"Я только что вернулся от президента республики. Господин президент принял все мои предложения". И такие мирные, будничные слова могут означать конец демократии и установление многолетней диктатуры.

Процитированная фраза принадлежит лидеру чехословацких коммунистов Клементу Готвальду и была произнесена им ровно 70 лет назад, 25 февраля 1948 года, на митинге сторонников компартии в центре Праги. Президент Чехословацкой республики Эдвард Бенеш согласился с отставкой некоммунистических министров коалиционного правительства и заменой их людьми, предложенными Готвальдом. Наверное, мало кто думал тогда, что это означает начало 40-летнего правления компартии, которое будет стоить жизни или свободы более чем 200 тысячам чехов и словаков. Хотя первые признаки того, какие времена наступают, уже были налицо: за пару дней до окончательной победы КПЧ верные коммунистам структуры госбезопасности уже произвели аресты активистов некоммунистических партий, включая ряд депутатов парламента.

Готвальд мог отчитаться об успехах Кремлю, ведь еще за пару месяцев до февральского переворота над его головой собирались тучи. Советское посольство в Праге передавало в Москву в итоговом сообщении за 1947 год, что "реакционные элементы в стране, поддерживаемые представителями Запада, по-прежнему считают, что есть предпосылки к тому, чтобы правые партии получили на предстоящих весной 1948 года выборах большинство и вытеснили коммунистов из правительства". Поэтому следующие выборы должны были пройти уже по коммунистическим правилам – и тут очень вовремя подвернулся правительственный кризис.

Суть его вкратце состояла в том, что министры, представлявшие народных социалистов, христианских демократов и словацких демократов, попытались заставить коммунистов прекратить ползучий захват МВД и спецслужб, продолжавшийся почти три года. Коммунисты воспротивились, и тогда 12 "буржуазных" министров подали в отставку. Предполагалось, что к ним присоединятся социал-демократические и беспартийные члены кабинета, в том числе Ян Масарик, министр иностранных дел и сын первого президента Чехословакии. Но те начали маневрировать и не поддержали своих коллег, рассчитывавших на досрочные выборы. В результате министры, подавшие в отставку, не составляли большинства кабинета, и премьер Готвальд убедил президента Бенеша не назначать новые выборы, а заполнить правительственные вакансии лояльными коммунистам людьми.

Как вспоминал один из лидеров социал-демократов, эмигрировавший позднее Богумил Лаушман, Готвальд фактически запугивал больного Бенеша советским вторжением, которое, по его словам, было возможно, если президент не согласится с перестановками в правительстве под диктовку коммунистов. Вождь КПЧ блефовал: бывший советский посланник в Праге, на тот момент – замминистра иностранных дел СССР Валериан Зорин, с которым Готвальд был в постоянном контакте, от имени Москвы отверг возможность советского военного вмешательства. По мнению Зорина (а значит, и Сталина), это слишком обострило бы и без того тревожную обстановку в Европе, где начиналась холодная война.

Но шантаж Готвальда имел успех – президент капитулировал. По улицам чехословацких городов маршировали вооруженные отряды коммунистической Народной милиции, а надежды противников КПЧ, несколько тысяч которых устроили мирное шествие к пражскому Граду, чтобы поддержать президента Бенеша, потерпели крах. В коммунистической историографии политический кризис февраля 1948 года называли "Победоносным Февралем" (Vítězný Únor), по аналогии с советским "Великим Октябрем".

О событиях 70-летней давности и о том, почему иногда они кажутся пугающе актуальными, в интервью Радио Свобода рассуждает чешский историк, бывший директор Института исследования тоталитарных режимов (Прага) Павел Жачек.

– Почему во время февральского кризиса 1948 года в Чехословакии демократические партии не смогли ни должным образом скоординировать свои действия, ни оказать сопротивление рвущимся к власти коммунистам?

– Во-первых, они слишком понадеялись на президента Эдварда Бенеша и его верность демократии. Во-вторых, были иллюзии относительно того, что лидеры коммунистов всё же будут играть по конституционным правилам. Но и те, и другие надежды не оправдались.

– Как объяснить позицию Бенеша – почему он позволил коммунистам взять власть?

– Президент находился в специфическом состоянии: он устал и был серьезно болен (Бенеш ушел в отставку в июне того же года, а в сентябре умер. – РС). Состояние здоровья явно отразилось на том, как он принимал решения в феврале 1948 года. С другой стороны, тут есть и моменты, которые историкам трудно объяснить – например, Бенеш в эти дни очень мало общался с министрами, которые подали в отставку. Это не характерно для его поведения: он был, как сказали бы сейчас, активным переговорщиком, но в решающие дни куда чаще разговаривал с руководством коммунистов и с социал-демократами, которые лавировали до последнего момента. Есть версии, что свою роль в изоляции президента сыграли сотрудники его канцелярии, но это требует более четкого подтверждения. Нельзя сказать, что история февральского путча лишена белых пятен и мы имеем полное представление о том, почему события протекали так, а не иначе.

– А можно ли вообще говорить именно о путче? С формальной точки зрения это были просто перестановки в правительстве, которые случаются при парламентской демократии.

– Это правда. Но поводом для кризиса послужило несоблюдение коммунистами условий межпартийных договоренностей. Они стремились провести максимальное количество своих сторонников на руководящие должности в силовых структурах. То, что министр внутренних дел коммунист Вацлав Носек не выполнил соответствующее правительственное распоряжение, вызвало февральский кризис. "Чистым" решением в этой ситуации был бы уход всего кабинета и скорейшее назначение новых свободных выборов. Коммунисты в нескольких отношениях нарушили закон: так, они создали нелегальные силовые структуры, в том числе вооруженные отряды Народной милиции. Эти формирования были использованы как средство политического давления. Таким образом, можно говорить о силовом захвате власти, особенно если учитывать, что за КПЧ стоял Советский Союз.

​– Советский фактор в феврале 1948-го был действительно важен?

– Он был одним из решающих. Собственно, он стал таковым уже с 1943 года (подписание в Москве договора о дружбе и сотрудничестве между СССР и правительством Чехословакии в изгнании. – РС) и, естественно, резко усилился с 1945-го. Формально положение Чехословакии по состоянию на начало 1948 года отличалось от ситуации в Польше или Венгрии: Чехословацкая республика пыталась играть роль, по выражению Бенеша, "моста между Западом и Востоком". Но советская тактика была обкатана, очередь дошла и до Чехословакии – как и в других восточноевропейских странах, коммунисты решили, что пришла пора брать власть. И осуществили это, хоть и в несколько иной форме, как раз на основании опыта других стран формирующегося восточного блока. Роль советского фактора была решающей в трех отношениях: во-первых, в организации самого процесса советизации востока Европы, во-вторых, в придании уверенности местным коммунистам, которые могли опереться на мощь стоящей за ними Москвы. И третий момент – активизация созданной Советами в Чехословакии, прежде всего в Праге, агентурной сети, действовавшей в интересах КПЧ и поддерживавшей радикальные прокоммунистические элементы в силовых структурах.

– А позиция Запада? Работающий в США чешский историк Игор Лукеш в своей книге "Чехословакия над пропастью" об американских дипломатах в послевоенной Праге указывает на катастрофические ошибки в оценках ситуации в Чехословакии, допущенные американской стороной. Может быть, Запад вообще тогда списал со счетов Чехословакию, отнеся ее к сфере влияния СССР?

– Может так показаться, но дело не только в этом. Воля к сопротивлению прежде всего должна быть у местного населения и политиков. Я думаю, что последний момент, когда Запад мог оказать реальное влияние на развитие событий в Чехословакии, был весной 1945 года. Я имею в виду решение генерала Эйзенхауэра, главнокомандующего войсками союзников в Европе, прекратить наступление 3-й американской армии на Прагу в начале мая. Если бы вся западная часть Чехословакии, включая Прагу, была освобождена американскими войсками, развитие ситуации в стране в первые послевоенные годы могло быть иным. Но это "если бы", а условного наклонения, как известно, история не знает. В итоге СССР смог одержать верх в Чехословакии – пусть и немного позднее, чем в других странах региона – и завершить формирование блока своих сателлитов.

​– Менее чем за два года до этих событий, в мае 1946 года, коммунисты одержали победу на парламентских выборах в Чехословакии, которые были еще сравнительно демократическими. То есть относительное большинство граждан страны тогда были не против коммунистического правительства. Но трудно себе представить, что избиратели КПЧ сознательно голосовали за лагеря, идеологическое промывание мозгов, полную изоляцию от Запада – всё то, что пришло после "победоносного Февраля". Вам это не напоминает нынешнюю ситуацию, когда во многих странах, в том числе и в Чехии, люди голосуют за популистов, толком не понимая, кого или что именно они поддерживают?

– Какие-то моменты, например, методы агитации, наверное, можно сравнивать. Но в целом, конечно, политическая ситуация 72 года назад была совсем иной. Не нужно забывать также, что в 1946 году коммунисты победили в чешских землях, а в Словакии потерпели довольно чувствительное поражение. Кроме того, коммунистам очень помогло создание Национального фронта, в который были включены все разрешенные после войны партии. Некоторые политические силы, существовавшие до войны и весьма популярные, например, Аграрная партия, наоборот, были запрещены. И, конечно, большую роль сыграла депортация немецкого меньшинства из пограничных регионов в 1945-47 годах. Коммунистическая партия поддерживала эту политику и передачу новым чешским владельцам конфискованного у немцев имущества – это приносило коммунистам политические очки. Всё это создало предпосылки к февральским событиям, когда КПЧ захватила власть и 40 лет ее удерживала.

– Как вы оцениваете уровень знаний сегодняшних чехов о новейшей истории своей страны, в том числе о событиях февраля 1948 года?

– Мне он кажется недостаточным. По-моему, нужно делать больший акцент на изучение событий ХХ века, когда чехи жили под властью двух тоталитарных режимов – нацистского и коммунистического. Я удивлен: к 70-летию событий 1948 года у нас не вышло ни одной новой монографии, ни одного сборника документов, не прошло ни одной крупной конференции историков, посвященной столь важному событию, как утрата страной свободы и демократии. Кстати, в Словакии Институт национальной памяти такую конференцию организовал – в ней участвовали и многие чешские историки. Нашей новейшей истории не уделяется достаточно внимания. Мне кажется, нужно активнее заниматься этими проблемами, продолжая те процессы, которые начались после революции 1989 года, но постепенно как-то выдохлись.

​– Несколько десятилетий коммунистического режима, включая – в случае с Венгрией в 1956-м и Чехословакией в 1968-м – прямые военные интервенции советских войск, оставили заметный след в исторической памяти восточноевропейцев. Но след этот, похоже, неодинаков. Например, в Чехии, в отличие от Польши или стран Балтии, немало политиков (включая президента Милоша Земана) и обычных граждан симпатизируют нынешней политике Кремля, хотя она иногда напоминает советские времена – и риторикой, и агрессивными действиями. Чем вы можете это объяснить?

– Как раз вот этим амбивалентным отношением к нашему прошлому. Неспособностью глубоко и объективно разобраться в ключевых моментах недавней истории, включая февраль 1948-го или август 1968-го (вторжение войск Варшавского договора в Чехословакию. – РС). Этого нам не хватает, и историческая забывчивость начинает преобладать. Вновь появляются фигуры, о которых мы в 1989 году – я имею в виду студенческое движение, в котором сам участвовал, и всех, кто так или иначе имел отношение к смене власти, – думали, что они отправлены, так сказать, на политическое кладбище. Есть силы, стремящиеся оправдывать коммунистический режим, представлять его успехи, мнимые и подлинные, например, полную занятость, как нечто, способное перевесить отсутствие гражданских свобод, политические процессы 1950-х годов или тот факт, что на наших границах людей, стремившихся бежать на Запад, убивали на месте. Мне кажется, тут у чешских историков и журналистов есть определенная задолженность перед обществом, – считает чешский историк Павел Жачек.

В июле 1993 года парламент Чешской республики принял закон "О противоправности коммунистического режима". Демократические чешские партии и ведущие политики страны почти четверть века воздерживались от сотрудничества с коммунистами на общенациональном уровне. В феврале 2018 года, однако, президент Чехии Милош Земан принял приглашение коммунистов – стать гостем их апрельского съезда. "Глава государства ясно дал понять, что считает нас неотъемлемой составной частью демократического спектра страны", – с удовлетворением прокомментировал это решение зампредседателя Коммунистической партии Чехии и Моравии Иржи Скала. Он не скрывает того, что в 1968 году был одним из очень немногих чехов, которые приветствовали "братскую помощь СССР" и добровольно сотрудничали с советской армией вторжения.