Александр Генис: В эфире - Нью-Йоркский альманах, в котором мы с музыковедом и культурологом Соломном Волковым рассказываем о новостях культурной жизни, какими они видятся из Нью-Йорка.

Открывая наш Нью-Йоркский Альманах в 2018 году, я хочу предложить тему для обсуждения, приятную для всех любителей и русской музыки: Борис Гребенщиков в Нью-Йорке.

Его явление в Нью-Йорк произвело большое впечатление и оставило следы. Гребенщиков был всюду: он был на филантропическом вечере, о котором я еще расскажу, он был на концерте в одном из лучших залов Нью-Йорка, о котором вы еще расскажете, и он выступал в Вашингтон-сквер, просто на площади в парке, где собрал вокруг себя восторженную толпу американских прохожих и туристов, которые смотрели на него и слушали его песни под открытым небом. То есть Гребенщиков царил в рождественском Нью-Йорке. Но главным для него было выступление в зале, в котором он всегда мечтал выступить. Мне об этом сказал его продюсер.

Соломон Волков: Это знаменитый, легендарный даже Beacon Theatre, расположенный недалеко от того дома, где я живу, буквально несколько минут дойти до этого театра.

Александр Генис: Зная, какой вы лентяй, это очень важно.

Соломон Волков: Зачем же вы так сразу — лентяй? Просто человек, который любит оставаться дома. Театр действительно потрясающий, в нем я бывал не раз, слушал там знаменитых рок-музыкантов.

Александр Генис: В том числе Коэна.

Соломон Волков: И Коэн, и Лори Андерсон. На той же афише в списке людей, которые там должны были появиться как раз в то время, когда там выступал Гребенщиков, числились такие неслабые имена, как Ринго Старр.

Александр Генис: Который только что стал рыцарем, теперь он сэр.

Соломон Волков: А еще - Боб Дилан.

Александр Генис: Который только что стал Нобелевским лауреатом.

Соломон Волков: И Стинг. Так что, как видите, наш БГ в замечательной компании. Когда вы сказали «явление Гребенщикова», я вспомнил — явление БГ. Псевдоним выбран неслучайно и закрепился за ним неслучайно. Конечно, под этим подразумевается наличие средней буквы «о».

Александр Генис: Не думаю.

Соломон Волков: Предположим. Я полагаю, что большинство фанатов Гребенщикова так и считают.

Это здание с очень любопытной историей, потому что театр открылся в 1929 году как шикарный кинотеатр. Вспомните кинотеатр «Рига».

Александр Генис: Он теперь вновь называется «Сплендид», как он назывался тогда, когда открылся. Из породы пышных кинотеатров-дворцов 1920-х с пальмами, бархатом и черт знает с чем еще.

Соломон Волков: Таким кинотеатром был и Beacon. Во-первых, зал большой, почти на три тысячи человек, там рамы, бронза, позолота, фрески на стенах. Это все обновлялось, конечно, но восходит к первоначальному декору. Что очень важно, в таком большом и пышном зале великолепная акустика, потому что строили его с тем расчетом, чтобы аккомпанемент к немым фильмам, которые там демонстрировались, был бы хорошо слышен в зале. И вот эта потрясающая уникальная акустика сохранилась до сих пор. Уже на моей памяти пытались этот зал закрыть и здание разрушить, чтобы построить какой-то доходный дом, но общественность нью-йоркская отстояла его. Его отремонтировали. Кстати, новые владельцы собираются вложить еще, как они обещают, 10 миллионов долларов на дальнейшую реновацию, при том, что весь фасад, весь декор, все это будет сохранено.

Александр Генис: Ну и как Борис Гребенщиков смотрелся на этой сцене?

Соломон Волков: Зал был полон. Каждое слово Гребенщикова до всех доносилось, акустика была идеальной. На меня концерт, скажу я вам, произвел сильнейшее впечатление. Гребенщиков не уходя был на сцене два с половиной часа и спел, по моим подсчетам, 35 песен. Он в великолепной форме. Голос его, можно сравнивать с ранними записями, я, к сожалению, в 1970-е годы его в Ленинграде не слышал, но если послушать записи, то голос совершенно никоим образом не поблек, сохранил специфическую задушевность и магическое обаяние. Я прослушал с открытым ртом весь концерт, рот у меня не закрывался на протяжение двух с половиной часов. На ФБ можно прочесть, что БГ уже не тот. Я с этим совершенно не согласен - абсолютно тот. Это удивительно, потому что человеку будет в ноябре 65 лет, а он в форме потрясающей. И что еще важно: он пел песни, начиная с легендарных классических «Партизаны полной луны» или «Поколение дворников и сторожей», вплоть до самого недавнего хита под названием «Время (второе слово нам придется для нашей радиопередачи изменить) надраться». В оригинале, конечно, по-другому.

Александр Генис: Пусть слушают оригинал.

Соломон Волков: По-моему, прекрасная песня. Борис ее преподнес с некоторой извиняющейся интонацией, сказал, что вот вдруг ему такое сочинилось, сперва подумал, что это дрянь какая-то, но он эту «дрянь» представил публике и, как сообщил с законной, я бы сказал, гордостью, сказал, что миллион просмотров получила эта песня. По-моему, блистательная песня тоже. Там не было ни одной слабой песни среди этих 35, они все на одном высочайшем уровне. Это удивительно. «Аквариум» существует 45 лет, и гастроли эти имели название в честь 45-летия «Аквариума». Мы знаем, что «Аквариум» за это время претерпел много изменений, нынешний состав первоклассный. Особо я хочу отметить, участие в нем , великого - другого слова не подберу - флейтиста по имени Брайан Финнеган, который играет на ирландской флейте. Он работает с БГ с 2008 года.

Александр Генис: И Борис очень гордится этой дружбой.

Соломон Волков: Это что-то невероятное, этот флейтист. Но я к тому, что уровень одинаково высокий у всех песен - вот это поразительно. И поразительно еще то, что БГ является на сегодняшний момент кумиром, с каких бы сторон ни пытались его критиковать. Вы знаете, эта критика — это как раз не так плохо, это может быть даже подстегивает человека, ее не избежал ни один известный человек: ни Чехов, ни Лев Толстой.

Александр Генис: ... ни Пушкин, ни Бродский.

Соломон Волков: ... ни Махатма Ганди и ни мать Тереза. Так что без критики не бывает. А кумиром нескольких поколений молодежи, сменяющих одно другое, оставаться на протяжение этих 45 лет существования «Аквариума» — это, по-моему, непревзойденное достижение.

​Александр Генис: Каждый раз, когда я поздравляю БГ с днем рождения, то произношу одну и ту же фразу: «Ты, как дерево, растешь, не меняясь». Мы встречаемся примерно раз в году, и он каждый раз спрашивает: «Изменились песни?». Я говорю: «Они стали глубже, слова стоят и теснее, в них больше энергии».

На этот раз мы устроили с Борисом довольно интересную штуку: публичную беседу вместе с с его концертом. В Нью-Йорке есть филантропический Фонд Бродского, Бродский завещал его устроить, чтобы дать возможность художникам и поэтам пожить некоторое время в Риме. На это собираются деньги. В Нью-Йорке русские молодые люди устраивают такие выступления - то, что называется «квартирник» на старом языке, и собирают деньги, причем, очень приличные деньги для того, чтобы помочь Фонду Бродского. В этот раз мы собрались в одной роскошной квартире с видом на Централ-парк. Билеты на этот филантропический вечер стоили, по-моему, безумные деньги, а именно - 500 долларов за один билет. Тем не менее, был полный зал. Причем люди были по моим представлениям молодые русские эмигранты, между 30 и 40 годами, все они знали старые песни Гребенщикова наизусть, видно было, как они подпевали ему молча. Мне очень понравилась эта молодежь, это молодые люди, которые всюду чувствуют себя дома.

А что касается жанра «публичная беседа», то я уже не первый раз участвовал в таких мероприятиях. В прошлый раз приезжал Акунин, меня попросили его представит и мы с ним интересно беседовали перед публикой. Мне нравится эта форма. Отчасти она напоминает то, что мы делаем с вами у микрофона. С одной стороны эти разговоры подготовлены всей жизнью, с другой стороны они - экспромт, и сочетание, получается всегда неожиданно. Я приведу вам пример. Мы разговаривали с Борисом о его песнях, он говорил, что далеко не всегда понимает, что написал. Я сказал: «Ты по ту сторону разума». Он сказал: «Пожалуй ты прав».

Действительно, Борис очень интуитивный автор, его стихи, именно стихи для песен, не очень понятно, о чем они говорят, как по Набокову: “в них мало смысла, но много значения”. Стихи должны быть понятными, но на другом уровне.

Еще я спросил у Бориса: «Как рождается стихотворение, где зерно — музыка, или фраза, или рифма?». Он говорит: «Странное слово. Появляется странное слово, из него вырастает песня. Это странное слово может быть о чем угодно, но что-то в нем есть такое, что задевает струну». И привел одно такое слово: “зимагор”. Но я оставляю слушателям сами узнать, что стоит за этим старинным понятием.

Гребенщиков поэт духовной складки, ведь все, что он делает — связано с поисками духовности, как многие другие гении этого жанре, как Коэн, например. Я, кстати, его спросил, кто ему больше нравится: Коэн или Боб Дилан. Ведь каждого волнует вопрос: кто из них важнее? Но БГ отказался отвечать на этот вопрос, сказав, что вырос и на том, и на другом. Любопытно мне было послушать, как Борис охотно открывался аудитории: искренность — его форма жизни, он ведь глубоко и долго занимается буддизмом. Я сказал, что если Бродский привил английскую музу в русскую поэзию, а Пушкин - французскую музу, то Гребенщиков вводит в русский обиход восточные практики и теории. Он постоянно встречается с Далай-ламой, постоянно участвует в буддистской жизни. И все это делает достоянием своих поклонников, которые, пожалуй, и не знали бы, что такое буддизм, если бы не Гребенщиков. При этом, он понимает буддизм очень глубоко. Например, у него в одной песни есть фраза, которая для буддиста очень много значит: «Нирвана — это сансара». Я не буду расшифровывать этот судьбоносный тезис, пусть наши слушатели посмотрят в «Википедии».

Соломон, я знаю вас как большого поклонника Шевчука, я тоже большой его поклонник Шевчука, но это очень разные люди. Есть какое-то правило, согласно которому в культуре всегда существует пара: скажем, Толстой - Достоевский. Шевчук — Гребенщиков, как вы определяете их сходство и различие?

Соломон Волков: Это сложный вопрос. Но я могу вспомнить, как кто-то прокомментировал сравнение Гете с Шиллером, по поводу которого тоже бушевали страсти в Германии. Вместо того, чтобы хватать друг друга за грудки, споря, кто лучше, Гете или Шиллер, надо порадоваться тому, что есть в немецкой поэзии два таких поэта. По-моему, это можно сказать о Шевчуке и Гребенщикове. Насколько мне известно, у них отношения двух сверхдержав. Каждый понимает свое место и относится с уважением к месту и позиции другого. Конечно, они очень разные. Я за Шевчуком слежу, за его творчеством раньше и дольше, чем за творчеством Гребенщикова, но как у профессионала-музыканта с одной стороны и как у историка культуры с другой, я ставлю их в этом смысле на одинаковую высоту.

Александр Генис: А какая песня вам больше всего запомнилась из этого концерта?

Соломон Волков: Запомнилось много песен, каждый раз, когда начиналась новая песня, у меня перехватывало дыхание, я думал, как замечательно, что Борис ее поставил, особенно это касалось тех песен, которые я уже знаю. Но там прозвучало несколько совсем новых для меня песен. Особенно меня тронули бисы, в бисах часто такое бывает, человек концерт свой уже спел, а бисы — это выдох такой, певец себя чувствует спокойнее, свободнее на сцене. И потом бисы — это нота прощания, она тоже всегда особая. Одну из этих бисовых песен мы и покажем нашим слушателям.

(Музыка)

Александр Генис: Ну а теперь куда менее приятная новость, о которой необходимо поговорить в нашем Альманахе.

​Соломон Волков: Буквально на днях всех людей, которых интересует культурная жизнь Нью-Йорка, а я смею себя причислить к таковым, поразила новость, которую можно назвать сенсационной, можно назвать огорчительной, можно назвать сногсшибательной, как угодно, а именно — многолетний руководитель одной из важнейших культурных институций Нью-Йорка “Нью-Йорк Сити балет” — это компания, которая основал Джордж Баланчин, Питер Мартинс, которому 71 год, подал в отставку. Подал он в отставку после обвинений в секс-домогательствах и физическом и словесном издевательстве по отношению к танцовщикам своей компании, а также по отношению к ученикам балетной школы, аффилированной с этой компанией.

Тут нужно вспомнить об истории “Нью-Йорк Сити балет.” Это была балетная труппа, которая была основана Баланчиным. Он сразу же организовал с помощью своего знакомого миллионера, покровителя всего этого дела Линкольна Керстайна, труппу молодежную и балетную школу. Так он сразу стал воспитывать будущую смену, будущих танцовщиков для своей труппы. Следовал он здесь в свою очередь модели Мариуса Петипа, которая была разработана им в Мариинском театре Петербурга, выпускником этой школы был и Баланчин.

Такая система свойственна не для всех театров мира — это система, доведенная до высокой степени совершенства именно в Мариинском театре, впоследствии и в Большом театре. Ее-то Баланчин с огромной силой, мастерством, гением своим установил как образцовую в Нью-Йорке. Стала эта система - балет и школа при нем - моделью не только для всей Америке, но также и для всего мира.

Когда Баланчин умер в 1983 году, то Мартинс, который танцевал в балете Баланчина с 1967 года, стал его преемником. Причем я должен сказать, что вся эта история, передача, так скажем, властных полномочий от Баланчина к Мартинсу, протекала буквально на моих глазах. Потому что Баланчин угасал в нью-йоркской больнице, расположенной недалеко от меня, и я там его навещал. Внизу, дожидаясь того момента, когда можно было пойти к Баланчину, сидел я и рядом сидел Мартинс. Я никогда не забуду состояние Мартинса в те дни. Он - высокий красавец датчанин, широкоплечей, идеальный танцовщик, он был лучшим Апполоном, идеальным Орфеем в балетах Баланчина. Мартинс сидел сгорбленный, ничего не видя вокруг, ничего не понимая. Я очень хорошо сейчас представляю себе, что творилось в его сознании, потому что не только уходил из жизни человек, который сделал из него выдающегося, можно сказать великого танцовщика, но уходил и человек, у которого Мартинс, это было уже понятно и решено, должен был принять магический жезл из его рук.

Александр Генис: При этом сам Баланчин скептически относился к возможности продолжения своего театра после его смерти, он не очень-то верил в том, что это возможно.

Соломон Волков: Знаете, есть изречение «после меня хоть потоп», его приписывают маркизе де Помпадур, а Баланчин на этот счет сострил: «После меня - совет директоров».

Александр Генис: Именно этим, кстати, все и кончилось.

Соломон Волков: Но не до тех пор, когда Мартинс был в театре.

Александр Генис: Но сейчас в эти дни именно это и происходит: совет директоров взял на себя ответственность.

Соломон Волков: Это не сулит ничего хорошего. В связи с обвинениями Мартинса многие критики выражают тревогу за судьбу всей институции. Очевидно, что преемника, каким был Мартинс, когда уходил из жизни Баланчин, сейчас нет. То, что войти, как американцы говорят, в обувь Баланчина, не мог никто. Сейчас признается всеми, что он был величайшим и самым влиятельным хореографом ХХ века. Даже не знаю, с кем его сравнить в других сферах искусства. В музыке есть, предположим, четверка-пятерка, может быть даже десять лидеров, в литературе - десятки людей, которых можно причислить к когорте гениальных творцов. Но в балете совершенно ясно, что уникальной фигурой был именно Баланчин.

Александр Генис: И наследие его хранил Мартинс. Я внимательно изучил преступления, в которых обвиняют Мартинса, и, как во многих примерах той бойни, которая последние месяцы была учинена в нью-йоркской культурной жизни всякими обвинениями, я не нашел таких уж страшных случаев издевательств, о которых вы говорите. Мартинса обвиняют, например, в том, что он укорял балерин когда, они располнели...

Соломон Волков: Есть даже теперь новый термин - «бодишейминг». Для того, чтобы перевести это на русский язык, нужно придумать специальную конструкцию, потому что это означает, что человека укоряют в его весе, в его размерах.

Александр Генис: Вы не мучайтесь, потому что, думаю, это слово уже вошло в английской форме в русский язык. Но так или иначе, это тяжелая ситуация, которая ухудшается с каждым днем, потому что, прямо скажем, великие фигуры на нью-йоркской культурной сцене подвергаются таким обвинениям и исчезают с этой сцены, как произошло с дирижером Метрополитен, который только что был апостолом оперного театра Джеймсом Ливайном, которого тоже отстранили от пульта.

Соломон Волков: Я хочу в связи с этим о нескольких вещах сказать. Во-первых, и Мартинс, и Ливайн категорически отрицают какую бы то ни было свою вину, что является контрастом по отношению к ситуации, скажем, с Харли Вайнштейном, с которого вся эта история начала раскручиваться. Вайнштейн фактически признал свою вину и полиция занимается расследованием. . Но в случае с Мартинсом и Ливайном ни о каких уголовных материях даже речи не идет, потому что с Ливайном уже полиция категорически отказалась заводить какое бы то ни было уголовное дело, а в случае с Мартинсом для этого нет вообще никаких оснований. Другое дело, и на это сейчас указывают тоже газеты, что заявление об отставке Мартинса последовало через несколько дней после инцидента, который попал в протоколы полиции. Мартинс врезался в другую машину накануне Нового года в районе Вестчестера, по этому поводу он получит наказание за вождению в нетрезвом виде.

Александр Генис: Но это не то, в чем его обвиняют балетные люди.

Соломон, как вы считаете, как эта “бойня” на культурной сцене Нью-Йорка отразится на культурной жизни города? Ведь мы теряем самых важных людей в этой сфере.

Соломон Волков: У меня в связи со всеми этими историями есть личная позиция, есть позиция как историка культуры, и как наблюдателя нью-йоркской культурной сцены.

Александр Генис: Вот все три и назовите.

Соломон Волков: Моя личная позиция: мы должны это с вами подчеркнуть, никакая форма, при которой можно вообще заподозрить кого бы то ни было в каких бы то ни было сексуальных посягательствах или в применении физической силы, каких-то угроз и так далее, не должна существовать.

Александр Генис: Это бесспорно.

Соломон Волков: Это не так бесспорно было до сравнительно недавнего времени. Но я должен сказать, что для меня это бесспорно с юных лет, с младых ногтей.

Александр Генис: Порядочный человек не должен себя так вести. Точка. Чужие письма не читают? Почему? А вот так, не читают.

Соломон Волков: Второе: как историк культуры, моя позиция неизменная заключается в том, что все действительное разумно.

Александр Генис: Это не вы — это Гегель.

Соломон Волков: Я эту формулу применяю ко всем явлениям культурной жизни. Если происходит все это движение по поводу сексуальных домогательств и всего прочего с ним связанное, то значит оно имеет право быть. Этот процесс уже является частью нашего культурного ландшафта. И в этом качестве никаких тут не может быть заламываний рук: мы должны это принять.

Александр Генис: И научиться с этим жить.

Соломон Волков: Вот так поменялся современный культурный ландшафт. Поэтому все сопли и вопли по этому поводу совершенно бессмысленны.

Александр Генис: А третье?

Соломон Волков: Третья моя позиция как человека, который 40 лет наблюдает за культурной жизнью Нью-Йорка, наполняет мое сердце большой печалью и грустью. Потому что на моих глазах как минимум две ведущие культурные институции Нью-Йорка - а именно “Нью-Йорк Сити балет” и “Метрополитен-Опера” потеряли великих людей. В случае с Ливайном я могу сказать это увереннее, чем в случае с Мартинсом, потому что балет Баланчина создал Баланчин, Мартинс его только сохранил. Ливайн же получил Метрополитен, я бы сказал, в руинах. Во времена Тосканини или Малера это был замечательный оперный театр, но когда пришел к руководству Ливайн, то оркестр был чрезвычайно посредственный, певцы тоже были далеко не лучшие. Ливайн создал оркестр Метрополитен и довел его до уровня лучших симфонических оркестров Америки. Каждый спектакль Ливайна на протяжение последних десятилетий на голову был выше всех других дирижерских опытов.

И вот мгновенно отказались от услуг Ливайна не только Метрополитен, но и Бостонский симфонический оркестр, и Фестиваль Равиния под Чикаго, в котором каждый год Ливайн выступал. Доходит до того, что поступают сообщения о том, что где-то отменяются просмотры кинофильмов, где дирижирует Ливайн, записи постановок Метрополитен. Более того, в Америке некоторые радиостанции прекратили трансляцию старых записей Ливайна в спектаклях “Метрополитен”. Его не просто выкинули из культурной жизни, биография Ливайна на сегодняшний момент в «Википедии» на две трети состоит из историй об обвинении его в сексуальных домогательствах. Все это лишают возможности соприкасаться с его творческим наследием в будущем, если оно будет тоже выброшено каким-то образом за борт.

Это радовать, конечно, нас не может. Какова будет судьба и “Метрополитен”, и “Нью-Йорк Сити балет”, сказать на сегодняшний день невозможно, мы все будем с большой озабоченностью за ней следить.

Ну а чтобы закончить наш разговор на ностальгической и светлой ноте, я хочу показать отрывок из балета Чайковского «Щелкунчик». Это была одна из первых партий, которые принесли Мартинсу успех в театре Баланчина: па-де-де из финала. балета «Щелкунчик».

(Музыка)