На Майдане пылают шины… Девушка провожает возлюбленного на фронт… В учебном лагере ползут по-пластунски добровольцы… Пленных российских военнослужащих заставляют скандировать "Путин х***ло"… Девушка отправляется в Славянск и другие районы, освобожденные от оккупантов… Иловайский котел: почти все добровольцы гибнут, выживает тот самый парень, с которым недавно прощалась его девушка Настя, но говорит о себе: "Это я погиб на войне".
На Одесском кинофестивале – документальный фильм "Война химер". Сняли его журналист Мария Старожицкая и ее дочь Настя. Мария была корреспондентом журнала "Огонек" в Украине, Настя – моделью, но они говорят, что это происходило в прошлой жизни, а новая жизнь началась с Майдана и знакомства с Лавром, который стал главным героем "Войны химер". Это фильм об украинцах, участниках революции достоинства, которые отправились на войну с Россией, фильм о добровольцах, погибших и выживших в иловайском котле, фильм о том, как тяжело жить сейчас тем, кто оказался свидетелями фронтовых зверств и смерти однополчан. Фильм, созданный его героями: на фронте снимали Лавр и его товарищи, в освобожденных районах Донбасса – Настя. Ее мать, Мария Старожицкая, написала об иловайских событиях пьесу "Котел", которая была поставлена в Киеве.
Разговор с режиссерами записан перед показом фильма на Одесском кинофестивале.
Мария: На Майдане мы познакомились с ребятами, была такая Михайловская сечь возле Михайловского собора. Когда Майдан победил, началось вторжение в Крым, был вопрос, куда ребятам идти добровольцами. Комбат собирал батальон "Донбасс". Я дала телефон, ребята позвонили, поехали в учебку в Петровцы.
Настя: Фильм снимался все это время, но слишком был долог в производстве. И в это время была написана и один раз поставлена пьеса к годовщине Иловайска.
До сих пор нет расследования иловайской трагедии, прокуратура не расставила точки над i
Мария: Пьеса не имеет отношения к фильму – это отдельная история. О таком фильме, как этот, мы вообще не думали, мы снимали то, что было на Майдане, как они пошли в Петровцы, наши ощущения в Киеве такими кусочками. Мы решили, что у нас такой жанр пэчворк, собираем все из кусочков. А пьеса посвящена самой истории выхода группы ребят из котла. К годовщине Иловайска очень нужно было, чтобы об этом говорили и помнили.
– А говорят ли, помнят ли? Если в России спросить прохожих, что произошло под Иловайском, большинство скажет, что никогда об этом не слышали, – хотя Россия участвовала в сражении. Для Украины это остается травмой, раной или уже забыто?
Они остаются с этим удивлением, что кого-то выбрала смерть, а кого-то нет. Остаются между мирами живых и погибших
Мария: Не забыто ни для кого из тех, кто связан с войной. До сих пор нет расследования иловайской трагедии, прокуратура не расставила точки над i. Важно напоминать о том, что произошло. Судьбы наших близких друзей связаны с Иловайском. Мы посвятили фильм памяти Вадима Антонова с позывным Самолет. Он ушел вместе с Лавром и с Эльфом с Михайловской сечи на фронт. Мы поддерживаем близкие отношения с его женой и дочерью. Очень важно для них, чтобы был этот фильм, чтобы о нем знали. Но нам хотелось сделать не фильм о судьбе батальона "Донбасс" или об иловайском котле, нам хотелось сделать универсальный фильм о войне, о том, что подобные события разрушительны.
Настя: Хотелось сделать абстрактную историю о войне, "сказку о любви и смерти". Хотя весь материал документальный.
Мария: Сами ребята говорят, что для них очень важен этот фильм. Они не видели фильмов о том, с чем они остаются, с этим удивлением, что кого-то выбрала смерть, а кого-то нет. Они остаются между мирами живых и погибших, в этом состоянии существуют до сих пор. Именно поэтому фильм подчеркивает важность того, что, собственно, мы попытались сделать. Для нас это тоже важно, потому что оно так и есть, как есть.
Настя: Мы с ними тоже попали между двумя мирами. Для этого и снимали фильм, чтобы понять, в каком мы мире, и чтобы другие поняли эту раздвоенность.
– Ваш герой Лавр, выживший, говорит, что сам погиб. Какова его судьба?
Настя: Сейчас Лавр ушел в Карпатские горы на несколько дней отдохнуть, а нам оставил на балконе огромное растение – лавр. Каждый день мы обтираем его листочки, знаем, что в таком случае с Лавром все хорошо. Завелись какие-то странные насекомые, щитовка, мы подумали, что теперь, может быть, Лавра снова настиг поствоенный синдром. Но в последнее время мы щитовку вывели, значит, с Лавром все хорошо.
Те, кто прошел войну, теперь спасают себя, вытягивают себя и строят для себя больницы
Мария: Лавр сейчас помогал строить в Карпатах в Ивано-Франковской области реабилитационный центр для тех, кто прошел войну. Вместе с двумя побратимами, друзьями по Майдану. Это по принципу анонимных алкоголиков: сами вытащились и помогаем другим.
Настя: Жуткая вещь, на самом деле, потому что получается, что те, кто прошел войну, теперь спасают себя, уже травмированных морально либо физически, или и морально, и физически, вытягивают себя и строят для себя больницы.
Мария: Не больницы – реабилитационные центры. Потому что общий язык они могут найти только с теми, кто точно так же видел войну, вот такая особенность у этих людей.
– Лавра можно назвать вашим соавтором, он снимал ведь сам.
Настя: И закадровый текст его, его слова.
Мария: Даже сам процесс начитки этого закадра требовал от него огромного психического напряжения, потому что в очередной раз переживать все это, проговаривая, тоже сложно. Он крутой, невероятный человек, у него поэтическая душа. Его рассказы о том, что лучше бы люди не воевали, а сажали леса и соревновались, кто больше лесов посадит... Он чувствует тех, кто погиб, что они на самом деле живы, на самом деле следят оттуда, что происходит с теми, кто здесь остался, с теми, кто должен построить эту новую страну, за которую они и отдали жизнь… Они посчитали войну продолжением Майдана совершенно искренне. Это невероятное чувство братства, всеобщего понимания, которое было на Майдане, всеобщей поддержки, они автоматически перенесли на боевые условия. Это и была эта трагедия добровольцев, которых сейчас потихонечку сменила кадровая армия.
Настя: Они же не слушались приказов, для них это было что-то новое. Они обсуждали каждый приказ, потому что на Майдане они привыкли…
Мария: …проводить вече казацкое, приходить к консенсусу все вместе.
– Многие участники добровольческих формирований сейчас чувствуют себя оставленными на произвол судьбы. Говорят, что власть не им принадлежит: они думали, что и станут новой Украиной, а оказалось, что не очень-то они и нужны...
Мария: Вы абсолютно правы, так они и говорят. Поэтому для них очень важно любое внимание к их судьбе. Нужно объяснить им, что на самом деле все еще не закончено, все еще может быть так, как они хотели. Объяснять совершенно искренне.
– А действительно может так быть?
Настя: Майдан собрался в один момент. В Украине ресурс огромен в этом плане.
Мария: Человеческий ресурс мы увидели и почувствовали очень полно. У нас фильм вырос из другого фильма – о ненависти людей к власти и власти к людям.
Настя: Мы возвращаемся в лето 2013 года, когда моей маме Марии Старожицкой приснился сон.
Когда химеры переполняются этой ненавистью, они оживают
Мария: Сон был следующим. В Киеве прекраснейший дом с химерами напротив администрации президента. Во сне эти львы, слоны, олени, жабы, носороги, дома с химерами с диким грохотом, с падающими камнями вырывались из этого здания и шли штурмовать администрацию президента, дом напротив. Вместе с химерами были люди. А происходило это все потому (во сне была такая информация), что бетон, из которого Городецкий сделал эти фигуры, накапливает ненависть. Ненависть людей к власти и власти к людям в воздухе в этом месте наиболее концентрированная. Когда химеры переполняются этой ненавистью, они оживают. Во сне это было сто лет. Когда я проснулась, нашла, что в 1913 году было закончено строительство. Мы придумали некий фильм, это была картина, которую рисовал художник, а его друг ходил по городу и встречал людей, у каждого из которых был свой личный протест против власти, но эти люди не понимали, что они не одни. Там был старик, с его поля богатые люди, олигархи, срезали чернозем, который кормил еще его деда, и перевезли на свой участок. Вот этот дед с косой приехал на участки правительственных дач вынюхивать по запаху упавшей листвы, где его земля. Человек, который сидел за чужое преступление по полученной судьей взятке, хочет восстановить справедливость. Таких персонажей герой искал на улицах и приводил художнику рисовать.
Они зашили флешку в резинку спортивных штанов, а потом передали в СБУ. Нам очень важно показать миру эти доказательства
В один прекрасный день мы выходим из метро "Крещатик" и слышим то же самое падение камней, которое мы придумали. Еще переглядывались: не наши ли химеры вырываются? Это штурм администрации президента, который был преддверием Майдана. Естественно, мы поняли, что жизнь каким-то образом опередила наши придумки про войну химер, мы просто решили уже идти за жизнью, не выдумывать художественных фильмов, а спускаться на Майдан, фиксировать его, снимая, как мы можем. Там, где наши съемки, – это наш фотоаппарат "Кэнон", вот мы так ходили и смотрели, пока не прибились к Михайловской сечи...
Настя: ...и познакомились с Лавром и его побратимами.
Мария: Был Майдан, ребята ушли сначала в учебку, потом на войну. Начало картины.
Настя: Ребята ушли где-то в мае 2014-го сначала в учебку, побыли недели три и в июне 2014-го отправились на фронт. Они отправились на фронт, и мы поехали. То же самое рассказано в фильме, когда у Лавра война, Настя перемещается по эху войны, по тем городам, из которых война уже ушла.
Мария: На поезде, который тогда назывался Киев – Донецк, там у нас дата 19 августа, что мы едем. В начале кадры учебки, тоже нами снятые кадры, разведрота тренируется. Эти ребята, разведрота Лавра, погибли от выстрела танка, от прямого попадания. Он перечисляет всех тех, кто погиб. Когда людей снимаешь, три дня с утра до вечера с ними, а потом они погибают, вы понимаете, что мы тоже повязаны на Иловайске.
Настя: В начале в сцене с детскими рисунками практически всех, кто там на экране, нет в живых. Прямое попадание танка.
– А сцену с российскими пленными снимал Лавр?
Настя: Это его побратим, Максим, позывной Лекс, и Алексей Фокин, его позывной Заноза. Они оказались в плену. Им удалось эту флешку спрятать.
Мария: Сто дней они были в плену. Они зашили флешку в резинку спортивных штанов, а потом передали в СБУ. Нам очень важно показать миру эти доказательства. Когда в машине выезд по зеленому коридору – это нам передали видео, снятое телевизионной группой Вячеслава Шапошникова. Там говорится, что у нас в колонне русские пленные, а они все равно по нам стреляют. Наличие русских пленных в колонне было какой-то иллюзорной гарантией защиты, но все равно колонну расстреляли: никто не мог подумать, что России не нужны их пленные.
– Лавр говорит в вашем фильме, что никто не хочет знать правды. Вы, изучая эту историю, узнали правду?
Мария: Мы не ставили себе цели доискаться до правды. Мы имеем право передавать только наши ощущения. Мы постарались передать только ощущения парня, который попал на войну, девушки, которая проводила туда парня и которой очень интересно, что же такое война. Настя потащила Лавра на войну второй раз, ей было интересно почувствовать, что это такое.
Настя: Настя едет к Лавру, но не успевает доехать, потому что начинается окружение, которое заканчивается зеленым коридором, а точнее расстрелом колонны. Она его тянет на войну, потому что хочет приблизиться к нему, ей кажется, что она что-то не успела понять, и если поедет с ним на войну, то станет к нему ближе, наконец-то они станут в чем-то одинаковыми. Оказывается, ему не нужно возвращаться, он остался в той войне. Но в ту войну никак уже не вернешься.
Мария: Это одна из сотен тысяч локальных историй о войне. У каждого сейчас какая-то своя война, а мы попытались рассказать свою историю.
– У батальона "Донбасс" сложная репутация, все эти дела с Семеном Семенченко... Были публикации о насилии по отношению к мирному населению, о мародерстве... Что вы об этом думаете?
Мария: У нас нет нигде ни слова о батальоне "Донбасс". Все, кто в курсе, узнают в сцене ранения, что это Семен Семенченко, но мы не называем его фамилии. Это некий абстрактный комбат некоей абстрактной войны. Это художественная история на документальном материале, а не боевой путь батальона "Донбасс".
Настя: Было по-разному. Наши знакомые ни в чем подобном участия не принимали. Какие-то подобные вещи они тоже видели и фиксировали.
Мария: Мы ни в коем случае не можем отвечать за батальон, тем более за комбата, к которому отношение даже наших знакомых неоднозначное.
Настя: Журналисты, естественно, спрашивали: вот, в вашем фильме Семен Семенченко. Я все время отвечала, что нет, Семен Семенченко тут играет только роль некоего комбата главного героя. Тут есть Лавр, герой фильма, и есть человек, который играет комбата, которого ранят, и это по драматургии фильма является неким началом конца, ведущим к расстрелу колонны и к тому, что герою приходится потом выходить из окружения. А по поводу мародерства мы тоже знаем примерно то же, что и вы.
– Вы ездили на эти территории, общались с людьми. Какое у вас впечатление от того, что там происходит?
Настя: У них все понамешано в голове, такая каша...
Мария: Там действительно полностью российское информационное пространство. С детьми никто не говорит о том, что происходит, полная каша в головах. У одних родственники там, у других родственники там.
Настя: Жуткие истории, когда мама с одной стороны, папа с другой стороны, а ребенок бегает от блокпоста к блокпосту.
Мария: Есть дети, которые ходят в школу через линию разграничения.
Они с Майдана пошли на фронт, подумав, что это одно и то же
Настя: Как режиссеры мы можем говорить только о войне 2014 года, это была добровольческая война. Сейчас это уже контракт, это уже армия. Тогда это были добровольцы, которые ушли с чувством Майдана, ребята, которые продолжали Майдан. Они с Майдана пошли на фронт, подумав, что это одно и то же.
Мария: Первая сборка фильма была почти четыре часа.
Настя: У нас великий режиссер монтажа Николай Базаркин. Мы монтировали фильм с марта 2016-го по март 2017-го, из четырех с половиной часов это все уменьшилось до 94 минут.
Мария: Нам очень жалко любого выброшенного кусочка, поэтому о них расскажем. На "Республика мост" в Песках – там землянки, работает телевизор, телевизор ловит только "Новости Новороссии". Мы сидим там, потому что объявлено перемирие, нам запрещено отвечать, к нам все время прилетает, поэтому мы там прячемся. И хорошо поставленным голосом диктор рассказывает, что в прекрасное пасхальное утро украинцы обстреливают мирные города, стремясь разрушить все, что только они могут разрушить. Это они делают в день Пасхи, а что же они сделают 1 мая? А на День защиты детей они вообще изничтожат все полностью, куда дотянутся. При этом к нам стреляют оттуда. Полностью вывернутые новости.
Настя: Мы четко понимаем, что стреляют по нам, мы это видим, а телевизор нам рассказывает, что стреляем мы.
Мария: Мы ловим в машине "Радио России", там нам рассказывают, что, оказывается, Ельцин понял, что самое страшное, что он сделал, – это разрушил Советский Союз и перед смертью завещал Путину восстановить Советский Союз. Путин теперь любой ценой это сделает, потому что ему завещано, он для этого не пожалеет ничего. Я понимаю, что если это все вкладывается в головы местных жителей с упоминанием, как было прекрасно в Советском Союзе, то это не просто ужас, а караул. Спасайтесь немедленно!
