Александр Генис: Сегодняшний АЧ завершит новый выпуск авторской рубрики Бориса Михайловича Парамонова “История чтения”
Борис Парамонов: Фильм «Тимур и его команда» по оригинальному сценарию Аркадия Гайдара вышел на советские экраны в декабре 1940, а на следующий год писатель на материале сценария написал книгу. Так что это книга сейчас юбиляр, ей 75 лет. С удовольствием о ней поговорю, я люблю это сочинение, вообще Гайдара люблю почти всего.
Александр Генис: А фильм вы помните? Он ведь не часто появлялся на советских экранах после войны и позднее, когда советское кино преодолело пресловутое малокартинье, и на экраны ежегодно выходили десятки, если не сотни фильмов.
Борис Парамонов: Еще бы! Можно сказать, что в фильм я и влюбился, а книга была где-то на втором плане. И фильм я помню с тех самых пор или почти с тех самых. Помню, что увидел Тимура во время войны в сибирской эвакуации - и совершенно обомлел. Больше всего потрясен был этим тимуровским штабом на чердаке заброшенного сарая, где какое-то штурвальное колесо крутилось, какие-то веревочные провода натягивались и посылали сигналы Тимуровой команде: какие-то трещотки трещали, автомобильная груша гудела. И сбегались пионеры по тревоге на этот чердак. И было еще одно обстоятельство, пленившее меня в этом фильме: девочка Катя Деревщикова, игравшая Женю, младшую дочь полковника Александрова, командира Александрова. Это, Александр Александрович, некий шиболет, по которому узнаются тогдашние современники. Есть сейчас такой писатель Прилепин, многими хвалимый, пытающийся писать исторические романы на советском материале; так вот он довоенных военнослужащих называет офицерами: грубейшая ошибка! Офицер было слово бранное в советском лексиконе, наряду со словом погоны - золотопогонники, белое офицерье. Не зная таких деталей, нечего лезть в советскую довоенную историю. Да, Катя Деревщикова прелестная, лет 12 ей в фильме было.
Александр Генис: Возраст нимфетки.
Борис Парамонов: Ничего похожего, у нее было ангелическое личико. Хотелось быть рядом с ней пионером, отнюдь не Гумбертом Гумбертом.
Александр Генис: Что-то не помнится она в последующем советском кино. Так и осталась она в статусе чайльд-стар?
Борис Парамонов: Да нет, сложнее было. Ее уже после войны начали снимать во взрослых ролях. Играла она девушку спортивного врача в пустой комедии «Центр нападения», это только я, ненормальный киноман, ее там помню. Но вот в другом фильме она всем запомнилась: «Каменный цветок» по сказке Бажова. Она выступала в паре с тогдашней восходящей звездой Владимиром Дружниковым, игравшим кузнеца Данилу. А еще была в том фильме Хозяйка Медной горы в исполнении прима-звезды советского кино Тамары Макаровой. Вот она, говорят, и порушила кинокарьеру Кати Деревщиковой, приревновав к ней своего мужа Сергея Герасимова: в их классе Катя училась во ВГИКе. Не пустили ее в кино, служила потом в Киевском театре русской драмы, одно время вместе с будущим гением Олегом Борисовым. Но я Катю Деревщикову запомнил навсегда. Она была эмблемой, лицом, как сейчас говорят, довоенного кино; можно сказать, довоенных советских лет.
Александр Генис: Мы-то сейчас знаем, Борис Михайлович, что эти довоенные годы были отнюдь не легкими, как бы не наоборот, - если последующие военные годы в воспоминаниях буквально всех современников воспринимались как облегчение по сравнению с довоенным террором.
Борис Парамонов: Тут, Александр Александрович, сложный вопрос возникает: об искусстве вообще, о советском искусстве в частности и в особенности о пресловутом социалистическом реализме. Есть такое понятие - эстетическая идеализация. Жизнь в рамке искусства никогда не бывает такой как в жизни, вот сама эта рамка соответствующий эффект производит. На экране достаточно снять солнечный день на московской улице, хоть летом, скажем, тридцать восьмого года, - и уже о Ежове как-то и не думается. Легким жанром можно заклясть проклятую реальность, создать эстетический эффект. И вы из Москвы времен большого террора попадаете в обычную московскую семью, собирающуюся на дачу. А на даче еще лучше, заборы, палисадники, птички щебечут. И движутся в кадре милые актрисы, Катя Деревщикова из рогатки парашютиста запускает. Буколика. Но ведь буколика и была одним из плодотворных выходов пресловутого социалистического реализма. Соцреализм возможен как искусство монументального плаката, гиперболическое, отнюдь не реалистическое искусство. Но возможен еще один его правомерный извод - вот именно буколика, намеренная идеализация, бесконфликтность как прием. И ведь даже в большой литературе такие номера удавались: возьмите «Фро» Андрея Платонова.
И вот тут следует сказать главное: одной из бесспорных удач советской литературы, социалистического реализма, если угодно, была детская литература, от которой заведомо не требовалось какого-либо реализма. А требовался некий ощущаемый романтический подъем, всякого рода путешествия и географические открытия. Вполне реалистически мотивированная героика - хотя бы и в малых размерах: вот как добрые дела Тимура и его команды на подмосковной даче.
Александр Генис: Мариэтта Чудакова об этом не раз писала - о советской детской литературе как о гуманистическом и героическом проекте, позволявшим не врать, не искажать действительность.
Борис Парамонов: Я тоже помню это ее выступление - статью в Литературной Газете. Она писала, что в детской литературе сохранились и приумножились такие черты литературные героев, как отвага и честь. По-моему, она даже сравнивала гайдаровского Тимура с Петром Гриневым из «Капитанской дочки».
Вот Гайдар и работал в этой чистой струе советской литературы. Он хороший писатель, без всяких скидок. «Судьба барабанщика», «Чук и Гек», тот же «Тимур» - хорошие книги.
Вообще же интересно, почему он выбрал для себя детскую литературу. Тут, понятное дело, он изживал свою кошмарную юность, когда ему в гражданской войне пришлось стать чем-то вроде красного кхмера. Вот эта травма не давала ему спокойно жить, и он в своих книгах сублимировал военное детство, делал из него благородную игру. И на новой войне пал одним из первых. Я люблю Гайдара, и книги его люблю, и потомство его, и внука Егора в особенности.
