна именно в тот момент. Сейчас оппозиции не согласовывают акции в центре города.

Александр Подрабинек: Надо честно признать, что в развале протеста была виновата не только власть, использовавшая своих людей и все свои возможности. Этому в немалой степени поспособствовали и некоторые люди, странным образом ставшие лидерами протеста.

После грандиозного митинга 24 декабря на проспекте Сахарова, когда в Москве кипели оппозиционные настроения, а вся страна замерла в ожидании дальнейших событий, лидеры оппозиции взяли паузу.

Ну как же, Новый год, время отпусков, лыжных курортов, две недели беззаботного отдыха! Убийственная пауза затянулась в протестном движении больше, чем на месяц – до 4 февраля.

«Впервые вижу революцию, которая уходит в отпуск», — повторяя друг друга, писали из Москвы корреспонденты западных газет.

На митинге 10 марта на Новом Арбате дошло и вовсе до абсурда – едва ли не большая часть протестного митинга и принятая на нем резолюция были посвящены мужу одного из организаторов митинга (Ольги Романовой), который был осужден по обвинению в экономическом преступлении.

Некоторые из ораторов протестных митингов настолько увлеклись самим процессом и своей ролью в нем, что призывали людей ходить на митинги, как бы скучно это ни было.

Вера Кичанова: Мы ходим на митинги и продолжаем на них ходить, даже если они нам кажутся однообразными, скучными и неинтересными. Надо ходить как на работу, если мы хотим добиться изменений в стране.

Александр Подрабинек: Призывы Алексея Навального ходить на митинги, как на работу, также не имели успеха. Говорят, Альберт Эйнштейн сказал, что «самая большая глупость — это делать то же самое и каждый раз надеяться на другой результат».

Люди устали от бестолковости и позерства лидеров оппозиции. Охотников делать одно и тоже без всякой надежды на какой-нибудь результат становилось все меньше. В конце концов, в протесте остались только его активисты.

Медийные персоны, вволю покрасовавшись на трибунах протестных митингов и позаседав под телекамерами в Координационном совете оппозиции, благополучно отошли от рискованных занятий.

Одни отвалили в эмиграцию, другие вернулись к спокойной и бесконфликтной жизни. Кратковременная фронда одарила их свежими впечатлениями и оставила оригинальный абзац в их творческих биографиях.

Власть усвоила пройденные уроки и старается не повторять ошибок. Впрочем, при такой кроткой и запуганной оппозиции она может не опасаться: общественные протесты не выйдут из-под ее контроля.

Подобных развилок в истории страны было множество: больших и малых, случайных и закономерных, поправимых и бесповоротных. Наверное, будет и еще немало. И в каждом случае это будет выбор своего собственного будущего.