Зощенко и классическая музыка. Многим эта тема покажется неожиданной. Только не тем, кто хорошо знает и чувствует Зощенко. Во-первых, он дружил с Шостаковичем. Во-вторых, среди героев Зощенко довольно много музыкантов. Вот, например, Аполлон Перепенчук из повести «Аполлон и Тамара»: «тапер, музыкант и свободный художник».

Дмитрий Шостакович в юности тоже работал тапером, но не на балах, как Аполлон Перепенчук, а в кинематографе, в петроградском кинотеатре под названием «Светлая лента». Работу эту он ненавидел и, так же как Аполлон, избегал женского общества. Женобоязнью, социопатией страдал и сам Зощенко.

Аполлон Перепенчук – автор вальса «Нахлынувшие на меня мечты», который он с успехом исполнял в Купеческом собрании. Дмитрий Шостакович сочинил за свою жизнь много вальсов. Один из первых написан в 1934 году. Это часть «Джазовой сюиты номер 1».

К Шостаковичу мы еще вернемся, а сейчас вспомним еще одного музыканта Михаила Зощенко. Это Борис Иванович Котофеев из повести «Страшная ночь». Его инструмент – треугольник. Зощенко пишет об этой специальности иронически, притворяется малограмотным дилетантом:

Читателю, наверное, приходилось видеть в самой глубине оркестра вправо - сутулого какого-нибудь человека с несколько отвисшей челюстью перед небольшим железным треугольником. Человек этот меланхолически позвякивает в свой нехитрый инструмент в нужных местах. Обычно дирижер подмигивает для этой цели правым глазом.

Интрига повести заключается в том, что Котофеев встречает бывшего учителя чистописания Кушакова. Должности своей он лишился, потому что в школе отменили этот предмет.

- Что ж, - сказал учитель, снова без нужды усмехаясь, - так и все в нашей жизни меняется. Сегодня, скажем, отменили чистописание, завтра рисование, а там, глядишь, и до вас достукаются.
- Ну, уж вы того, - сказал Котофеев, слегка задохнувшись. - Как же до меня-то могут достукаться... Если я в искусстве... Если я на треугольнике играю.
- Ну и что ж, - сказал учитель презрительно, - наука и техника нынче движется вперед. Вот изобретут вам электрический этот самый инструмент - и крышка... И достукались...

Борис Иванович посмотрел на свою жену и меланхолическим голосом вдруг сказал:
- А что, Луша, а вдруг да и вправду изобретут с электричеством... Треугольник то-есть. Скажем, кнопочка небольшая на пюпитре... Дирижер пальцем ткнет, и оно звонит...

На самом деле музыкальный треугольник – инструмент очень даже хитрый, и никакое электричество живого исполнителя не заменит. Это стальной прут, согнутый в форме равнобедренного треугольника с одним незамкнутым углом. Музыкант держит его подвешенным на жильной струне и ударяет по нему специальной стальной палочкой. Удары по разным сторонам треугольника дают звук разной громкости и тембра. На треугольнике можно исполнять тремоло, то есть поочередно быстро ударять по противоположным граням. Если провести палочкой по внешней стороне треугольника, получится глиссандо – плавное скольжение от одного звука к другому. Можно, наконец, заглушить звон рукой. А иногда музыкант подвешивает треугольник к пульту и играет на нем двумя руками.Какая уж тут кнопочка на пюпитре!

Чтобы продемонстрировать возможности треугольника, я выбрал часть третью Первого концерта Листа для фортепиано с оркестром. Российский Национальный оркестр, дирижер Александр Сладковский, партия фортепиано – Денис Мацуев, соло на треугольнике - Илья Мелихов. Запись 2006 года.

Я сказал во-первых и во-вторых, а теперь скажу в-третьих. В-третьих, по рассказам Зощенко написано четыре оперы. Четыре. Столько же, сколько по Достоевскому. Одна из них – это всем известная «Аристократка».

​

Я, братцы мои, не люблю баб, которые в шляпках. Ежели баба в шляпке, ежели чулочки на ней фильдекосовые, или мопсик у ней на руках, или зуб золотой, то такая аристократка мне и не баба вовсе, а гладкое место.

Опера Вячеслава Круглика «Спекулянтка» написана по рассказу Зощенко «Не надо спекулировать». Это про вдову зубного врача, которая захотела второй раз выйти замуж.

Вот, значит, помер у ней муж. Она сначала, навер­ное, легко отнеслась к этому событию. А-а, думает, ерунда. А после видит — нет, далеко не ерунда,— же­нихи по свету не бегают пачками.

Дама рассказывает о своей печали молочнице. И та берется за пять червонцев найти ей подходящего интеллигентного мужчину. Романс страдающей от одиночества вдовы. Ее партию поет Екатерина Сергеева. Либретто Веры Куприяновой. Оркестр Мариинского театра, дирижер - Арсений Шупляков.

Кроме собственного мужа, у молочницы никаких других мужчин на примете нет.

И вот приходит она домой и говорит своему су­пругу.

— Вот, мол, Николаша, чего получается. Можно, говорит, рублей пятьдесят схватить так себе, здорово живешь, без особых хлопот.

И, значит, рассказывает ему всю суть дела. Мол, чего, если она нарочно познакомит его с этой разбога­тевшей врачихой, а та сдуру возьмет да и отсыплет ей пять червонцев.

— И,— говорит,— в крайнем случае, если она бу­дет настаивать, можно и записаться. В настоящее вре­мя это не составляет труда. Сегодня ты распишешься, а завтра или там послезавтра — обратный ход.

Так они и сделали. Но муж возвращаться к молочнице не пожелал.

- Я,— говорит,— с этим врачом жить останусь. Мне тут как-то интерес­ней получается.

Есть еще у Зощенко повесть «О чем пел соловей». Ее герой Былинкин влюбился и стал сочинять стихи. Их не напечатали как «несозвучные эпохе», но одно из них автор цитирует:

Девизом сердца своего,
Любовь прогрессом называл
И только образ твоего
Изящного лица внимал.

* * *

Ах, Лиза, это я
Сгорел, как пепел от огня
Тому подобного знакомства.

А ведь это очень похоже на вирши капитана Лебядкина из «Бесов», которого считали своим учителем и предшественником Николай Заболоцкий и другие русские поэты-обэриуты. ​

Этой поэзией очень интересовался Шостакович. В Зощенко он видел родственную душу, они часами говорили наедине, и только одно огорчало Шостаковича – что Зощенко не умел играть в карты. Сам Шостакович был отчаянным картежником. У них были некоторые общие, по выражению Шостаковича, «задумки», но никаких произведений на тексты Зощенко Шостакович не сочинил – зато сочинил на тексты Лебядкина.

​Этот вокальный цикл написан в 1974 году. Через три месяца после его премьеры Шостакович умер.

Мысль о том, что его треугольник могут отменить так же, как отменили чистописание, потрясла Бориса Ивановича Котофеева настолько, что у него помутился рассудок. За ним, как за помешанным, гонится толпа. Котофеев вбегает в церковь, карабкается на колокольню и ударяет в колокола. Маэстро ударных инструментов исполнил свою главную партию.

Финал повести в некотором роде жизнеутверждающий:

В тот же вечер Борис Иванович, как и всегда, в чистом опрятном сюртуке сидел в глубине оркестра и меланхолически позвякивал в свой треугольник.

Был Борис Иванович, как и всегда, чистый и причесанный, и ничего в нем не говорило о том, какую страшную ночь он прожил.

И только две глубокие морщины от носа к губам легли на его лице...
Но все перемелется - мука будет.
Борис Иванович Котофеев жить еще будет долго.
Он, дорогой читатель, и нас с тобой переживет. Будьте покойны.

Далее в программе «Поверх барьеров»:

«Наши современники».

Деревенские старухи о том и этом свете.

«Родной язык» с киевской, в прошлом московской журналисткой Викторией Федориной:

– Первое впечатление – поверхностное, бытовое, что украинский – это неправильный русский, или слишком молодой и плохо сделанный русский. За этой поверхностью – глубины многослойные: и языка, и его ткани, и жизнь языка, и главное – носители языка и поэзии. Она ещё не вся открыта, к счастью. Её ещё предстоит изучать. Украинцы были в вечных аутсайдерах. С одной стороны, язык, мы тебя любим, язык младшего брата, с другой стороны, постройтесь, пожалуйста: тут все говорят по-русски.

«Красное сухое» с писателем Андреем Курковым.