Александр Генис: В сегодняшнем выпуске “Кинообозрения” мы с его ведущим Андреем Загданским беседуем о проходящем в эти дни Нью-Йоркском кинофестивале.
Андрей, прежде, чем рассказать об открытии 55 Нью-Йоркского кинофестиваля, с которого вы только что пришли, я хотел бы предпослать нашему разговору короткий исторический очерк. Объясните, чем Нью-Йоркский кинофестиваль отличается от всех остальных, знатоком которых вы являетесь?
Андрей Загданский: Знатоком — это сильно сказано. Но Нью-Йоркский кинофестиваль действительно радикально не похож на другие фестивали. Начнем с того, что это фестиваль без жюри, здесь не вручают призы, здесь нет наград, здесь нет почетных дипломов, здесь нет ничего того, что является украшением и главной приманкой знаменитых кинофестивалей — конкурентного конкурса.
Александр Генис: Насколько я понимаю, честь открыть кинофестиваля и есть главный приз. Тот фильм, который открывает кинофестиваль, считается наиболее привилегированным.
Андрей Загданский: Можно считать и так. Хотя на любом фестивале открывать кинофестиваль — почетная позиция для фильма. Суть НЙ фестиваля в возможности представить нью-йоркской публике и американской публике новые фильмы.
Александр Генис: Это должна быть премьера фильма в Америке.
Андрей Загданский: Да. Важно дать возможность дистрибьюторам найти свою свадьбу, найти свои фильмы, которые они хотели или считают, что могут распространить на американском рынке. Вторым важным обстоятельством является то, что все фильмы получают прессу, о всех фильмах пишутся обозрение в «Нью-Йорк Таймс», в ведущих американских изданиях.
Александр Генис: Любопытно, что первый фильм, который был показан на кинофестивале (это было 55 лет назад, сейчас как раз юбилей) «Ангел-истребитель» Бунюэля . Хорошее начало.
Андрей Загданский: «Ангел-истребитель» замечательная картина, я ее очень люблю, много раз смотрел.
Фестиваль родился из киноклуба, который создал замечательный человек, тончайший знаток кино, австрийский еврей, беженец из Европы Амос Вогель. Он автор выдающейся книги «Кино как бунтарское искусство». Потом фестиваль возглавлял многие годы, 25 лет, Ричард Пенья, он возглавлял кинообщество Линкольн-Центра и заодно курировали фестиваль. Потом Ричард ушел, это было 4-5 лет назад.
Александр Генис: Надо его вспомнить хотя бы двумя словами. Когда вы меня познакомили с ним, он на меня произвел грандиозное впечатление. Во-первых, он просто обаятельный человек. Во-вторых, он знает о кино все, и знает интимно. О ком бы мы ни заговаривали, а мы, естественно, начали наш разговор с русских кинематографистов, выяснялось, что все они его друзья, о каждом он знает какую-нибудь забавную или трогательную историю. Тарковский у него «О, Тарковский!». Кира Муратова - «Кира Муратова! Я так ее люблю». И за этим следует замечательный анекдот. Но я понял, что это он со мной разговаривает о русском кино, а если бы вместо меня сидел японец или араб, то он точно так же разговаривал о японском или арабском кино. Он знает абсолютно все.
Андрей Загданский: Я был свидетелем того, как Ричард разговаривал с женщиной-кинематографистом из Ирана, и скорость, с которой он сыпал довольно сложные для американского произношения иранские имена и фамилии, была совершенно поразительная. Он действительно знает все, он похож на шахматиста, который помнит все партии. Кинематографисты, в частности, иранские, к нему относились с огромным уважением. Неслучайно, когда Ричард заканчивал свою карьеру как глава кино Линкольн-Ценра, Аббас Киаростами, к сожалению, уже покойный, приехал для того, чтобы представить свой фильм вместе с Ричардом нью-йоркской аудитории. Это было последнее появление Киаростами на публике в Нью-Йорке.
Сейчас кинообщество возглавляет Кен Джонс, помимо того, что он куратор, он сам кинематографист. Сделал замечательный фильм, о котором мы с вами говорили: «Трюффо — Хичкок».
Александр Генис: Да, замечательный диалог.
Андрей Загданский: Это документальный фильм, который сделан из самого счастливого для кинематографа материала. Потому что в распоряжении автора фильма были фрагменты фильмов Хичкока и фрагменты фильмов Трюффо, фотографии и записи разговора между Трюффо и Хичкоком.
Александр Генис: Двумя гениями кино.
Андрей Загданский: Они 50 часов разговаривали о кино.
Александр Генис: Я давным давно читал эту книгу, все эти записи разговоров. Это был лучший компендиум творчества Хичкока, который позволяет рассмотреть его канон в перспективе.
Андрей Загданский: Это вообще одна из самых замечательных прагматических книг по кинематографу: как делать фильм, как его складывать.
Александр Генис: Андрей, Нью-Йоркский кинофестиваль — примета нью-йоркской осени. Мне кажется, невозможно представить себе Нью-Йорк без этого фестиваля. Я его посещал много-много лет. Наверное, больше трети века назад я начал ходить на премьеры фестиваля, и за это время накопилось столько воспоминаний, столько интересных встреч, столько интересных разговоров, столько анекдотов, связанных с Нью-Йоркским фестивалем. Для меня, например, это была встреча с Параджановым, который первый раз приехал в Америку, где его ждали как бога. Это не преувеличение, потому что у Параджанова репутация в Америке была гораздо выше, чем, скажем, у русского кино в целом, потому что Параджанов отдельно, а российское кино отдельно.
Андрей Загданский: Параджанов, Тарковский и все остальное.
Александр Генис: Может быть и так. Но Параджанов был больше, чем Тарковский, у него были гораздо более влиятельные поклонники. И все они набились в зал. Выступление Параджанова началось со зверского faux pas. он сказал, что, приехав в Америку, он хочет сделать подарок самой любимой женщине в своей жизни. Он приготовил для нее коллаж и букет цветов купил. Весь зал встал, чтобы похлопать любимой женщине Параджанова. И тут выяснилось, что эта женщина - Нэнси Рейган, жена президента Рональда Рейгана, которого ненавидели все нью-йоркские либералы. А как легко догадаться, в этом зале были только нью-йоркские либералы. Нельзя было представить более неудачного дебюта.
Андрей Загданский: Простили, все простили.
Александр Генис: Простили всё. И когда он показал своего «Ашик-Кериба», зал принимал его, как всегда, с восторгом.
Но это не единственный человек, которого я видел в странной позиции. Другим был Марчелло Мастроянни, который, по-моему, он был выпивший и небрит. Марчелло Мастроянни — это же другой бог, правда? Особенно среди женщин. Потому что женская часть журналистов в аудитории на него смотрели и визжали от восторга. Одна из них ему задала вопрос: почему вы всегда играете слабых мужчин? На что Мастроянни, ответил:
- А вам нравятся сильные мужчины?
- Нет-нет, мне нравитесь вы.
Когда Мастроянни спросили: что бы вы хотели сыграть, какая роль вашей мечты? Он сказал: «Я всегда мечтал сыграть Обломова». Тут уже вскочил я, потому что представить себе не мог, что, во-первых, он читал «Обломова», а во-вторых, что он собирается играть.
- А как вы представляете себе эту роль? - спросил я его.
- Сибирь, избушка, - мечтательно сказал он, - внутри сидит Обломов, вокруг волки. И вдруг в дверь входит Сахаров...
Андрей Загданский: Прекрасно. Видите, вам запомнилось на всю жизнь.
Александр Генис: Третим таким человеком, который мне страшно понравился, был Джим Джармуш.
Андрей Загданский: Это наш человек, нью-йоркский.
Александр Генис: Он рассказал о своем разговоре с де Лаурентисом, знаменитым продюсером из Голливуда. После первых успехов Джим Джармуш был приглашен в Голливуд, чтобы поговорить с важным человеком из кино. Джармуш сказал: “У Лаурентиса был письменный стол больше, чем моя квартира”.
- Когда вы будете снимать настоящее кино? - Лаурентис его спросил.
- Когда вы будете снимать настоящее кино?, - спросил его Джармуш.
Так они и не сговорились. Так что у меня есть, что вспомнить о фестивале. А у вас?
Андрей Загданский: Вам повезло, вы видели Параджанова, который так триумфально приехал в Америку. Давайте не будем забывать, что он приехал после того, как его освободили из тюрьмы, и все это имело колоссальное значение.
Александр Генис: Я помню, шапку нью-йоркской газеты: «Параджанов на свободе».
Андрей Загданский: Больше всего я помню мгновения кинематографические. Я помню, как я смотрел там Киаростами “Сертифицированную копию”, “Копия верна” в русском прокате, помню магический поворот, когда ты забываешь себя, а фильм уходит совершенно в другую сторону...
Александр Генис: Киаростами тоже очень любят в Нью-Йорке. Ведь — это город синефилов, здесь понимают кино. Однажды Киаростами выступал в Нью-Йорке и произнес очень интересную фразу: «Я знаю, что на моих фильмах многие могут уснуть, но они проснутся ночью». Самоуверенная фраза, но верная. В его фильмах есть какая-то щемящая нота, которую я не знаю, как назвать. Например, «Вкус вишни», я никогда не могу понять, почему я не могу забыть этот фильм, который видел много лет назад.
Во всем этом виновата магия фестиваля, который собирает интересные фильмы и экзотические фильмы со всех стран мира. Но вот в русской «Википедии», с обидой написано про Нью-Йоркский фестиваль всего два предложения, второе - о том, что этот фестиваль обходит вниманием русское кино. Это так?
Андрей Загданский: Это, мне кажется, неверно. Я, скажем, помню фильм Андрея Хржановского о Бродском «Полторы комнаты», где играл Юрский, где были задействованы смешенные техники, там была и анимация, и игровое кино, и фрагменты документального фильма. Фильм, пользовался большой популярностью в России. В Нью-Йорке он прошел, признаюсь, совершенно незамеченным. Был фильм режиссера Алексея Федорченко “Овсянки”, он тоже был показан на кинофестивале. Были фильмы Сокурова, которые я видел здесь. Так что слухи о том, что фестиваль игнорируют русское кино, мне кажется, сильно преувеличены.
Александр Генис: Я в этом не сомневался.
Андрей Загданский: Есть другая проблема, о которой многие говорят: фестиваль не открывает новые имена. Премьеры мировые переместились в Торонто.
Александр Генис: Который стал главным фестивалем Западного полушария.
Андрей Загданский: В Северной Америке уж точно. Премьеры мировые проходят в Каннах, в Венеции, в Сан-Себастьяне, в Локарно. Таким образом фестиваль в Нью-Йорке собирает самые яркие фильмы, которые уже прошли в Торонто чуть раньше осенью, в Венеции летом, Канны весной, и эти все фильмы оказываются в конечном итоге в Нью-Йорке. Но здесь и своя логика чисто американская, она заключается в том, что американский кинорынок потенциально так привлекателен для продюсеров и дистрибьюторов, что всем имеет смысл показать фильм в Нью-Йорке — и это самое главное.
Александр Генис: Ну а теперь, когда мы объяснили, чем этот фестиваль замечателен, давайте расскажем о том, как он открылся в этом году.
Андрей Загданский: На этот раз фестиваль открылся фильмом Ричарда Линклейтера. Он до этого снял фильм, о котором мы уже говорили - «Отрочество». Фильм был номинирован на «Оскар». Мне картина очень понравилась, и не только мне, у нее были замечательные отзывы, она многим нравится. И вот его новый фильм.
Александр Генис: Тут надо, наверное, добавить, что его считают одним из лидером независимого кино.
Андрей Загданский: Степень независимости автора измеряется тем, до какой степени он контролирует последнюю монтажную версию фильма, до какой степени он хозяин того, что будет на экране. Например, существует точка зрения, я не буду вникать в детали, согласно которой Квентин Тарантино не может считаться независимым режиссером, в отличие от того же Джармуша, потому что Тарантино не контролирует полностью свой фильм.
Но вернемся к Линклейтеру.
Александр Генис: Кстати, он сказал, что всегда будет свободен, потому что его фильмы дешевые.
Андрей Загданский: И эта картина относительно недорогая, главная часть бюджета — три актера. В фильме снимаются три совершенно замечательных исполнителя. Фильм называется по-английски “Last flag flying”,по-русски перевели, немножко неуклюже «Последний взмах флага», но по сути абсолютно правильно - последнее движение флага, который поднимают в честь павшего воина. В фильме играют три звезды американского кино — это Брайан Крэнстон, которого знают абсолютно во всем мире по сериалу Breaking Bad, это Стив Карелл, которого тоже, наверное, знают все, и Лоуренс Фишборн. Вот эти три актера и держат фильм — ведь это чисто актерский ансамблевый фильм. Поскольку главного героя нет, то в основе - баланс между тремя персонажами.
Александр Генис: Что же происходит?
Андрей Загданский: У одного из героев, которого играет Стив Карелл, погибает сын в Ираке. Его должны похоронить на знаменитом военном кладбище в Арлингтоне. Отец зовет двух своих друзей, с которыми он воевал во Вьетнаме 30 лет тому назад, чтобы они помогли ему похоронить сына так, как он хочет.
Фильм начинается и движется как критическая параллель между двумя войнами - войной в Ираке и войной во Вьетнаме. До какой-то степени бессмысленна была первая? До какой-то степени бессмысленна вторая? До какой степени бессмысленны жертвы, принесенные во время обеих войн.
Александр Генис: То есть это - рифма между двумя спорными войнами.
Андрей Загданский: Но при этом есть дух товарищества, дух самых мужских воспоминаний - о посещении публичных домов, об экзотических женщинах во Вьетнаме, о выпитом там пиве и прочих глупостях, которые связаны с пребыванием мужчин на войне. Но не только глупостями, но и ужасами, связанными с войной.
Тут все очень хорошо играют. Фильм движется правильно, соединяя многими стежками, многими смысловыми опорными точками две войны. Но заканчивается фильм к моему абсолютному удивлению фальшивой псевдопатриотической сценой, очень слабо мотивированной и абсолютно слащавой. Было такое ощущение, что у меня отобрали фильм, который мне начинал нравиться. Я ушел, честно говоря, очень разочарованным. Если в нем остались независимые собственные мысли, то они полностью стерты финалом фильма. Вот мое, к сожалению, не очень восторженное впечатление от картины, открывшей фестиваль.
Александр Генис: Вообще такое в американском кино бывает. Например, фильм «Спасая рядового Райана» Спилберга, который я считаю вершиной батального искусства, заканчивается на необычайно слащавой ноте. Знаете, она настолько противоречит всему, что мы видели до этого, что я подумал: наверное, я не понимаю каких-то вещей, связанных с американцами и войной, может быть мне это просто недоступно.
Сам режиссер Линклейтер сказал, что это фильм о о памяти: как человек строит свою наррацию. У каждого из нас есть своя история, которую мы сами себе рассказываем, и она не имеет отношения к действительности, вернее, имеет, но косвенное, она - странная, как любой роман.
Интересно, что перед открытием кинофестиваля Линклейтер дал интервью. Это самое оптимистическое интервью режиссера, которое я когда-либо слышал. Его спросили: не думаете ли вы, что умирает кино? Этот вопрос задают сейчас всем, потому что все время что-нибудь умирает: умирают газеты, умирают журналы, умирают книги, умирают читатели, зрители, фильмы. Но он сказал так: «Когда кино придумали, то все решили, что это аттракцион, который показывали на ярмарках. Раз аттракцион, то сколько он протянется: ну два года, ну, допустим, три, самые отчаянные считали, что на пять лет хватит. Кино, однако, существует до сих пор...”.