Житель Швейцарии приговорен к штрафу в размере 4 тысяч швейцарских франков по делу о защите чести и достоинства. Среди прочего ему вменен в вину "лайк", поставленный под публикацией в социальной сети "Фейсбук". Дело еще будет рассматриваться судом более высокой инстанции.
Сорокапятилетний мужчина, имя которого не называется, поставил "лайк" комментариям с обвинениями в расизме и антисемитизме в адрес главы ассоциации по защите животных Эрвина Кесслера. Кесслер подал в суд не только на авторов комментариев, но и на тех, кто поставил под ними "лайк", так как "лайк" делает публикацию видимой для большего числа пользователей. Согласно решению судьи Катарины Гервиг, "лайк" подразумевает одобрение публикации, и ответчик таким образом продемонстрировал, что он согласен с содержанием комментариев, признанных судом оскорбительными и порочащими честь и достоинство истца. Около двадцати лет назад сам Кесслер был осужден и приговорен к заключению после того, как публично сравнил ритуальный забой животных по еврейским традициям с преступлениями немецких нацистов. Но суд счел, что прошло слишком много времени, чтобы продолжат подозревать Кесслера в разжигании ненависти.
Можно ли говорить о том, что в Швейцарии вводится цензура в социальных сетях? Об этом размышляет заместитель председателя совета Калининградского регионального отделения Ассоциации юристов России Алексей Елаев:
– Осужден человек за то, что он поставил "лайк". Первое, что приходит в голову, что в интернете в Швейцарии установлена цензура. Вы согласны с такой постановкой вопроса?
Мы не можем делать вывод, что постановка "лайка" является выражением взглядов того или иного человека
– Нет, речь идет не о цензуре. В данном случае мы говорим о том, что ответчик признан виновным в клевете, которая выразилась как в каких-то активных действиях, так и в постановке "лайков" под теми или иными постами в "Фейсбуке". У "лайка" всегда двоякая природа. С одной стороны, вы выражаете поддержку либо одобрение, а с другой стороны, механика "Фейсбука" так устроена, что о том, что вы что-то "лайкнули", узнает большее количество ваших друзей, и пост у них в ленте поднимается на более высокий уровень. И тем самым фактически сейчас, с учетом техники, "лайк" – это способ продвижения той или иной информации. Хотя суд сказал, что это дополнительно еще и публичное одобрение того или иного дела. Но в целом частично с судом согласиться все-таки можно.
– Частично. А в чем вы не согласны?
– Я не согласен с тем, что, как сказано, "подстрекательское содержание записей", под которым поставлены "лайки", являлось выражением собственных взглядов пользователя. Мы не можем делать вывод о том, что постановка "лайка" является выражением взглядов того или иного человека, потому что мы не можем заглянуть человеку в голову. Но мы можем говорить о том, что постановкой "лайков" под тем или иным сообщением в социальной сети человек поддерживает данное сообщение и способствует его дальнейшему распространению, способствует повышению узнаваемости данного сообщения, повышению его рейтинга. Мы постепенно входим в информационное общество, когда мы все в социальных сетях, в социальном взаимодействии. И если вы где-то есть, то вы есть, а если вас нет, то вас нет. Как говорит политолог Екатерина Шульман, "эпоха "лайков" наступила", и все мы боремся за эти лайки, либо ставим лайки, и так далее. Это решение суда является очень важным, и было бы очень интересно узнать решение кантонального суда по этому вопросу.
– Насколько серьезна ответственность в этом деле самого "Фейсбука"? Обязан ли "Фейсбук", с вашей точки зрения, как юриста, информировать пользователей о том, что, скажем, постановка "лайка" может служить продвижению той или иной публикации?
Возбуждение ненависти и вражды доказуемо вне зависимости от того, каким способом оно размещается
– "Фейсбук", как и забор, – это лишь способ публичного продвижения той или иной информации. Вряд ли кто-то заводит себе аккаунт для своих каких-то внутренних, частных целей. Это публичная вещь, которая нужна для реализации людей во внешнем пространстве. И поэтому понятно, что владелец забора не должен предупреждать о том, что, написав на нем что-то оскорбительное, либо подписавшись под чем-то оскорбительным, написанным другим человеком, вы будете привлечены к тому или иному виду ответственности. Просто сейчас нам необходимо понимать, что в информационном обществе даже за действия, которые раньше казались какими-то частными, по мере того, как это становится все более публичным, мы должны будем нести вполне себе публичную ответственность. Правда, меня смущает... Условный срок – это понятно, штраф – это более-менее понятно, но то, что фактически можно приговаривать с каким-то реальным срокам за какие-то преступления в сети, тут уже необходимо спорить, необходимо думать. Но, с другой стороны, возбуждение ненависти и вражды доказуемо вне зависимости от того, каким способом оно размещается. Вопрос возникает и по поводу того, насколько соразмерно наказание "лайку"... Если бы речь шла исключительно о "лайках" в этом деле, тогда мы могли бы думать, сколько тысяч швейцарских франков стоит тот или иной "лайк". Но человека судили по совокупности, вместе с клеветой, тут сложно отделить наказание за "лайки" от наказания за клевету.
– Насколько важен тот факт, что речь идет о юридическом споре между двумя частными лицами, а не государство преследует того или иного человека за распространение порочащей информации?
– Спор между двумя частными лицами бывает гражданско-правовым, когда одно лицо требует от другого опровержения, а бывает публично-правовым, когда оклеветанное лицо требует от государства каким-то образом стигматизировать того или иного человека, привлечь его к ответственности, чтобы этот человек не продолжил совершать преступные деяния. Если, например, мы с вами подеремся, и меня, как виновника драки, помимо того, что вы взыщете гражданско-правовой ущерб, меня привлекут к публично-правовой ответственности в виде судимости, это будет способствовать понижению накала в обществе. Идет нормализация свободы слова в интернете. То есть мы привыкли, что у нас есть некие правила общения в газетах, правила общения на телевидении, и мы очень долго интернет относили к неким вот таким вот отдельным вещам. Но не надо забывать, что интернет – это разновидность забора... Просто есть забор, на котором пишут, и видят это пять человек, а есть забор, на котором пишут, и видят это миллионы. И поэтому здесь также должна быть своя культура поведения. Во многом она сформируется в ближайшие годы, в ближайшие десятилетия, потому что социальные сети из привилегии образованного класса стали массовым явлением. И поэтому постепенно в них будет формироваться та же самая речевая культура, та же культура общения, как во всех других публичных источниках информации. Дело швейцарского суда показывает: за то, что вы написали у себя на стене, которую увидят тысячи человек, и за то, что вы написали то же самое на стене своего дома, которую увидят сто человек, ответственность будет одинаковая.
Людям надо рассказывать о правах, о том, на что они имеют право, что они могут, чего они не могут, потому что мы живем в информационном обществе, и порой существуют очень большие суеверия по поводу юриспруденции. Мне процесс Усманова – Навального кажется весьма своеобразным в этой связи. Мы забыли про бремя доказывания по делам о диффамации. Если кто-то в отношении вас сказал те или иные слова, например сосед сказал, что вы бьете жену, то именно сосед должен доказать этот факт судье. То есть не вы должны доказывать, что никогда в жизни не били жену, а он должен доказать, что, когда он это говорил, у него были достаточные основания полагать, что вы бьете жену, и привести доказательства того, что вы били жену. Когда вы смотрите футбол, вы знаете, каковы правила игры в футбол, а вот когда вы наблюдаете за судебным процессом, и каждый комментатор говорит, что правила вот такие, все-таки надо разъяснять правила. А правила таковы, что Навальный должен доказать все то, что он сказал. Ведь это не уголовный процесс, когда надо доказать, что Навальный, когда что-то говорил, то явно знал, что это неправда. Это гражданское дело, когда гражданин требует опровержения, и лицо, которое что-то сказало, обязано доказать, что это было так. Такие дела рассматриваются, в отличие от западного правосудия, где таких процессов очень мало, потому что судопроизводство дорогое, в российских судах очень часто, десятками, ежедневно, то есть это очень наработанная практика, стандартная процедура. Тот, кто подает в суд, обязан доказать, что вы это распространили. Например, если вы написали что-то в "Фейсбуке", еще надо доказать, что это вы сделали. Но если сказали, что это сделали вы, либо есть иные доказательства, что вы пользовались этим "Фейсбуком", еще чем-то, тогда уже эта часть соблюдена, и уже дальше, если вы не отрицаете, что вы это говорили, вы обязаны доказать, что это было именно так. Это бремя доказывания по всем делам о защите чести и достоинства, – говорит Алексей Елаев.
