Документальный проект "Признаки жизни" существует на Радио Свобода больше года. Шесть фильмов проекта, уже показанные в интернете, вошли в конкурсную программу "Артдоксеть". Это "Гетто против Кадырова" (авторы Зося Родкевич, Тимофей Усиков), "Я такая, какой меня нет" (Сергей Хазов-Кассиа, Петр Соловьев), "Как Свобода пришла в Россию" (Валентин Барышников), "Любовь с ограниченными возможностями" (Александр Кулыгин), "Огонь, иди за мной" (Инна Денисова), "Незримая жизнь" (Илья Кизиров, Петр Соловьев). Кроме того, впервые на суд зрителей будут представлены еще четыре работы проекта "Признаки жизни". Это фильмы "Караул. История кота-призрака" Андрея Киселева, "ККСО. Хороший способ занять лето" и "Хозяин оленей" Ксении Елян, "Ильин день" режиссеров Андрея Киселева и Елены Хоревой. Сразу же после показа фильмов состоится обсуждение, в котором примут участие и авторы, и зрители программы "Встречаем Свободу".

Современное документальное кино не может оставаться в стороне от новых веяний. Это касается как содержания – поиска актуальных тем и героев, так и новых способов съемки и "доставки" фильмов к тем, кто их смотрит. Один из авторов документального проекта "Срок" Александр Расторгуев в интервью Радио Свобода рассказал о своем видении современного документального кино:

– "Артдокфест" уже не первый год проходит при аншлагах. Так было в середине и в конце 80-х, когда документальные фильмы собирали полные залы. Но тогда закрытая страна становилась более открытой для мира. Чем можно объяснить сегодня такую популярность документального кино?

– Тогда интерес к документалистике был инспирирован вообще мировым интересом к России, который давал новые импульсы жизни. Тогда Россия делала документальное кино, которое заполонило все фестивали, открывало новые неизвестные темы. Как если бы мы сейчас увидели документальное кино из Северной Кореи, и это был не только Манский, но и еще местные авторы, это было бы интересно, конечно. Потом наступила усталость от однообразия. Потому что в основном это была публицистка, а не кино, и редкие шедевры Косаковского, Манского, они возглавляли довольно мутный поток.

Потом возник YouТube, и он изменил жизнь у нас даже больше, чем на Западе. На Западе его быстро адаптировали, и он стал инструментом в том числе и бизнеса, а здесь это была свободная зона самовыражения. Потом возникла новая волна кино, которая была основана на том, что авторы больше предъявляли уже себя, а не тему. Кто-то пытался называть это "новая искренность". Это были такие почти истерики авторские про личную судьбу. А потом телевизор стал фрахтовать этих авторов и возникло очень профессиональное телевизионное кино. Но как только после 2008 года наступила настоящая реакция, на мой взгляд, вообще во всех сферах жизни, и первым делом она закрыла СМИ, то единственной свободной зоной остались соцсети и никому не нужное документальное кино, потому что в глобальном смысле его влияние нулевое, его зрителя практически не было. Мы не смогли прокатать в Москве фильм о Немцове, который делали почти два года. Это очень достойный фильм, который сейчас идет по всей Европе. Здесь же мы не смогли найти прокатчика, залы, кинотеатры. Хотя у нас есть прокатное удостоверение. Это полная реакция во всех средствах доставки информации, которые могут влиять на настроение, на политические оценки и так далее. Поэтому документальное кино, как абсолютно свободное и абсолютно никому не нужный клочок бессмысленной территории, может позволить себе какие-то прямые высказывания. Именно этим объясняется сейчас интерес к нему. В абсолютно безродной, бессловесной стране есть пространство, откуда доносятся голоса о помощи, о смыслах, о трудных вопросах и так далее. На мой взгляд, сегодня это пространство ментального выживания нации. Если бы не было этой истории, мне кажется, просто перекисло бы все.

– Вы имеете в виду документальное кино или публицистику? Как любое другое искусство, кино должно обладать образным и смысловым рядом. Публицистика может просто констатировать факты, очень качественно, очень актуально, но не более того.

– Верно, и больших художников во всех средах мало. В документальном кино тоже настоящих художников мало. Но общегуманитарный интерес к судьбе какого-то конкретного человека и довольно разные судьбы, разные среды, откуда достаются герои, позволяют все-таки взглянуть внутрь каких-то страт. Ну, грубо говоря, история семьи, где типичная маленькая проблема – жизненное пространство. Живет дочка с мамой, у дочки трое детей, и вот они все там в двух комнатах, и жить им мешает только одно – рояль бабушки. А у бабушки это единственная радость в жизни – сесть и поиграть, потому что она когда-то играла в варьете. Вся их коллизия вокруг этого рояля. В итоге, понимая, что рояль мешает молодой жизни, бабушка решает его продать. Это история про простых людей, про взаимоотношения семьи, или это история про то, как вообще умирающее неумолимо освобождает пространство бесчувственному, и в этом витальность молодого, что оно не обязано плакать по поводу каждого упавшего волоска старости. Это прекрасная, трагическая, образная история, сделанная на таком простом материале. Тут, мне кажется, начался поиск, и идет он в первую очередь в области втягивания новых тем и типажей в это пространство. Это бытовые публицистические истории. И они вырастают до образных, художественных. Мне кажется, такие картины мира формируются сейчас.

– Раньше документальное кино было способом доставки информации – чуть дольше, чем газеты и телевидение, но чуть быстрее, чем игровое кино. Сейчас благодаря гаджетам, смартфонам, каждый сам себе, как минимум, оператор, а скорость доставки этой информации, снятой на мобильные телефоны, порой быстрее, чем способы доставки информации в газетах, журналах, на телевидении... Это новая реальность сегодня?

– Да, на "Артдокфесте" есть снятое на видеорегистратор очень хорошее кино "Дорога", есть фильм, снятый на мобильный телефон…

– Документальное кино теперь будет двигаться в эту сторону?

– Неминуемо. На мой взгляд, вообще, как формат кино уже довольно архаично. Потому что эти все гаджеты, они же предлагают, на самом деле, даже не способ доставки, а предлагают рассматривать документальный текст как проект. Не как результат какого-то долгого усилия, а как нечто строящееся перед твоими глазами. То есть они, условно говоря, тяготеют к такому онлайн-строительству. Мы попытались сделать проект "Реальность" – это такой большой документальный сериал, который каждый день или раз в неделю выкладывается. Там представлены разные сферы жизни, каждым человеком через себя пропущенные, снятые на мобильный телефон или на другие носители. И история там не в том, чтобы конкретный эпизод был громовым, хотя там были эпизоды, у которых было полтора миллиона просмотров, а смысл в том, чтобы из этих осколков собралась реальная картина мира, та самая, которая увидена не режиссером, а человеком, который живо участвует в жизни, подключен к ней. Мне кажется, если бы документальное кино шло в сторону формата документального проекта, там бы оно обрело какие-то новые формы, и возможности, и нового зрителя.

– Первый из советских фильмов, удостоенный премии "Оскар", был "Разгром немецких войск под Москвой" Варламова и Копалина. Раньше это называли хроникой – документом времени. Те фильмы, которые снимаются сейчас, в них может быть классное видео, даже редкое, и они могут через 10–20 лет быть таким же документом нашего времени. Но останутся ли они киноискусством, а не просто документом?

– Кино быстро устаревает, практически мгновенно. И через 20 лет остаться фильмом, который по-прежнему волнует, очень сложно, это только великим лентам под силу. Если от эпохи останется пять фильмов, слава богу. А в мире снимается в год там десятки, сотни тысяч фильмов. Поэтому ждать, что каждый останется памятником, невозможно. Вот мы сделали проект "Срок", этот фильм возник в результате довольно долгого сетевого существования большого количества авторов, которые были привлечены, и довольно близкого приближения к героям. Мы думали, что же будет в этом кино, кроме кадров 6 мая, которые, конечно же, будут хроникой, и у нас их раскупили все агентства, будет ли в этом кино какая-то общечеловеческая судьба? Мы решили, что, да, должна быть история революционной любви. Когда пройдет все, забудутся эти события, останется история любви двух людей из разных пространств, – сказал в беседе с Радио Свобода кинорежиссер Александр Расторгуев.