Александр Генис: Первый АЧ нового года откроет Театральное обозрение Ирины Симаковской. Ирина, что вы нам принесли из праздничного Нью-Йорка?
Ирина Симаковская: Праздничный Нью-Йорк подарил нам три грандиозные театральные события. Первое — спектакль Иво ван Хове (Ivo van Hove) The Fountainhead, который очень давно ждали в Нью-Йорке, был сыгран на сцене в Бруклинской академии музыки.
Александр Генис: Где всегда показывают самые интересные спектакли.
Ирина Симаковская: Безусловно. Этот спектакль не был исключением. Труппа ван Хове – одна из лучших в мире, что снова подтверждается этим спектаклем. Он поставлен по книге Эйн Рэнд, которая по-русски называется «Источник». Эйн Рэнд – русская женщина из Петербурга, уехала в эмиграцию в 1925 году.
Александр Генис: Это очень важно, потому что все у нее связано с русским опытом. Она, успев познакомиться с социалистической реальностью, больше всего на свете ненавидела равенство. Именно об этом все ее сочинения — об ужасах равенства.
Ирина Симаковская: Она это испытала на себе, потому что в 1920-е годы после революции ее семью “раскулачили”, они бежали в Крым, оттуда она уехала на Запад. К этому времени она уже закончила Санкт-Петербургский университет. Но все, что она знала про социализм, коммунизм и прочее, были предметом ее размышлений. Результатом стала книга «Источник» и лежащее в ее основе философская концепция “объективизма”.
Александр Генис: У нее есть очень влиятельные поклонники, в том числе и в американском правительстве, например, спикер Конгресса Пол Райан. Эти ее поклонники считают Эйн Рэнд своим учителем в области политической философии правительства. Но у нее есть и очень влиятельные враги. Либеральная пресса считает ее сочинения абсолютно неадекватными. Тем интереснее, что из всего этого сделали в театре.
Ирина Симаковская: Иво ван Хове не согласен с ней идеологически, но ему была интересна книга, ему была интересна ее точка зрения на социум. Из “Источника” он создал грандиозное творение – в равной мере и в философском, и в идеологическом, и в театральном аспектах, даже в политическом. Это – спектакль-бомба, он покрывает основные вопросы человеческого существования: каким быть, как жить, как любить, как работать. Идет он аж 4 часа, но и книга огромная.
Этот спектакль предлагает на выбор модели: что делать в жизни, идти ли на компромисс или не идти? Если не идти, то как будет выглядеть твоя жизнь? Думать о ближнем или бог с ним, с ближним? Как любить – смело, не боясь, или прячась? Как творить – на потребу публики или для собственного удовлетворения. Написанная в сороковые годы, во времена горячих споров о капитализме и социализме, книга Рэнд, как и ее философское воспевание индивидуализма, твердо стоят на стороне капитализма. И не с человеческим лицом, заметьте. Это притча, мораль которой – манифест бескомпромиссного индивидуализма.
Эйн Рэнд была основателем объективизма – направления в философии, воспевающего рациональный индивидуализм, противопоставляя его коллективизму. По Эйн Рэнд целью жизни каждого человека является стремление к собственному счастью.
Архитектурная тема выносит ван Хове на бескрайний простор сценической фантазии. На огромной широкой сцене БАМа – современное проектное бюро. Стеклянные стенки по краям сцены, повсюду кульманы, ватман, линейки. Чертежи создаются на глазах удивленных зрителей. На огромные экраны проецируется процесс создания будущих сооружений. Задник превращается в огромное окно небоскреба с видом на Нью-Йорк.
В центре истории – бескомпромиссный архитектор: “стройте так, как мною задумано, никаких поправок”. И пусть я лучше буду работать на каменоломне, чем изменю что-то в моем проекте на потребу публики. Рядом с ним еще один архитектор – его друг со студенческих лет. Этот с удовольствием все переделает ради жизненных благ. И не очень-то он способный, но угодить рад. Его невеста – милая девушка, носитель противоположной герою идеи: мое страдание ничего не значит, пусть я буду страдать за счастье других. Пьеса густо населенная, у каждого героя точно обозначенная автором и режиссером жизненная позиция. Финальный аккорд – герой взрывает только что построенный по его проекту комплекс дешевого жилья, потому что в его проект были внесены изменения.
Александр Генис: Не зря критик «Нью-Йорк Таймс» сказал, что авторы спектакля подняли эту тему до Вагнера, «Гибель богов» напомнил им этот спектакль. Резонно?
Ирина Симаковская: Да, это грандиозное зрелище, в которое ты оказываешься вовлеченным с головы до пят. Тебе не хочется даже оттуда вылезать, хотя смотреть на все, что происходит на сцене, на все повороты сюжета, на все взаимоотношения героев некомфортно. Но это не комфортный, дискомфортный театр.
Александр Генис: И при этом все это на голландском языке. Мешает?
Ирина Симаковская: Это, конечно, проблема. Текста очень много. Конечно, лучше было бы, если бы тебе рассказывали по ходу действия в наушники, о чем идет речь в диалогах. Но выхода нет. Синхронный перевод очень дорог, поэтому все пользуются титрами, по-голландски мало кто понимает, поэтому все читали этот перевод.
Но спектакль безусловно, удался. Это очень интересная со всех точек зрения работа.
Александр Генис: Что еще на сцене в праздничном Нью-Йорке?
Ирина Симаковская: Театральный Нью-Йорк нас порадовал еще одним исключительным спектаклем - «Комната в Индии». Его привез Парижский театр Дю Солейль (Théâtre du Soleil) режиссера Арианы Мнушкин (Ariana Mnouchkine).
Есть ли театру место в современном мире? Мнушкина и ее труппа театра Дю Солейль засомневались в этом, начиная работу над спектаклем “Комната в Индии”. Произошло это после того, как в Париже прогремели взрывы террористов, унесшие жизни более ста человек. Тогда театр готовился к работе над новым спектаклем, репетировать который они должны были в Индии. Теракты внесли смуту в намерения участников проекта. Они не могли понять, о чем и как им делать спектакль, нужен ли теперь театр вообще, имеют ли они право тратить деньги французских налогоплательщиков на свое творчество. Пребывая в такой растерянности, они приняли решение все-таки ехать в Индию и там попробовать что-то придумать.
Спектакли свои они сочиняют сами. Артисты приносят на репетицию материал, который кажется им подходящим для спектакля. Импровизируют. Мнушкина одобряет или отвергает импровизации. Те, что одобряет, репетируются и в конечном итоге входят в спектакль. Без всякой концепции, слово это она не любит в отношении театра. Единственное, что приходило на ум собравшейся на репетицию труппе: горе, перевернутый в ног на голову мир, судьба Франции, и опять горе. Они приносили свои печальные импровизации, которые никому не нравились, процесс не шел. Ни о чем другом, кроме войны, им не думалось. Но они знали, что из одной печали спектакль не поставить. Однажды одна из актрис рассказала очень смешную историю. Плача от смеха, они внезапно поняли, что есть только один способ рассказать о том, что их волновало, и способ этот – поставить комедию. Так родился спектакль, калейдоскоп эпизодов из жизни театра дю Солейль в Индии, с виртуальными экскурсами в Сирию, Ирак, появлениями во сне Чехова (по-русски) и Шекспира (по-английски), разговорами о театре, о его месте в современном мире, и тому подобное. С великолепным юмором и невероятными по красоте и исполнению сценами древнего индийского театра Теруккутту, с искусством которого собственно и поехал знакомиться театр дю Солейль в Индию. Спектакль получился наивный, смешной и трогательный. Что ж, значит наше время требует такого театра.
Александр Генис: Скажите, а каши не вышло из всего этого? Потому что, насколько я знаю, там не только Чехов и Шекспир, но и две макаки на сцене.
Ирина Симаковская: Не только макаки, там было много обитателей того дома, в котором поселился французский театр: уборщики, и те, которые не пускали своих дочерей учиться, и сами артисты этого театра, которые объясняли, что, поскольку в их жизни не было ничего дурного, их никогда не пустят на главные роли. Там были бандиты из ИГИЛа. Там было все то, что наполняет сегодня наши мысли.
Александр Генис: А теперь несколько слов об эксцентрическом зрелище, которое уже принадлежит русской Америке.
Ирина Симаковская: В русской Америке родился новый театр. Новый театр называется ТРАКТ (Театр русских актеров). Он показал свой первый спектакль, который был поставлен к столетию Октябрьской революции. Название спектакля «Раскольников и Процентщица. История любви». Пьесу написал замечательный, на мой взгляд, драматург Эдуард Резник. Спектакль поставил режиссер, очень давно живущий в эмиграции, Лев Шехтман.
Александр Генис: Лев много и часто работал и в России, в Петербурге, во Владимире и в других городах, поэтому его знают российские зрители.
Ирина Симаковская: В главных ролях в спектакле Светлана Кифа, Инна Есилевская, Павел Шату, Елена Успенская, многие замечательные артисты, живущие в Нью-Йорке.
Александр Генис: Но самое главное - о чем этот спектакль. Я видел это представление, оно идет на втором этаже нашего легендарного клуба-ресторана «Самовар». Передать содержание пьесы с одной стороны просто, с другой стороны - сложно. Речь идет о том, что старуха-процентщица влюбилась в Раскольникова. Что из этого получилось, я рассказывать не буду, но важно, что на сцене идет веселая чехарда.
Это действительно смешной, веселый, гротескный, абсурдный спектакль, который мне живо напомнил Мейерхольда, но не настоящего Мейерхольда, а того, о котором писали Ильф и Петров, когда изображали спектакль его театра в “12 стульях”. Помните, когда герои пришли на «Женитьбу» Гоголя, где сидел мужик в шкуре и говорил «Очевидно, я Чемберлена испужался». Вот примерно так выглядел этот спектакль, где постоянно перемешивались герои из русской классики, где вспоминали то Путина, то Чехова и всегда в очень смешном контексте. Например, героиня задумчиво говорит: «Мы еще увидим небо в алмазах, мы отдохнем - и в Турции, и в Египте». Конечно, зал смеялся.
Я ужасно рад за Шехтмана, с которым дружу много лет. Театр в эмиграции — это самое тяжелое дело, которое только бывает. Я 40 лет живу в Америке и знаю, что труднее всего в эмиграции приходится актерам. Что-что, а эмигрантский театр — всегда утопия. Может быть она сейчас состоится.
Ирина Симаковская: Спектакль, который организовал Михаил Галкин, продюсер театра ТРАКТ, очень сложного жанра. Ставя такой гротеск, трудно удержаться, не свалившись в скуку и не свалившись в пошлость, с другой стороны. Это, конечно же, заслуга автора, давшего такой текст, и такие перипетии в сюжетной линии, что они заставляет играть и артистов, и зрителей. Безусловно, то, что сделал Лев Шехтман, заслуживает аплодисментов, он точно в этом жанре руководил артистами и поставил всех на правильные точки.
Александр Генис: И по дороге очень многое придумал. Отчасти, спектакль был похож на капустник, но это был капустник, в котором было много мыслей, может быть даже чересчур. Я бы предпочел, чтобы спектакль был покороче и обошелся бы без финального монолога, который мне показался слишком нравоучительным. Но главное, что в этом спектакле очень много изобретательности. Это - тот самый парад аттракционов, как это было в 1920-е годы. Увидеть такое на сцене в праздничном Нью-Йорке было большим удовольствием.
