Ссылки для упрощенного доступа

Брат на брата. Анатолий Стреляный – о вкусах и страстях


Почему один брат – путинист, а другой – демократ? Родные, причем, братья, даже близнецы. Почему два одинаково знаменитых артиста, не разлей вода по жизни и сцене, вдруг оказываются по разные стороны? Бесконечно интересно, не правда ли? Ходили подружки в один класс, читали одни книги, смотрят одно ТВ, дружат, повзрослев, семьями, в один детсад водят детей – и вот раздружились, да так, словно не поделили какого-нибудь богатого красавца. Все как в писании: и пойдет брат на брата. А бывает, что и не пойдет, оставшись каждый при своей вере. "Моя мама была гитлерианкой", – сказала мне когда-то старая женщина, девочкой вывезенная родителями из России в Югославию. "А вы?" – "А я его не любила". – "Вы жили под одной крышей, ели за одним столом, наряжали елку под Новый год". – "Ну, а как же! Я любила свою маму. Такая горячая была гитлерианка. А я его никогда не любила, – повторила она. – Не нравился он мне. Мы даже ссорились из-за этого". Пройдут годы, и какая-нибудь нынешняя девочка будет рассказывать: "Моя мама была запутинкой. А мне он никогда не нравился. Правду сказать, до ссор доходило".

У каждого свои доводы и авторитеты, вкусы и страсти, страсти, будь они неладны! С детства перед глазами непреклонный Тарас Бульба с его влюбчивым сыном. С ним-то, Андрием, все, кажется, ясно: всему виной – прелести проклятой полячки. Но он-то не один переметнулся к ляхам, с ним было целое войско. Что же, на каждого нашлась своя полячка?!

Одного за другим берешь известных тебе людей и каждого рассматриваешь, рассматриваешь под своим микроскопом, пытаясь угадать решающее обстоятельство. Вот этого крымнашистом сделала такая себе не совсем чистая общественная жилка, которая всегда в нем чувствовалась. Этого – свойственная ему некоторая национальная кичливость. А этот всегда проявлял повышенный интерес к чужим отношениям собственности… Но это все так приблизительно, что лучше не продолжать.

Настоящее исследование должно предполагать, что вы специально собираете о человеке все возможное, чтобы потом особо остановиться на каких-то вехах и подробностях. А на каких, скажите, пожалуйста? И это же надо разместить под микроскопом всю чужую жизнь! Судить по опорным показателям – это ясно. Но по каким? По уровню образования? Не катит. Есть люди одного уровня, стоящие на разных полюсах. По степени осведомленности? То же самое. По природной силе ума, по пресловутому IQ? Ни в коем случае! У Геринга вон был чуть ли не самый высокий в Европе. Возраст? Ну, это уж точно ничего не объясняет, хотя о престарелых знаменитостях, неожиданно для нас оказавшихся путинистами, первое, что мы охотно говорим: выжил из ума. Но разве нет маразматиков в другом стане?

Что еще? Подлая душа, вдруг открывшаяся? Но то же самое путинист Валентин Гафт может сказать о своем собрате-демократе, переставшем с ним здороваться. Каждая сторона уверена, что она за правое дело и вообще за все хорошее против всего плохого. С одинаковым чувством обвиняют друг друга в нежелании знать правду, в равнодушии к страданиям людей. Нет смысла усматривать и корысть как определяющую выбор. Люди, извлекающие заметную пользу из шкурной службы царю и отечеству, – единицы в народной толпе.

Охватывает уныние, когда подумаешь, что такое исследование должно представлять собою тысячу-две подробнейших биографий, причем каждая должна быть не просто жизнеописанием, а историей становления личности. Может быть, ответ на наш вопрос под силу только художнику слова? Но подлинный художник такими вопросами не задается. Лев Толстой говорил: если бы его заверили, что его роман о некоем общественно-политическом строе спасет мир, он бы не потратил ни минуты на сочинение такового. То же самое он ответил бы и на предложение исследовать средствами искусства истоки государственничества, например, в Каренине или старом Болконском. Искусство создает образы, но действуют они на каждого по-разному. Как и живые люди… Нечто очень существенное может быть обозначено одним иностранным словом: лояльность. Готовность подчиняться, слушаться, следовать, будь то большинству или большаку. Душевная, врожденная готовность. Такой дар. "Како веруешь?" – "Како угодно власти, пока она власть". Причем покориться – полдела. Важно и прислониться – только тогда ты вполне защищен, да и сам силен.

Наука нам может помочь, но только общими трактовками типов личности и политических режимов, природы конформизма и внушаемости, духа противоречия. Но тоже: кто из нас не знает авторитарных личностей, одна из которых за Путина, а другая против? Мне, короче, думается, что если бы такое исследование удалось, оно бы показало большую роль неуловимых вещей в убеждениях человека: наития, первого порыва, каприза, мелкого с виду биографического случая. Забытое детское впечатление, какая-то обида, невзначай прочитанная книга, подслушанный разговор, неожиданное знакомство. Жизнь, она ведь вся из мелочей.

Анатолий Стреляный – писатель и публицист, ведущий программы Радио Свобода "Ваши письма"

Высказанные в рубрике "Право автора" мнения могут не отражать точку зрения редакции​

XS
SM
MD
LG