Ссылки для упрощенного доступа

Настоящее неделимо


Феликс Светов, 1981 г. Фото Игоря Пальмина
Феликс Светов, 1981 г. Фото Игоря Пальмина

28 ноября писателю и правозащитнику Феликсу Светову исполнилось бы 90 лет. К этой дате приурочен выход книги неопубликованных текстов писателя.

"Те, кто эту книгу собирал, очень любили его и скучают, хотя прошло уже 15 лет со дня его смерти", – пишет в предисловии к книге Феликса Светова его внук, главный редактор образовательного проекта "Арзамас" Филипп Дзядко:

– Я здесь выступаю в качестве двух заинтересованных лиц. Во-первых, я очень люблю этого писателя как читатель. Мне нравится книга "Тюрьма". Мне очень нравится "Опыт биографии", мне нравятся рассказы Светова 90-х годов. Они какие-то совсем другие. Это другой писатель и в то же время тот же самый. Он говорит о каких-то важнейших вещах, меня страшно задевающих, очень простым и тонким образом. Во-вторых, это родной для меня человек. Это мой друг. Мы успели с ним подружиться прежде, чем он умер. Наверное, где-то полтора года мы довольно тесно общались и говорили про всякие важные вещи. Поэтому я чувствую свой долг. Это слишком громкое слово "долг", его мой дед вряд ли бы одобрил… Мне кажется важным рассказать как можно большему числу людей о том, что такой был писатель, и он вам тоже нужен, так же как и мне.

– Наверное, в детстве сложно оценить масштаб личности близкого человека. В каком возрасте вы начали осознавать, что вы внук писателя и известного диссидента?

– Вы знаете, дедушка был человеком, который никогда не заносился, по крайней мере, когда со мной общался. Он очень быстро сокращал дистанцию, неважно, сколько тебе было лет. Какое-то количество моих близких товарищей, совсем такие же лопухи как я, студенты, с ним запросто общались, переходили на "ты" после первой встречи. С ним было очень легко разговаривать. По большому счету, я понял, каким он был человеком, на следующий день после его смерти. Есть такой подлый закон нашей жизни: смерть делает что-то и с тобой тоже. У тебя открываются глаза, наконец. Я думаю, что это случилось именно тогда. А масштаб его как писателя я осознал в тот момент, когда я читал всю ночь книгу "Тюрьма". Очень хорошо это помню, я подумал: ну, ничего себе! Мой дедушка большой писатель, пойду с ним про это поговорю. По счастью, в 5 часов утра я ему звонить не стал.

– Если бы сейчас случилось чудо, и вы могли бы спросить Феликса Григорьевича о чем-то, о чем бы вы его спросили?

– Я постоянно с ним веду разговор. И не только я его могу вести, но и другие люди, даже не знавшие его, но знающие его как писателя. В этом есть преимущество людей, которые что-то создают: писателей, режиссеров. Когда у тебя остается что-то, а именно текст, то ты все равно находишься в некотором диалоге с человеком. Но если бы я с ним сейчас вышел на кухню, заварил чай, и он бы сказал: "А мне, пожалуйста, две ложки сахара", о чем бы я его стал спрашивать? Наверное, о том, о чем эта книга, которую мы сейчас собрали с родителями. В ней очень много о вере, о том, что значит быть человеком, который верит в Бога, о человеке, который ищет внутреннюю свободу. Это всегда звучит очень патетично, но в реальности ты же не очень понимаешь, что это значит – искать внутреннюю свободу, каким нужно быть человеком, от чего нужно отрекаться внутри себя самого, чего в тебе не должно быть, чтобы эту свободу приобретать и при этом не мешать тем людям, которые тебя любят, кто рядом. И вот эти две темы – это первое. Второе или третье – это опять ужасно патетично звучит, ну, и пусть – как оставаться самим собой при этом? Я думаю, что если кто-нибудь откроет книгу "Опыт биографии", или "Офелия", или роман "Тюрьма", или его рассказы 90-х годов, то они меня гораздо лучше поймут. О чем бы я еще спросил деда? О том, о чем думаешь, засыпая, когда какие-то проклятые и волшебные вопросы приходят в голову, про самое важное. Ну, и про то, как не напиваться слишком на веселой вечеринке, как хорошо и изящно произносить тосты… Наверное, о дури тоже поговорил бы с ним.

Зоя Крахмальникова и Феликс Светов с внуками Филиппом, Тимофеем и Тихоном Дзядко
Зоя Крахмальникова и Феликс Светов с внуками Филиппом, Тимофеем и Тихоном Дзядко

Феликс Светов известен не только как писатель, но и как правозащитник, как диссидент... Как вы думаете, ваш дед был в большей степени писателем или диссидентом? Или, может быть, это нельзя разделить?

– Мне нравится в нем то, что он был абсолютно гармоничен. Это человек, который не рисовал себе планы, не делал каких-то расчетов, а с широко открытыми глазами смотрел на мир и пытался ему соответствовать. И когда ему что-то не нравилось, он с этим сражался и боролся по мере сил. И всегда оставался собой недоволен, всегда продолжал себя искать. Нет же такой профессии – диссидентство. Это какой-то воздух в твоей крови, внутреннее состояние. Ты видишь неправду, и ты в силу тысячи разных причин, начиная от твоего темперамента и заканчивая обстоятельствами в семейной биографии, что-то с этим делаешь. Его писательство, его правозащитная деятельность в 70-е годы и в конце 90-х годов, когда он входил в Комиссию по помилованию при президенте Ельцине, – это продолжение его самого, его часть… Это все перемешано. Это настоящее, а все настоящее неделимо, – сказал в интервью Радио Свобода внук писателя Филипп Дзядко.

10 декабря в Москве по традиции открывается международный фестиваль фильмов о правах человека "Сталкер". Много лет Феликс Светов был членом жюри фестиваля. После того как его не стало, был учрежден специальный приз правозащитных организаций, который носит имя Феликса Светова.

Партнеры: the True Story

XS
SM
MD
LG