Завершается третий этап проекта под названием "Рильке и Россия", над которым в течение трех лет работали три крупных культурных центра в трех странах: Немецкий литературный архив (в городе Марбах, на юге Германии), Швейцарская национальная библиотека в Берне и, наконец, Государственный литературный музей в Москве. Результат их деятельности – передвижная выставка, открытие которой состоялось в Марбахе 3 мая минувшего года; оттуда выставка переместилась в Швейцарию (Берн и Цюрих) и вот, наконец, обосновалась в Москве. К выставке в Марбахе было приурочено издание немецкого каталога; на днях – накануне московской выставки – он появился и в русском переводе. Каждая выставка сопровождалась, кроме того, научной конференцией, посвященной Рильке, его творчеству и его эпохе; последняя конференция прошла 7 и 8 февраля в РГГУ – Российском государственном гуманитарном университете.
Почему возник такой масштабный проект? И что стоит за названием "Рильке и Россия"?
Величайший немецкий лирик ХХ века, Райнер Мария Рильке дважды приезжал в Россию со своей приятельницей, немецкой писательницей Лу Андреас-Саломе, – в 1899 и 1900 годах. Они ездили по стране, были на Украине, совершили путешествие по Волге… Дважды встречались с Львом Толстым (в Москве и Ясной Поляне). Посетили крестьянского поэта Спиридона Дрожжина в его родной деревне Низовка (Тверской губернии). Рильке познакомился и затем переписывался с деятелями русской культуры (Леонидом Пастернаком, Александром Бенуа, Сергеем Дягилевым). Вернувшись в Германию, переводил русских авторов, пытался устроить выставки русского искусства в Берлине и Вене; изучил русский язык – причем настолько, что начал писать русские стихи и собирался даже переселиться в Россию. А в 1926 году (последний год его жизни) Рильке вступил в переписку с Борисом Пастернаком и Мариной Цветаевой.
Выставка и каталог были призваны "овеществить" этот уникальный историко-культурный эпизод, представить его в виде экспонатов, иллюстрирующих русскую главу биографии Рильке. Материалы были собраны воедино (из музеев и архивохранилищ трех стран-участниц) и выставлены на обозрение, причем исключительно в оригиналах.
Россия Рильке – это фантастическое видение, поэтическая мечта, плод воображения
Не могу не отметить, что на этой выставке были впервые представлены экспонаты, долгое время находившиеся под спудом: у наследников Рильке или Лу Андреас-Саломе. Недоступные ранее для исследователей Рильке, эти экспонаты обладали и обладают особой ценностью. С этой точки зрения и выставка, и каталог оказались – во всяком случае для меня, давно и много занимавшегося этой темой, – в высшей степени интересными и полезными.
Когда выставка еще только готовилась, я пытался обсудить с немецкими коллегами занимавший меня вопрос: как будет представлен на выставке (и, соответственно, в каталоге) образ нашей страны? Этот вопрос представляется мне принципиально важным.
Дело в том, что та страна, какую открыл для себя и воспел германский поэт, имела к реальной России рубежа 19-го и 20-го веков весьма отдаленное отношение. Россия Рильке – это фантастическое видение, поэтическая мечта, плод воображения. Это глубоко религиозная страна, "страна духа", обладающая мистической глубиной; страна церковная, монастырская; страна-икона. Страна, населенная наивным и детским народом "пастухами и землепашцами" (слова Рильке), живущими заодно с природой и богом. Страна патриархальная, "темная", которой не коснулся (или почти не коснулся) дух западного Просвещения. Именно темнота, то есть невежество и малограмотность основной массы русских людей того времени особенно привлекали Рильке; неслучайно эпитет "темный" – основная характеристика русского бога в стихотворном сборнике "Часослов", навеянном Россией и обращенном к России. Более того, Рильке привлекала и даже восхищала русская нищета. В одном из писем в Россию, отвечая своей корреспондентке, писательнице Софье Шиль, не раз предостерегавшей поэта от чрезмерного увлечения русской деревней, Рильке пишет (убежденно и даже несколько цинично): "Я не боюсь, что русский народ может умереть от голода; ведь Бог сам его кормит вечной своей любовью".
Именно эту нищую и отсталую крестьянскую Россию Рильке провозгласил богоизбранной страной и предсказал ей великую мессианскую роль в истории человечества. "…Избранная страна, – писал он в одном из писем, – на которой покоится тяжелая рука Господа-ваятеля…"
Так смотрели (и до сих пор смотрят) на Россию многие люди на Западе, страдающие болезнью, которую я назвал бы наивной русофилией
Этот взгляд на Россию (его можно назвать "славянофильским") не слишком оригинален. Его разделяли многие западноевропейские деятели культуры, убежденные, вслед за Ницше, в том, что бог на Западе умер и искать его следует на Востоке – в России или, скажем, Индии. Так же рассуждали и некоторые русские поэты и философы. Дескать, именно патриархальная, неграмотная и погрязшая в нищете страна есть подлинная Россия; ее невозможно постичь умом, а только мистически, погрузившись в ее иррациональную бездонную глубину. Можно вспомнить известные строки Тютчева… Так же мыслил и замечательный философ Семен Франк, утверждавший, что связь Рильке с Россией "исполнена глубочайшего мистического смысла". Так смотрели (и до сих пор смотрят) на Россию многие люди на Западе, страдающие болезнью, которую я назвал бы наивной русофилией.
Готовя серьезный международный проект, посвященный России, следовало, по моему убеждению, обратить внимание прежде всего на этот аспект. Следовало решительно отъединить эстетический момент от исторического, вымысел от правды. Следовало сказать, что Россия (так уж сложилось на протяжении веков) – страна, расколотая на разные социальные, этнические, культурные группы; что на заре ХХ века, когда Рильке приезжал в нашу страну, была уже и другая Россия: развитая в промышленном и интеллектуальном отношениях, в которой сформировалась высокая духовная культура и рафинированная интеллигенция. Именно та Россия, которую Рильке упорно не хотел замечать, отвергал, упрекал в "подражательности Западу".
Все это можно и нужно было донести до сознания посетителей выставки. Каким способом? Оформлением, тактичными экскурсами в историческое прошлое, комментарием к отдельным экспонатам… Вероятно, кратким сопроводительным текстом который предполагалось выпустить к открытию выставки отдельной брошюрой. Можно было найти и другие возможности. Но ничего подобного, к сожалению, сделано не было.
У входа посетителя встречают русские березы, стволы которых украшены строками Рильке; со стен смотрят купола и маковки православных церквей
Вступая в выставочные залы, посетитель попадает в полутемное помещение, где установлены витрины и стенды; у входа его встречают русские березы, стволы которых украшены строками Рильке; со стен смотрят купола и маковки православных церквей; мелькают кадры старой фотохроники, запечатлевшие крестный ход на Пасху, священнослужителей и верующих с иконами и хоругвями; звучит литургическая музыка. Посетитель слушает рассказ экскурсовода, переходит от одной витрины к другой, пытается прочитать подписи под экспонатами, что не всегда удается (набор выполнен очень мелким шрифтом). Другими словами: выставка воссоздает атмосферу той самой "темной" России, которой восторгался молодой Рильке, реконструирует ее искаженный, в лучшем случае, односторонний облик. Ведь устроители выставки ни разу ни словом не обмолвились о том, что Россия Рильке – это всего лишь одна ипостась многоликой русской страны.
Мне пришлось задуматься – в связи с этой выставкой – о современных немцах и швейцарцах. Многие из них знают, часто понаслышке, о другой – нынешней – России с ее проблемами и бедами, взлетами и падениями, особенно в последние 25 лет. Многие хотят понять, как относиться к России. Хотят почувствовать ее образ. Далеко не все, и даже в нашей стране, понимают, что этот образ противоречив, изменчив, подвижен.
Устроители выставки избрали не лучший путь. Они пошли вслед за Рильке и попытались воспроизвести тот идеальный образ России, коим вдохновлялся германский поэт. Образ патриархально-православной страны, противоположной Западу. Эта поэтизация архаического прошлого да еще с привкусом "китча" (березки!) наверняка покоробит российских, да и западноевропейских посетителей.
В проекте проявилась та самая "русофилия", которая при определенных условиях – особенно в нынешней тревожной ситуации – может завести в тупик и даже оказаться опасной. Выставка получилась вполне созвучной пафосу нынешней российской пропаганды: мол, все, что идет из этой самобытной православной страны, все, что в ней происходит, – прекрасно; в этом есть высший смысл и даже некая святость. Вот, посмотрите, как бы говорит нам эта выставка: вот великий Рильке, он так любил Россию, которая помогла ему стать поэтом и найти себя. Оказавшись в России, он полностью отвернулся от Запада (так и хочется добавить, тлетворного Запада, и Рильке наверняка согласился бы с таким определением). Он видел в ней свою "духовную родину". Разве можно не любить такую страну!
Другими словами: спустя сто с лишним лет Рильке оказывается единомышленником и союзником нынешних российских патриотов.
Такова идейная сторона проекта. Но есть еще и другая – профессиональная. Недостаточно выявить и собрать экспонаты, предназначенные для выставки (документы, письма, фотографии, дневники, рисунки, личные вещи), – их надо определенным образом подготовить и представить публике. Каждый экспонат следует описать и грамотно подать; объяснить его происхождение... Ведь далеко не все (даже в профессиональном кругу) помнят обстоятельства обоих путешествий Рильке в Россию и знают о судьбе его личного архива.
Мне довелось в течение ряда лет изучать и исследовать ту часть архива Рильке, что хранится сегодня в Институте русской литературы в Петербурге (в Пушкинском доме). Каким образом она там оказалась? Это один из вопросов, неизбежно возникающий у посетителей выставки. Почему материалы, которые должны, казалось бы, находиться у наследников Рильке, в Веймаре или Гернсбахе, или каком-либо из хранилищ Германии и Швейцарии, государственном или частном, оказались на берегах Невы?
К дочери Рильке явился некто капитан Озеревский и попросил выдать ему материалы, связанные с Россией
Пояснительные тексты на стенде и в каталоге сообщают, что в 1946 году в Веймаре (советская оккупационная зона) к дочери Рильке явился некто капитан Озеревский, представитель советской администрации, и попросил выдать ему материалы, связанные с Россией. Капитан заявил, что они требуются для выставки, готовящейся то ли в Берлине, то ли в Москве. Именно в таком виде эта история запечатлелась в актах веймарского архива Рильке и памяти его родных. Точно так же она преподносится нынче и на стенде выставки (и соответственно, в каталоге).
А в действительности никакой выставки, для которой предназначались бы эти материалы, не было и в помине. Да и не могло быть (в первый послевоенный год!). В Восточной Германии набирала ход кампания по перемещению немецких культурных ценностей в СССР, затронувшая и частные архивы. О подробностях этой операции мне рассказывал много лет спустя Александр Львович Дымшиц, занимавший после войны должность начальника одного из отделений в Управлении пропаганды СВАГ (Советской военной администрации в Германии). Именно Дымшицу и принадлежала инициатива изъятия части рилькевского наследия в Веймаре, осуществленная капитаном Озеревским, начальником отделения культуры федеральной земли Тюрингия. И нелепо, мне кажется, и недальновидно, что нынешние немцы – видимо, из соображений политкорректности – пытаются скрыть этот факт, ухватившись за "выставку", явно придуманную представителями советской администрации.
Получив материалы, Дымшиц переправил их в Ленинград – в Пушкинский дом; там они и находятся поныне.
Это лишь один из мифов о Рильке и вокруг Рильке. К сожалению, авторы проекта немало поспособствовали их приумножению. Вместо того чтобы демифологизировать тему "Рильке и Россия", они обогатили ее новыми небылицами. Чего стоит, например, история с русской секретаршей Рильке, помогавшей поэту в последние недели его жизни! Секретаршу звали Евгения Александровна Черносвитова (в зарубежных изданиях она неизменно фигурирует как Женя). Эта "Женя" – по одной из надуманных версий, которую охотно тиражируют авторы проекта, – была якобы последней страстью Рильке и владелицей неизвестных произведений поэта, написанных по-русски; а после ее смерти все это оказалось в руках местной общины, было распродано или просто погибло.
Полная чушь!
Далее (из области мифологии) мы узнаем, что, путешествуя по России, Рильке приобрел заграничное издание романа Чернышевского "Что делать?". Да, действительно, эта книга сохранилась и Рильке даже пытался ее читать. Хочется только знать, где именно и у кого мог Рильке приобрести это крамольное издание, строжайше запрещенное тогда в Российской империи?
Мы узнаем далее, что, прибыв в Петербург, Рильке и его спутница посетили типографию некоего Винклера и оставили там свои визитные карточки. В действительности такого типографа и такой типографии в Петербурге в 1900 году не было.
Философ Василий Розанов назван в каталоге Владимиром… Малый театр находился якобы в Петербурге...
Мы узнаем, что Рильке много переводили в России, а всего чаще – его раннее произведение "Песнь о любви и смерти корнета Кристофа Рильке". В действительности чаще всего в России переводили знаменитую "Пантеру".
Мы узнаем, что женой Горького была Мария Андреева. В действительности – Екатерина Павловна Пешкова.
Этот перечень разного рода придумок и несоответствий можно было бы продолжить. Не говорю уже о неверных датировках, неимоверной путанице со старым и новым стилем. Не говорю и об элементарных небрежностях. Философ Василий Розанов назван в каталоге Владимиром… Малый театр находился якобы в Петербурге... Лев Толстой был отлучен от церкви за роман "Воскресение"… И так далее.
Меня особенно удручил русский каталог, который я увидел лишь несколько дней тому назад, – полный перевод немецкого издания на русский. Но что это за перевод! Корявые неудобоваримые фразы, производящие порой комическое впечатление. Листая этот каталог, чувствуешь себя просто неловко. Ведь речь идет как-никак о Рильке, виртуозном мастере немецкого художественного слова.
Что сказать в заключение? Да, был задуман и осуществлен масштабный германо-швейцарско-российский проект, призванный напомнить о любви великого европейского поэта к России. В этом "межнациональном проекте" изначально угадывалась и политическая подоплека. Проект должен был – ввиду нынешней глобальной конфронтации – способствовать "наведению мостов" между Россией и германоязычным миром, содействовать их "сближению" и "примирению". Но так мосты не наводят. Наводить мосты следует профессионально, со знанием и пониманием дела. Плохо построенный мост рушится, и тогда связь между двумя берегами становится вообще невозможной.
В основу статьи положен доклад, прочитанный литературоведом Константином Азадовским 8 февраля на конференции "Рильке и Россия" в РГГУ
