Яков Кротов: Этот выпуск программы посвящен одному-единственному деятелю русской церковной истории – митрополиту Киприану, деятелю XIV столетия эпохи Дмитрия Донского, но также и эпохи его сына. Как говорила одна из героинь Чехова, "все эти Василии и Иваны абсолютно на одно лицо", и она не могла отличить одного от другого. Между тем, сын Дмитрия Донского, Василий Дмитриевич, с точки зрения нашего сегодняшнего гостя, - одна из ключевых, рубежных фигур русской истории, и не только церковной.
У нас есть интервью с историком, профессором Российского государственного гуманитарного университета Андреем Каравашкиным. Митрополит Киприан в тени Дмитрия Донского и Андрея Рублева, своих великих современников - и как можно оценить его реальное место в истории Русской церкви?
В истории остаются лица, связанные с духоподъемными моментами
Андрей Каравашкин: В истории остаются лица, связанные с духоподъемными моментами, и далеко не всегда желают помнить людей, которые, так или иначе, связаны с конфликтами. А Киприан связан с церковными конфликтами. Здесь достаточно вспомнить то, что он был поставлен в митрополиты Литовские, Киевские и Всея Руси при митрополите Алексии, что вызвало конфликт. Потом - его конкуренция с Митяем, с Пименом, его пребывание в Москве в 1381-82 годах, где он не задержался, а потом его новое назначение патриархом Антонием в 1389 году, когда он появляется на Руси. У него не сложились отношения с сыном Дмитрия Донского, Василием Дмитриевичем.
Конечно, это деятель эпохи так называемого второго южнославянского влияния, современник Феофана Грека. Андрей Рублев начинает свою деятельность при митрополите Киприане. И здесь следует вспомнить также, что Киприан был переводчиком, книжником, и с ним связаны многие важные события в истории Церкви: например, его обращение к памятникам канонического права, его служебник.
Что касается исторических событий, которые могут быть связаны с Киприаном, прежде всего, это Куликовская битва. Киприан во многих памятниках фигурирует как человек, который находился рядом с Дмитрием Донским накануне Куликовской битвы, но современные историки это отрицают. Если вы посмотрите многие комментарии к памятникам Куликовского цикла, то увидите, что Киприан и Дмитрий Иванович, которые образуют некую симфонию или двоицу: духовный государь и светский правитель, - в этих комментариях однозначно оцениваются как некий анахронизм, как историческая ошибка.
Некоторые все-таки считают, что Киприан мог быть в 1380 году в Москве, но известный эпизод с Сергием Радонежским вытеснил Киприана. Он, наверное, был незаслуженно забыт в роли человека, находившегося рядом с Дмитрием Ивановичем. Но он пережил нашествие Тохтамыша в 1382 году. В 1395-м он был в тот момент, когда Тамерлан угрожал Руси, и считают, что именно по инициативе Киприана Владимирская Божья Матерь в это время была перенесена из Владимира в Москву.
Велика роль Киприана как посредника
Велика роль Киприана как посредника. Он был отправлен в Литву для примирения князей еще до своего поставления в митрополиты, в 70-е годы XIV века. И вообще, это человек, который связывает Константинополь, Афон, Литву, Москву, то есть очень важная фигура. И я думаю, что обращение к жизни Киприана, к его личной истории и к той интеллектуальной истории, которая разворачивается в его эпоху, важно и актуально.
Яков Кротов: У нас в студии – историк Церкви, историк архитектуры, правозащитник Сергей Шаров-Делоне.
Сергей Александрович, вас-то как занесло на митрополита Киприана?
Сергей Шаров-Делоне: Митрополит Киприан – фигура той эпохи, которую я исследую: эпохи между Дмитрием Донским (собственно, это конец его эпохи) и до феодальной войны. Эпоха Дмитрия Донского довольно хорошо изучена, эпоха феодальной войны между Дмитрием Шемякой и Василием Темным довольно хорошо изучена, а эпоха между ними всегда воспринималась как некое межеумочное время.
Между тем, как я теперь убежден, эта эпоха оказалась ключевой в русской истории. Именно в этот момент очень заурядный, очень неяркий старший сын Дмитрия Донского, великий князь Василий Дмитриевич, с которым, кстати, к концу жизни Дмитрий Донской разошелся и всячески, как только мог, ограничил его права в своей духовной (завещании), совершил в 1404 году, по сути дела, государственный переворот. Он отошел от завещания своего отца в плане передачи наследства не своему брату, а сыну, и отошел от политической линии отца, как бы мы сейчас сказали, на развитие феодальных отношений, заменив ее на такое сложное, чисто русское изобретение (видимо, его собственное) - служилый строй. Это то, что потом пришло к поместью, условная собственность, пожалование, которое можно разжаловать обратно, практически изъятие собственности, изъятие возможности феодального развития: оно же вело к централизации, это было очень крупное событие.
Яков Кротов: Когда говорят о нашествии Тамерлана и о том, что он почему-то вдруг отвернул, взяв Елец, уже под Рязанью, мне кажется, тут есть переоценка Москвы и московского княжения. В житии митрополита Петра Киприан, который его написал и писал именно как предшественник, выделил, прежде всего, сходство судеб. Киприан организовал перенос этой Владимирской иконы, которая не владимирская, а киевская, и которая, видимо, вообще из Константинополя.
Но ведь, насколько я понимаю, Тамерлану, скорее всего, не было ничего известно про Москву, он воевал, прежде всего, с Тохтамышем, и для него это была окраинная стычка. Он гонялся за Тохтамышем от Тюмени и до Кавказа, и идти в страну вечных снегов у него не было никакого стимула: здесь было особенно нечем поживиться.
Эта эпоха оказалась ключевой в русской истории
Сергей Шаров-Делоне: Конечно, было! Русь после нашествия Тохтамыша вынужденно возобновила выплату дани, а русская дань была одной из основных доходных статей Золотой орды.
Яков Кротов: Тогда поглядим на Запад. А чего он, собственно, митрополит? Уже есть Московская Русь, есть Литовская империя, причем именно Киприан был крестным отцом одного из литовских князей, ставшего потом правителем совершенно католической империи. Это же какой-то безумный калейдоскоп!
Сергей Шаров-Делоне: Да, но калейдоскоп в Литве - это было только становление христианства. Надо помнить, что Ольгерд был язычником и крестился только прямо на смертном ложе, а великий князь Витовт был крещен трижды – сперва в католичество, потом в православие, а потом обратно в католичество. Так что Литва только становилась христианской.
Но надо сказать, что Киприан был, пожалуй, последним: Фотий еще в некоторой степени, но в значительно меньшей, а Киприан был последним митрополитом всей Руси в ее границах Киевской Руси, от нынешней Галиции (Галитчины), до Владимира, Новгорода и так далее.
Яков Кротов: Тем не менее, в биографии святителя на одном из православных российских сайтов сказано, что есть знаменитая киевская псалтирь 1397 года, так вот она не украинская, а по всем особенностям русская. То есть оказывается, что для людей XXI века в XIV веке различие уже было, и оно принципиальное.
Сергей Шаров-Делоне: Прежде всего, уже в это время начиналось различие в языке. До этого мелкие различия в диалектах были всегда, но тогда началось разделение на три языка – русский, украинский и белорусский. Кроме того, это все-таки разные государства – Великое княжество Литовское; Галитчина в то время попала под Польское королевство, и Великое княжение Владимирское со всеми под ним находящимися княжествами, включая Рязань, Новгород, Тверь, Нижний Новгород, - вот были такие три большие системы.
Яков Кротов: Но ведь был еще Константинополь. Митрополит Киприан периодически туда приезжал и там жил, видимо, долгие годы, но при этом как он ни приедет, в Константинополе очередной переворот. И вроде бы именно митрополит Киприан установил праздник Торжества православия, посвятил одно из воскресений Великого Поста святому Григорию Паламе, и так это продолжается по сей день.
И у него в житии митрополита Петра есть про троичный свет. Это очень редкое упоминание идей Паламы в русской литературе. Но ведь это же была фикция, если я не ошибаюсь. На тот момент Константинопольская империя – это все уже кусочки.
Митрополит Киприан прожил очень долгую жизнь по тем временем – 75 лет
Сергей Шаров-Делоне: Это и так, и не так, потому что в то время и сам митрополит Киприан, безусловно, относился с исихастам, и исихасты были, во всяком случае, первое время его пребывания в Константинополе, а он все-таки прожил в Византии больше половины жизни. Он прожил очень долгую жизнь по тем временем – 75 лет, из них 45 лет, отчасти в юности - видимо, в Болгарии, а потом в Византии. В это время исихазм на его глазах перешел от сугубо мистической монастырской традиции сперва к теоретической: теория Фаворского света, теория Божественной энергии, а после стал политическим течением.
Яков Кротов: Оно такое антизападническое.
Сергей Шаров-Делоне: Оно антизападническое, но в то же время это была та самая политика, которая в тот момент пыталась не только духовно, но и политически объединить весь православный мир как против турок, так и против Запада. И в духовной Киприана нашли полное отражение эти его взгляды о том, что христианский, православный мир устроен таким образом: во главе светской власти стоит византийский император, а он потому император, что под ним есть цари русские, болгарские, сербские и так далее, а в церковном отношении главный – патриарх Константинопольский, который потому-то и патриарх, что под ним есть… И так далее.
Яков Кротов: Это ведь немножко напоминает петровскую табель о рангах, это какое-то вырождение Дионисия Ареопагита с его видением ангельских чинов в какое-то доминирование, как теперь говорят феминистки. Бояре приравниваются к архимандритам и игуменам, князья – к епископам и митрополитам… Христианское ли это дело?
Сергей Шаров-Делоне: Мы все-таки имеем дело с определенной эпохой, и тогда такая вот иерархическая система мира казалась всем единственно возможной и надежной. Надо сказать, что и сейчас очень многие склонны к тому же взгляду. (смеется)
Яков Кротов: Тогда объясните, почему в середине XIV века, как и в XIII-м, Константинопольская патриархия спокойно пишет о хане Золотой Орды, как о царе для русских князей?
Тогда иерархическая система мира казалась всем единственно возможной и надежной
Сергей Шаров-Делоне: Да, но надо отдать должное, что Киприан ни разу…
Яков Кротов: Да, это и есть мой вопрос: почему Киприан именует царем не Тохтамыша, а Дмитрия Донского? И почему он не именует его сына?
Сергей Шаров-Делоне: Митрополит Киприан, который всю жизнь, даже и в моменты конфликтов, даже когда Дмитрий Донской просто выгнал его из Москвы, всю жизнь считал Дмитрия Донского единственной фигурой, которая должна возглавлять всю Русь, хотя Дмитрий Донской не имел таких амбиций, он был реалистом и политиком.
Почему он был изгнан? Киприану поставили в вину, что он не сидел в Москве во время Тохтамышева нашествия. Конечно, Дмитрий Донской тоже не сидел. Киприан был в Твери, а в это время тверской князь поехал околицами, через Литву, в Орду претендовать на великое княжение. И конечно, перед такой опасной дорогой он исповедовался Киприану, а Киприан не поведал об этом Дмитрию Донскому, не выдал тайну исповеди. И Дмитрий Донской, узнав об этом, его выгнал.
Яков Кротов: Он его сперва принял, и это тоже было достаточно неожиданно. И отец Иоанн Мейендорф в своей знаменитой книге о Византии и Руси в XIV веке предполагал, что именно митрополит Киприан убедил одного из литовских князей не участвовать в походе с Мамаем, так что Дмитрий Донской за это был ему, скорее, благодарен.
Сергей Шаров-Делоне: Да, я почти уверен, что митрополит Киприан был одним из тех, кто усиленно повлиял на Андрея Полоцкого и Дмитрия Брянского, литовских князей, которые просто пришли в войско Дмитрия Донского и вместе с ним сражались на Куликовом поле со своими дворами.
Яков Кротов: Какая неблагодарность со стороны Московского великого князя!
Киприану поставили в вину, что он не сидел в Москве во время Тохтамышева нашествия
Сергей Шаров-Делоне: Да. А Киприан ему все это простил. И когда его сын фактически отказался от наследия отца… Он отстранил всю старомосковскую боярскую верхушку. Бояре были соратниками Дмитрия Донского во всех его действиях, и они же подписали его завещание.
Яков Кротов: А вот Дмитрий Донской приказывает княгине следить, чтобы после смерти старшего сына все перешло к Юрию Дмитриевичу, которого у нас еще называют Звенигородским, а Василия отстраняют и передают наследство. Нас учили, что это глубоко позитивный шаг, потому что он ломает старую иерархическую лестницу родства по дядям и так далее и создает… ну, от Ленина к Сталину.
Сергей Шаров-Делоне: Эта традиция идет от Карамзина, который всегда считал, что прямой наследник государя императора - самое лучшее для страны, что есть. Но не факт, что так было тогда, потому что князья так не считали. Например, знаменитая фраза, которая сплошь и рядом неправильно понимается историками: "Считаю тебя братом молочным и сыном", – это не принижение, а юридическое формальное установление бокового родственника, чтобы в случае вымороченности (ну, умерли все прямые наследники, а это сплошь и рядом происходило из-за эпидемий или нашествий) он имел права на наследство.
Яков Кротов: То есть когда после смерти Федора Иоанновича престол зависает в вакууме, это результат той неблагоразумной революции, которую произвел Василий Дмитриевич?
Сергей Шаров-Делоне: Во многом - да. Кроме того, Василий Дмитриевич рассорился со своей матерью, и это очень показательно. Евдокия ушла в монастырь, начала строить Вознесенский собор в Московском Кремле, где и была захоронена, после чего Василий Дмитриевич демонстративно прекратил строительство собора, и только его вдова, Софья Витовтовна, после смерти Василия Дмитриевича сумела его продолжить.
Яков Кротов: Литовский князь ему тесть, он ради тестя, в сущности, предает Юрия Смоленского в 1404 году, но потом он же воюет с этим тестем. Семейные отношения вообще ничего не значили?
Сергей Шаров-Делоне: Нет, значили, но не абсолютно. Надо сказать, что в 1427 году его сын Василий Темный, то есть не он, а митрополит Фотий с Софьей Витовтовной (так как Василию Темному только-только исполнилось 12 лет, он формально стал совершеннолетним и мог принять решение) заключают договор вассалитета с Витовтом, чтобы защититься от Юрия Дмитриевича.
Дмитрий Донской очень не любил "иностранных агентов"
Яков Кротов: То есть святорусскую землю – католику?
Сергей Шаров-Делоне: Да-да! Так что значили, значили. Надо сказать, что Василий был единственным внуком Витовта.
Яков Кротов: От митрополита Киприана осталось несколько писем, написанных незадолго до Куликовской битвы в связи с тем, что Дмитрий Донской очень не любил "иностранных агентов". Его воспитал митрополит Алексий Бяконт - тоже, конечно, западенец (смеются), но на место умершего митрополита Алексия у Дмитрия Донского кандидат – Митяй, причем историки до сих пор не уверены, то ли это от имени «Михаил», то ли от «Дмитрия».
Сергей Шаров-Делоне: Видимо, от «Дмитрия», потому что в одном месте в "Повести о Митяе" упомянуто, что он и по имени, и по отчеству - тезка Дмитрию Донскому.
Яков Кротов: Потом митрополит Пимен, которого Дмитрий Донской принимает, а владыку Киприана выставляет самым жутким образом, как он говорит, "отпустил на клячах, из города вывели ограбленных до сорочки, до ножев, сапог и киверев не оставили на них"… Владыка Киприан пишет преподобному Сергию Радонежскому, что "когда миряне боятся князя, у них жены и дети, стяжания и богатства, и не хотят это потерять. Как и сам Спаситель глаголет: легче верблюду пройти… Вы же мира отреклись, иже в мире и живете единому Богу, и, злобу видев, умолчали. Растерзали бы одежды своя, глаголили бы перед князем, не стыдяся. Если бы вас послушали, было бы добро. Если бы вас убили, и вы святы". Это максимализм.
Сергей Шаров-Делоне: Конечно, Киприан - вообще максималист. Об этом свидетельствует его стойкость, когда он не отказался отменить тайну исповеди из политических соображений, то, что он пошел на очень острый конфликт с Василием Дмитриевичем… И в его "Слове о житии Дмитрия Донского" это очень хорошо прослеживается. Там Киприан цитирует завещание Дмитрия Донского.
Но он там делает несколько подлогов, прямо скажем. Он вводит в текст завещания Дмитрия Донского длинный пассаж о том, как нужно сотрудничать с боярами, как нужно их слушаться, и так далее. А вся боярская верхушка, оставшаяся верной Дмитрию Донскому, как раз в тот момент была в конфликте с Василием Дмитриевичем после его переворота. Федор Свибло – судя по всему, лидер, старший из еще оставшихся в живых современников Дмитрия Донского, просто был лишен всех имений и, видимо, казнен – с этого момента он исчезает со страниц летописей. Это тот самый Федор Свибло – Свиблова башня Московского Кремля, а его бывшее село Свиблово дало имя району Свиблово в Москве.
Яков Кротов: У митрополита Киприана было загородное поместье - как я понимаю, это нынешний Мосфильм.
Митрополит Киприан - максималист
Сергей Шаров-Делоне: Его поместье было – Голенищево, на Сетуни, но это было не его личное поместье, а митрополичья вотчина, резиденция, где он и умер. Он похоронен в Успенском соборе.
Яков Кротов: Вернемся к этому тексту: "Не лезьте ли яко грех людский на князе. И княжеский грех на люде нападает". Если я правильно понимаю славянский язык, это означает, что князь и народ отвечают друг за друга.
Сергей Шаров-Делоне: Да.
Яков Кротов: Вспоминается и "жить не по лжи", и "не могу молчать", и "промолчи – попадешь в палачи". А это конец XIV века! Получается матрица конфликта и конформизма, и кто у нас оказывается в конформистах? Преподобный Сергий Радонежский.
Сергей Шаров-Делоне: Надо сказать, после чего он писал следующее послание: он не доехал до Москвы, был схвачен и изгнан, после чего он, видимо, получил информацию о том, что творилось в Москве. Судя по всему, он выяснил, что Сергий Радонежский не молчал, и Федор Симоновский не молчал, потому что он написал письмо: «Я теперь узнал, что вы твердо стоите, и никаких претензий к вам не имею». Он яркий человек и очень эмоционально реагировал.
Яков Кротов: Писание говорит, что "телесных родителей проклятье падает на детей и на внуков, насколько же более проклятие духовных отцов". Значит, он придавал проклятию, запрещению духовного отца силу молнии в руке Юпитера.
Сергей Шаров-Делоне: Да. И вот это еще одна важная история. Беда в том, что наследие митрополита Киприана было востребовано все время, его тексты использовались как прописи для следующих произведений, и надо сказать, плохо использовались, люди плохо понимали, о чем он писал. В его духовном завещании почти нет финансовых распоряжений, хотя митрополичье хозяйство все-таки было немаленьким, и его духовное завещание было опять востребовано и не воспринято.
Наследие митрополита Киприана всегда было востребовано, но люди плохо понимали, о чем он писал
Киприан, при всем своем конфликте с Василием Дмитриевичем, в последний год жизни в своем завещании простил и просил прощения у всех христиан, упомянув: "Если я кого-то забыл, я разрешаю, прошу прощения у всех" – у всех, включая Василия Дмитриевича.
А вот его преемник, митрополит Фотий, писал свое завещание, свою духовную грамоту по образцу киприановой, за одним только "но": митрополит Фотий в 1428 году наложил неблагословение на Юрия Звенигородского, защищая интересы Василия Васильевича. И, умирая, он благословлял и просил прощения у всех русских князей, назвав их поименно, у всех живых к тому моменту: у самого Василия Васильевича, у его дяди и младших братьев, у сыновей Юрия Дмитриевича, - и так и не попросил прощения у самого Юрия и не простил его. Политик в нем оказался сильнее христианина, в отличие от Киприана.
Яков Кротов: Вся середина XIV века, вся переписка, связанная с поставлением владыки Киприана при живом митрополите Алексии - там впервые возникает термин "Великая Русь". Имеется в виду, что есть малая Русь – это шесть епархий на крайнем Западе…
Сергей Шаров-Делоне: Проще говоря, в нынешней Украине.
Яков Кротов: Но де-факто они на тот момент были практически в Польше.
Сергей Шаров-Делоне: Да, в Польше, а часть - в Литве.
Яков Кротов: И Великая Русь – это как бы привычная нам Московская Русь, но обязательно и Киев. "За кем Киев, за тем и Великая Русь" – в одной из грамот патриарха это просто подчеркивается.
Удельная раздробленность была колоссальным прогрессом, который привел к внутреннему освоению страны, к развитию городов
Сергей Шаров-Делоне: Но он был патриарх Киевский, Владимирский и Московский, и Всея Руси.
Яков Кротов: Для не замороченного религией человека все это выглядит довольно странно, потому что Киев взят в 1237 году, митрополиты через полвека переезжают во Владимир, и вот они уже в Москве, и они все равно Киевские, даже не Владимирские. Что за отставание от жизни?
Сергей Шаров-Делоне: Нет, это не отставание, а четкая политика Византии, и исихазм очень сильно ее реанимировал, и митрополит Киприан так считал, они пытались восстановить единство этой страны - вот всей страны, которая была когда-то.
Яков Кротов: Единство Руси или единство ойкумены во главе с басилевсом?
Сергей Шаров-Делоне: В конце концов, для единства ойкумены во главе с басилевсом можно было сделать сколько угодно митрополитов на Руси, если они подчиняются басилевсу и патриарху Константинопольскому. Это не мешало. Они видели это все-таки еще как единую страну.
Яков Кротов: А что бы владыке Киприану ни принять проект централизации Василия Дмитриевича? Нас воспитывали на том, что всякая централизация – это хорошо.
Сергей Шаров-Делоне: Я как историк глубоко убежден, что наши летописцы, которые так страшно переживали за усобицы, за распад единого Киевского государства, не понимали, что на самом деле это колоссальный прогресс, и удельная раздробленность была колоссальным прогрессом, который привел к внутреннему освоению страны, к развитию городов в стране, а не только Киева, к развитию земель в стране.
Монгольское нашествие потому случилось так успешно для монголов, что оно пришлось на самый неподходящий момент
И, строго говоря, монгольское нашествие потому случилось так успешно для монголов, что оно пришлось на самый неподходящий момент. Вот еще бы лет 60 – и им ничего не удалось бы сделать. Просто это был неудачный момент, когда уже это не предфеодальная, по сути, Киевская Русь, такая империя Каролингов, и еще не феодальная страна, которая уже хорошо организовалась. Это первая редакция русского феодализма XII-XIII веков, которая не успела развиться до конца из-за монгольского нашествия, пришедшего очень не вовремя.
Яков Кротов: То есть сама по себе политическая, самодержавная централизация, на ваш взгляд, - не позитивный фактор, и вы согласны с владыкой Киприаном в том, что важнее фактор церковный?
Сергей Шаров-Делоне: Понимаете, владыка Киприан не говорил о не централизации, он говорил о том, как она должна быть устроена. Он говорил о некой федерации во главе с царем, с великим князем. На самом деле это был единственный способ организации жизни в стране, в которой отсутствует коммуникация, отсутствует бюрократический аппарат, где все еще производится на местах, где, между прочим, еще очень плохие торговые связи.
Яков Кротов: То есть что-то вроде соединенных штатов российских княжеств…
Сергей Шаров-Делоне: Да! Между прочим, эту ступень прошли все страны Европы на первом этапе феодализма, потому что это просто органично для феодального хозяйства, для того развития хозяйства, которое было в те годы.
