Леонид Велехов: Здравствуйте, в эфире Свобода – радио, которое не только слышно, но и видно. В студии Леонид Велехов, и это новый выпуск программы "Культ личности", которую помимо нашего интернет-канала вы можете смотреть на телеканале "Настоящее время". Эта программа не про тиранов, она про настоящие личности, их судьбы, поступки, их взгляды на жизнь.
Сегодня у меня в гостях Сергей Никитин, автор и исполнитель знаменитейших песен, кумир моего поколения советской интеллигенции и не только моего, и не только интеллигенции.
(Видеосюжет о Сергее Никитине. Закадровый текст:
Сергей Никитин, его дуэт с женой Татьяной, но прежде всего именно Сергей – голос и мелодия поколений, которые в 70–80-е были молодыми и чушь прекрасную несли, потому что жили надеждами и идеалами в безнадежную эпоху, которая вошла в историю под названием застойной. В этом смысле нынешним молодым с их часто встречающимся безразличием к общим проблемам – мол, от нас ничего не зависит, какие идеалы, главное это денег заработать – есть чему поучиться у тех молодых, чьим голосом были Никитины. Без их прекрасных песен на прекрасные стихи поэтов более старшего поколения – Юрия Левитанского, Давида Самойлова, Юны Мориц, Евгения Евтушенко и других – не было бы общественного подъема в конце 80-х, а без него, без этого подъема, не было бы тех перемен, которые вдохнули новую жизнь в нашу, казалось, бесконечную уставшую страну. В том, что этот подъем был скомпрометирован, задушен и сменился в итоге новым застоем, нет вины тех, кто во имя этого подъема жил и творил. Что поделаешь, если, как сказал поэт, на светильники и гасильники человечество разделено. И в России почему-то всегда победу одерживают гасильники. Но вместе с тем, в отличие от гасильников, от которых не останется ничего, кроме руин, от светильников остаются песни, стихи, фильмы, книги... И они помогают выжить в самые наитемные дни.
Сергей Никитин – настоящий светильник. Мы сегодня слушаем его песни и, несмотря ни на что, снова наполняемся светом надежды. Хорошо сказал о нем Булат Окуджава:
Как впору ему этот свитер!
Как точен аккомпанемент!
Он прежде всего композитор,
Но главное – интеллигент...
Интеллигент это "главное", потому что для Окуджавы важнее всего было единство личности и художника, а не просто сладкие рулады.
А Сергей Никитин – и композитор прекрасный, и гитарист виртуозный, и еще – большой артист. В лучшей сцене фильма "Пять вечеров" Станислав Любшин поет его голосом, и еще вопрос, благодаря кому в большей степени эта сцена навсегда остается в памяти: играющему в кадре Любшину или за кадром – Никитину...)
Студия
Леонид Велехов: Сергей Яковлевич, у меня был один план начала, но вы как артист-импровизатор его поломали, сказав, что заготовлена у вас какая-то такая особая песенка.
Сергей Никитин: Мы находимся на Радио Свобода. А песенка на стихи Иосифа Бродского так и называется "Песенка о свободе". Нужно сказать, что это стихотворение было написано в 1964 году, и Иосиф Бродский посвятил эти стихи Булату Окуджаве. Это очень важно.
Леонид Велехов: Замечательно!
Звучит "Песенка о свободе"
"Ах, свобода, ах, свобода.
Ты – пятое время года.
Ты – листик на ветке ели.
Ты – восьмой день недели.
Ах, свобода, ах, свобода.
У меня одна забота:
почему на свете нет завода,
где бы делалась свобода?
Даже если, как считал ученый,
ее делают из буквы черной,
не хватает нам бумаги белой.
Нет свободы, как ее ни делай.
Почему летает в небе птичка?
У нее, наверно, есть привычка.
Почему на свете нет завода,
где бы делалась свобода?
Даже если, как считал философ,
ее делают из нас, отбросов,
не хватает равенства и братства,
чтобы в камере одной собраться.
Почему не тонет в море рыбка?
Может быть, произошла ошибка?
Отчего, что птичке с рыбкой можно,
для простого человека сложно?
Ах, свобода, ах, свобода.
На тебя не наступает мода.
В чем гуляли мы и в чем сидели,
мы бы сняли и тебя надели.
Почему у дождевой у тучки
есть куда податься от могучей кучки?
Почему на свете нет завода,
где бы делалась свобода?
Ах, свобода, ах, свобода.
У тебя своя погода.
У тебя – капризный климат.
Ты наступишь, но тебя не примут".
Леонид Велехов: Чудесно! Просто гимном надо взять для радиостанции.
Сергей Никитин: Ну, 1964 год, а сегодня звучит…
Леонид Велехов: А сегодня звучит, как сегодня написанная.
Сергей Никитин: Да.
Леонид Велехов: Такова особенность великой поэзии и, видимо, особенность нашей жизни еще, вдобавок ко всему.
Сергей Никитин: Да, но в основном, конечно, поэзии. Потому что если поэзия великого уровня, если сочинил Поэт с большой буквы, пророк, он всегда современен, и даже он может предугадать будущее.
Леонид Велехов: Так и происходит всегда, и в частности, это стихотворение тому доказательство.
А теперь в еще более далекие времена отступим, чем 1964 год. С чего все началось? Началось-то ведь все с Окуджавы, насколько я знаю, да?
Сергей Никитин: Да, я всегда об этом говорю. Ну, просто потому что это правда. Я услышал голос Булата Окуджавы, тогда еще не знал, кто это такой, звучавший с магнитофонной ленты. Тогда были в быту огромные магнитофоны!
Леонид Велехов: "Днепр" какой-нибудь.
Сергей Никитин: Да, "Днепр".
Леонид Велехов: Этот "Днепр" поднять невозможно было.
Сергей Никитин: Этот "Днепр" стоял в окошке первого этажа дома в одном из арбатских переулков. Я просто шел мимо и услышал этот голос. И он меня просто заворожил, притянул. Мне было четырнадцать лет. И я понял, что это мое, и я должен научиться играть и петь. И не думал, что пройдет не так уж много лет – всего десять лет! – и мы познакомимся с Булатом Шалвовичем. Это отдельная история.
Леонид Велехов: Что самое-самое у Окуджавы у вас любимое?
Сергей Никитин: Мне трудно что-то одно выбрать. Но вот мне очень нравятся эти его стихи. Они, может быть, немножечко декларативные, но они очень важные для меня.
"Совесть, Благородство и Достоинство –
вот оно, святое наше воинство.
Протяни ему свою ладонь,
за него не страшно и в огонь.
Лик его высок и удивителен.
Посвяти ему свой краткий век.
Может, и не станешь победителем,
но зато умрешь, как человек".
Леонид Велехов: И опять же как будто сегодня написано.
Сергей Никитин: Да.
Леонид Велехов: В самую-самую сердцевину нашей жизни попадает.
Сергей Никитин: И вот мысленно мы часто советуемся с Булатом Шалвовичем – а что бы он подумал по этому или другому поводу? А как бы он поступил в той или другой ситуации?
Леонид Велехов: Он ведь, насколько я знаю, уходил, сильно огорченный, разочарованный тем, что у нас происходило.
Сергей Никитин: Ну, тут достаточно вспомнить знаменитые сроки Некрасова: "Кто живет без печали и гнева,//Тот не любит отчизны своей".
Леонид Велехов: Три классика, три гения и все как будто бы сегодня живут!
Сергей Никитин: Я уж до кучи приведу стихи Давида Самойлова. В конце 80-х написаны стихи.
"Трудна России демократия
Не тем, что мнений разнобой,
А тем, что возмечтала шатия
Вести Россию за собой.
Ложь убедительнее истины
Для тех, кто ждёт, разинув рот.
О том, что те пути убийственны,
Узнаем после. В свой черёд".
Давид Самойлов, 1987 год.
Леонид Велехов: С ума сойти! Этот просто всех переплюнул! Так попал в сегодня!
Сергей Никитин: Поэт чувствует время даже не кожей, а подкожным слоем.
Леонид Велехов: Это точно! Сергей Яковлевич, а первая какая была песенка, которую сочинили? Помните?
Сергей Никитин: Ну, как же мне это не помнить?! 1962 год. Я студент первого курса Московского университета, физического факультета. А сестра моя, студентка Московского авиационного института. И уже у нее появился муж, хотя, может быть, тогда он еще кавалер был. И он играл на семиструнной гитаре. Он мне, собственно, и показал несколько аккордов на семиструнной гитаре, настроенной на минор. И он как раз мне подсунул сборник Иосифа Уткина.
Леонид Велехов: Хороший поэт был, талантливый.
Сергей Никитин: Да, замечательный.
Леонид Велехов: Рано умер. Погиб, по-моему, в авиакатастрофе.
Сергей Никитин: И вот такие строчки:
"Всё взяла.
Любую малость –
Серебро взяла и жесть.
А от сердца отказалась.
Говорит – другое есть".
Это вот из Иосифа Уткина. А первая песня – на его стихи, называется "В дороге".
Звучит песня "В дороге"
"Ночь и снег, и путь далёк;
На снегу покатом
Только тлеет уголёк
Одинокой хаты.
Облака луну таят,
Звёзды светят скупо.
Сосны зимние стоят,
Как бойцы в тулупах.
Командир усталый спит,
Не спешит савраска,
Под полозьями скрипит
Русской жизни сказка.
...Поглядишь по сторонам –
Только снег да лыжни.
Но такая сказка нам
Всей дороже жизни!"
Леонид Велехов: Прелестные стихи какие! И я, слушая их, ваше исполнение, понимаю, как вы стих-то сам раскрываете! Как вы своей мелодией открываете его собственную музыку!
Сергей Никитин: Спасибо большое! Мне ваши слова очень важны, потому что это основная задача: при помощи гитары и мелодии не испортить стихи, а наоборот, придать им большую проникающую способность, скажем так.
Леонид Велехов: Да, да, да, как какой-то бутон раскрыть и дать этот аромат почувствовать.
Сергей Никитин: Или полетность. Когда все полетело – это значит удача.
Леонид Велехов: А ведь такой парадокс: вы с четырнадцати лет этим делом увлеклись, а пошли…
Сергей Никитин: Нет, в четырнадцать лет я начал играть на гитаре, исполнять песни Окуджавы, потом Александра Городницкого. Кстати, у него был недавно юбилей.
Леонид Велехов: Восемьдесят пять!
Сергей Никитин: Да.
Леонид Велехов: И он у меня был, он сидел на этом месте.
Сергей Никитин: Песни Визбора появились. А сочинять я начал, когда я уже студентом стал, когда мне уже было семнадцать-восемнадцать лет.
Леонид Велехов: Студентом. А почему при таком лиризме, при таком гуманитарном складе – физфак?
Сергей Никитин: Ну, время такое.
Леонид Велехов: Я знаю, что вы категорически не принимаете штампованное противопоставление физиков и лириков. (Смех в студии.) И убедительно это доказываете.
Сергей Никитин: Ну, это просто пошло от Слуцкого.
Леонид Велехов: Ну, конечно, "Что-то физики в почете.//
Что-то лирики в загоне".
Сергей Никитин: На самом деле, нет никакого противоречия. Всем известно, что наш мозг состоит из двух полушарий, левого и правого. Я только всегда путаю, что чем заведует. Одно из них заведует как бы творчеством, художеством.
Леонид Велехов: Левое, наверное, раз к сердцу ближе.
Сергей Никитин: Не знаю. А другое – отвечает за рацио, за математику и так далее, за логику. И доказано, это медицинский факт, пока одно полушарие интенсивно работает, другое интенсивно отдыхает. Поэтому сочетание двух видов деятельности сохраняет наши ресурсы, и одно вдохновляет другое. Я по себе это знаю. Скажем, в 80-е годы я работал в Институте биологической физики Академии наук в городе Пущино, работал над диссертацией, писал статьи. Очень напряженное время. И в это же время, скажем, у меня был период увлечения поэзией Геннадия Шпаликова: на стихи Шпаликова написал четырнадцать песен. И даже я не заметил, так просто это происходило: я переключился с одного на другое, и одно другому помогало. Примеров много.
Леонид Велехов: Да, и потом, я думаю, что в физике тоже ведь есть своя поэзия. Это ведь тоже желание постичь что-то непостижимое. Я вспоминаю недавно умершего великого Стивена Хокинга. Это что, не поэзия? Это что, не поэт своего дела?
Сергей Никитин: Когда я взял в руки его книжку A Brief History of Time ("Краткая история времени"), и там, когда дело уже заходит о Вселенной, о бесконечности и так далее, и так далее, ты понимаешь, что на своем переднем крае и космология, и физика элементарных частиц уже упираются в вечные философские вопросы и приводят к каким-то художественным образам. Скажем, понять гипотезу Пуанкаре, которую наш математик Перельман в конце концов доказал, без поэтического воображения невозможно!
Леонид Велехов: Это точно.
Сергей Никитин: Как себе представить трехмерную сферу в четырехмерном пространстве?
Леонид Велехов: Невозможно.
Сергей Никитин: Вот, а при некоторой доле воображения это все запросто делается.
Леонид Велехов: Грандиозно! Скажите мне такую вещь. Вы ведь с самого начала избрали этот формат – такое сухое слово, но тем не менее – авторская песня. Вы не пишете стихи, не пишете тексты, вы пишете музыку на чужие стихи.
Сергей Никитин: Да.
Леонид Велехов: А есть какие-то песни на собственные стихи?
Сергей Никитин: Я себя бардом не считаю. Я скромно себя считаю композитором, пишущим музыку на поэзию, на стихи. Это можно было бы назвать поэтической песней или попыткой создания музыкальных интерпретаций, музыкальных переводов произведений русской и классической поэзии. "В конце концов, почему бы нам нашего Вильяма Шекспира" не спеть", – однажды подумал я. Нам, россиянам, повезло, потому что мы имеем Шекспира на современном русском языке.
Леонид Велехов: В великолепных переводах!
Сергей Никитин: Переводили Самуил Маршак, Борис Пастернак и так далее.
Леонид Велехов: Щепкина-Куперник. Замечательные были переводчики!
Сергей Никитин: Когда-то я сочинил музыку на сонет номер 90 в переводе Маршака. Я просто процитирую.
Звучит сонет номер 90
"Уж если ты разлюбишь – так теперь,
Теперь, когда весь мир со мной в раздоре.
Будь самой горькой из моих потерь,
Но только не последней каплей горя!
И если скорбь дано мне превозмочь,
Не наноси удара из засады.
Пусть бурная не разрешится ночь
Дождливым утром – утром без отрады".
Я довольно долго это сочинял, использовал мои какие-то скудные представления о музыкальном ладе кельтском, шотландском. Вы чувствуете?!
Леонид Велехов: Конечно, чувствую! Но я очень люблю сонет номер 66, переложенный вами на музыку.
Сергей Никитин: А история была такая. Мы с Татьяной попали на костер на даче к Чуковскому. Корнея Ивановича уже не было в живых. Мы тогда же познакомились с Риной Зеленой. Но самый главный момент, что после того, как дети разошлись, мы были приглашены в дом. И я хозяйке, Лидии Корнеевне Чуковской, спел этот сонет, номер 90. Она говорит: "А вы не хотите посмотреть сонет номер 66?" И только потом я понял, что и для Лидии Корнеевны, и вообще для семьи Чуковских этот сонет играл особую роль.
Звучит сонет номер 66
"Зову я смерть. Мне видеть невтерпеж
Достоинство, что просит подаянья,
Над простотой глумящуюся ложь,
Ничтожество в роскошном одеянье,
И совершенству ложный приговор,
И девственность, поруганную грубо,
И неуместной почести позор,
И мощь в плену у немощи беззубой,
И прямоту, что глупостью слывет,
И глупость в маске мудреца, пророка,
И вдохновения зажатый рот,
И праведность на службе у порока.
Все мерзостно, что вижу я вокруг...
Но как тебя покинуть, милый друг!"
Леонид Велехов: А Вильям-то наш Шекспир, вообще, через полтыщи лет почти как смотрел в наше время, а?!
Сергей Никитин: Да! И такой смешной, забавный эпизод был. Я спел на радио этот сонет, на Иновещании: Советский Союз вещал на все страны на английском и других языках. Песня прошла в эфире. Оказывается, эту станцию и наши слушатели слушали. И пошли письма от "народных мстителей", от пенсионеров: "Что это по радио передают Галича?!" (Смех в студии.) И уже чуть ли не уволили редактора. Потом все-таки выяснилось, что это Шекспир. (Смех в студии.)
Леонид Велехов: Потрясающе!
Сергей Никитин: Вот настолько классик звучит современно.
Леонид Велехов: О чем еще вас хочу спросить. Есть же еще такая – я не люблю это выражение, потому что оно не имеет отношения к светской жизни, но тем не менее, – ипостась вашего творчества, когда вы поете за других. Я имею в виду знаменитые фильмы, "Ирония судьбы", "Москва слезам не верит", "Пять вечеров", то есть где вы за Мягкова и за Любшина поете. Вы ставите перед собой еще и такую чисто актерскую задачу: проникнуть в образ этого Жени Лукашина и так далее?
Сергей Никитин: Леонид, когда вы сказали "вашего творчества", я…
Леонид Велехов: Вычеркиваем "творчество", я тоже не люблю это слово.
Сергей Никитин: …мысленно начал бронзоветь и надуваться. (Смех в студии.) Это ужасно, когда человек так говорит, особенно "в моем творчестве".
Леонид Велехов: В "моем творчестве" ужасно, но я все-таки про ваше могу сказать.
Сергей Никитин: Зиновий Ефимович Гердт говорил, что больше всего он не может терпеть комплекс полноценности. Если человек сомневается в себе, значит, он еще не пропал для творческого процесса, скажем так. Микаэл Леонович Таривердиев – мы с ним уже были знакомы, мы с ним уже были друзья – пригласил меня попробовать исполнить в "Иронии судьбы" песню за кадром. А задача была такая, чтобы голос был обыкновенный, человеческий, разговорный, как будто это поет Женя Лукашин в исполнении Андрея Мягкова.
Леонид Велехов: Но там ведь действительно полное ощущение, что поет Женя Лукашин, Андрей Мягков, мягковским голосом.
Сергей Никитин: Когда я смотрел этот фильм по телевизору, у меня было чувство раздвоения, потому что я знал, что это я пою, но одновременно мне казалось, что поет Мягков. То же самое было и со Станиславом Любшиным.
Леонид Велехов: Вот это я все-таки еще больше люблю. Если я вас попрошу спеть "Губы окаянные"…
Сергей Никитин: Мне позвонили из киногруппы Михалкова и говорят: "Никита Сергеевич просит вас исполнить русскую народную песню". Я говорю: "Какую?" – "Губы окаянные, думы потаенные". – "О, – я говорю, – я знаю автора этой народной песни, это Юлий Черсанович Ким". После чего Юрий Черсанович снимал трубку и говорил: "Русский народ слушает!" (Смех в студии.) И когда я смотрел этот фильм, эпизод с Любшиным, то же самое было чувство. Но там, правда, такой эпизод был. Я записал, сняли эту сцену под мою фонограмму. И вдруг звонят и говорят: "Можно в другой тональности, потому что слишком низкий ваш голос. Надо чуть повыше спеть". Я горжусь этим, скромность мне тут изменяет: я совершил, можно сказать, музыкантский подвиг! Мне в уши давали музыку в тональности ля минор, а я пел синхронно с этим в тональности соль минор.
Леонид Велехов: Ох, маэстро!
Сергей Никитин: Сейчас я заиграю ля минор, а спою…
Звучит песня "Губы окаянные"
"Губы окаянные,
Думы потаённые,
Ой, бестолковая любовь,
Головка забубённая.
Ой, бестолковая любовь,
Головка забубённая".
Еще и с выражением. Все, все – о творчестве больше ни слова.
Леонид Велехов: А Любшин замечательно в это время играет: нога его в этом рваном кеде. Один из лучших фильмов Михалкова.
Сергей Никитин: Что касается комплекса полноценности, я вспоминаю урок Зиновия Ефимова Гердта. Была его творческая встреча. И ему задают вопрос: "А были ли у вас творческие удачи?" Он начинает морщиться: "Ну, что вы? Зачем такие слова говорите?.. Хотя – нет! Могу вспомнить! Как-то после спектакля поздно вечером, когда я еще работал в Театре Образцова, мы где-то на гастролях плетемся в гостиницу. И коллеги мои, артисты, ушли вперед. Я один остался. Докуриваю сигарету и смотрю, куда бы ее бросить. И вижу в десяти метрах от меня урна: я бросаю окурок и попадаю! Оглядываюсь вокруг – никого! И вдруг с другой стороны улицы бежит женщина и кричит: "Я видела, видела!" Вот это была творческая удача!" (Смех в студии.) Эти люди – Зиновий Гердт, Булат Окуджава, Давид Самойлов – обладали каким-то таким чувством юмора импровизационным, что становилось завидно, хотелось быть членом этой команды. От них мы многому научились, в том числе самому главному, что должно присутствовать у любого творческого человека: это самоирония, критическое отношение к себе и к тому, что ты делаешь.
Леонид Велехов: Вы поэтов для переложения на музыку по какому принципу выбираете? По принципу alter ego, близости собственному восприятию жизни? Нет наверное? Сколько уже вы поэзии переложили на музыку самой разной! Но вместе с тем, если все-таки по близости, кто самый близкий вам из перепетых вами поэтов?
Сергей Никитин: Ну, скажем, я обожаю Бориса Пастернака, но на него всего две песни.
Леонид Велехов: Почему? Не ложится?
Сергей Никитин: Не знаю. Дальше уже тайна сия велика. А вот, скажем, на Давида Самойлова довольно много, на Юрия Левитанского.
Леонид Велехов: Левитанский… Замечательные стихи, замечательные песни.
Сергей Никитин: А на Бродского только недавно появилась одна. Я вспоминаю высказывание Пушкина, который говорил: "Поэзия должна быть глуповата". Что он имел в виду? Конечно, не буквально то, что стоит за этим словом. Поэзия должна как бы содержать некий воздух. В поэзии ведь главное не то, что в строчках, а то, что между строчками. А вот как назвать это вещество – непонятно.
Леонид Велехов: Как интересно вы объяснили. Потому что у меня был на эту тему разговор с композитором Журбиным. И вот у него такая точка зрения, что все-таки большая, гениальная поэзия на музыку не ложится именно потому, что она слишком насыщена. Он мне сказал, что вот если представить себе песню в виде стакана, то поэзии в этом стакане должно быть до половины, чтобы оставался воздух.
Сергей Никитин: Да! Но Пушкина нельзя не назвать гением, тем не менее, у него музыка в стихах, у него воздух есть, есть впечатление чрезвычайной легкости.
Звучит песня на стихи Александра Пушкина
"Я вас любил: любовь еще, быть может,
В душе моей угасла не совсем;
Но пусть она вас больше не тревожит;
Я не хочу печалить вас ничем.
Я вас любил безмолвно, безнадежно,
То робостью, то ревностью томим;
Я вас любил так искренно, так нежно,
Как дай вам бог любимой быть другим".
Леонид Велехов: И как все просто.
Сергей Никитин: Да.
Леонид Велехов: Какими простыми словами сказано, особенно если представить себе… Я никогда не мог понять, ведь до него поэзия говорила совершенно на другом языке! А он этот язык свой изобрел и так просто, ясно и быстро на нем заговорила вся русская литература.
Звучит в исполнении Сергея Никитина "Я помню чудное мгновенье"
"Я помню чудное мгновенье:
Передо мной явилась ты,
Как мимолетное виденье,
Как гений чистой красоты".
Сергей Никитин: Это Глинка. Там у него дальше тема разрабатывается на разные мотивы, но все равно возвращается к началу.
Леонид Велехов: Все-таки вы любите поэзию 60-х годов, "шестидесятников": очень много их у вас. Но есть кто-то, например, мой любимый Слуцкий, которого вы не пели. Он что, не ложится на музыку?
Сергей Никитин: Нет, мы пели песню Берковского "Лошади в океане". Но, вообще, со Слуцким россияне еще не разобрались. Сейчас опубликовано двести стихотворений в Иерусалимском журнале", которые ни разу прежде не были опубликованы.
Леонид Велехов: Колоссальное не напечатанное наследие оставил.
Сергей Никитин: Это глыба! Она еще требует своего осмысления, изучения. Вот я сейчас приобщаюсь к поэзии Слуцкого. Вы спрашивали, на чьи стихи легче пишется. Это трудно сформулировать: просто когда на душу ложится... Скажем, Юрий Левитанский.
"Каждый выбирает для себя
женщину, религию, дорогу.
Дьяволу служить или пророку –
каждый выбирает для себя".
Звучит песня "Всего и надо, что вглядеться…"
"Всего и надо, что вглядеться,– боже мой,
Всего и дела, что внимательно вглядеться, –
И не уйдешь, и некуда уже не деться
От этих глаз, от их внезапной глубины.
Всего и надо, что вчитаться,– боже мой,
Всего и дела, что помедлить над строкою –
Не пролистнуть нетерпеливою рукою,
А задержаться, прочитать и перечесть.
(…)
Но мне и вас немного жаль, мне жаль и вас,
За то, что суетно так жили, так спешили,
Что и не знаете, чего себя лишили,
И не узнаете, и в этом вся печаль.
А впрочем, я вам не судья. Я жил как все.
Вначале слово безраздельно мной владело.
А дело было после, после было дело,
И в этом дело все, и в этом вся печаль.
Мне тем и горек мой сегодняшний удел –
Покуда мнил себя судьей, в пророки метил,
Каких сокровищ под ногами не заметил,
Каких созвездий в небесах не разглядел!
Всего и надо, что вглядеться, – боже мой,
Всего и дела, что внимательно вглядеться, –
И не уйдешь, и некуда уже не деться
От этих глаз, от их внезапной глубины".
Один Левитанский из другого вытекает совершенно.
Леонид Велехов: Какой поэт! Я слушаю это, ну, действительно, стих у вас в музыкальном исполнении как цветок просто раскрывается.
Сергей Никитин: Во многом моим учителем был и остается Зиновий Ефимович Гердт.
Леонид Велехов: Опять Зиновий Ефимович Гердт!
Сергей Никитин: Он никогда как артист не читал… Знаете, есть художественное чтения, скажем, Качалов! Он замечательно читал. Или Журавлев – замечательный артист! Но они именно исполняли.
Леонид Велехов: Чтецы-декламаторы.
Сергей Никитин: Да. А Зиновий Ефимович Гердт стихами жил. Он даже не разучивал их специально никогда, он просто их впитывал. Сколько он стихов наизусть знал – это просто невозможно представить! И было видно, как он любит это поэтическое слово, эту мелодию, это поэтическое вещество. Он весь в этом. Этому стоит поучиться, ну, не учиться, а заразиться этим.
Леонид Велехов: Да, научиться этому трудно. Возвращаясь к Левитанскому. Какое это было единство поэта и личности! Я вспоминаю, как он отказался незадолго до смерти от ордена, который ему Ельцин должен был вручить, потому что война чеченская началась. Это кто еще такие жесты делал?!
Сергей Никитин: Он и скончался на собрании общественности, как солдат.
Леонид Велехов: Да, да, да. Это другая тема. Все-таки даже у больших поэтов, писателей, художников единство личности и творческой натуры не всегда случается.
Сергей Никитин: "Каждый выбирает для себя
Щит и латы. Посох и заплаты.
Мера окончательной расплаты.
Каждый выбирает по себе.
Каждый выбирает для себя.
Выбираю тоже – как умею.
Ни к кому претензий не имею.
Каждый выбирает для себя".
Есть, можно сказать, два способа сочинения музыки на стихи. Тот способ, которому я привержен, – это пытаться найти музыку, которая в самом стихе заключена. И она, конечно же, связана непосредственно с нашей человеческой речью, с речевым прочтением. Поэтому мне очень важно было слушать, как поэт сам читает свои стихи. А есть другой подход: на основании произведения создавать музыкальный образ. И потом уже к этому музыкальному образу подтягивать стихи. Я помню, целый год трудился над стихотворением Пастернака "Снег идет". И так, и сяк, и уже это превращалось в какое-то наваждение. И, в конце концов, вдруг – раз! – как будто ты смотрел сквозь запотевшее стекло на улице, и вдруг стекло это исчезло, ты вдруг видишь все ясно, четко и просто.
Звучит песня "Снег идет"
"Снег идет, снег идет.
К белым звездочкам в буране
Тянутся цветы герани
За оконный переплет.
Снег идет, и всё в смятеньи,
Всё пускается в полет,-
Черной лестницы ступени,
Перекрестка поворот.
Снег идет, снег идет…" и так далее.
Леонид Велехов: Прекрасно!
Сергей Никитин: Между прочим, существует кантата замечательного композитора Свиридова на тему "Снег идет" Пастернака.
Леонид Велехов: Какой композитор!
Сергей Никитин: Вот там как раз композитор при помощи хора и камерного оркестра создает музыкальный образ природы, падающего снега, конечно же, одновременно это и текущее время. И там текст идет таким пунктиром, как будто кто-то колдует. Но там полностью отсутствует как бы философская мысль.
Леонид Велехов: Там другая задача. Там все-таки главное это симфоническое звучание. Сергей Яковлевич, а почему только большая поэзия? Вы не цените городской фольклор, блатной, тюремный? Хотя я знаю, что Петра Лещенко ведь цените.
Сергей Никитин: Конечно, конечно! В дружеской компании за столом, конечно же, могут прозвучать "Моя Марусенька" и так далее, или "Чубчик кучерявый". А что касается блатного фольклора, то здесь нужно делать четкое различие между истинным тюремным фольклором, особенно связанным с политическими зэками, и нынешним коммерческим явлением, которое почему-то получило название "русский шансон". Мне очень жалко это французское слово на это безобразие. Но я не знаю… "Я помню тот Ванинский порт" и так далее. "Как шли мы по трапу на борт,//В холодные, мрачные трюмы". Или "Не печалься, любимая!//За разлуку прости меня!".
Леонид Велехов: Это Лещенко пел.
Сергей Никитин: Возможно.
Леонид Велехов: Да, да, да!
Сергей Никитин: Нет, он пел "Я тоскую по родине". Это была популярная песня. И зэки взяли ее в качестве мелодии, но свои слова написали.
Леонид Велехов: А! Все понятно!
Звучит песня политических заключенных
"И, уткнувшись в тулуп головой,
Мы на нарах угрюмо сидели,
И прожектора луч голубой
Освещал нам таежные ели.
За пять лет трудовых лагерей
Мы в подарок рабочему классу,
Там где были тропинки зверей,
Проложили сибирскую трассу.
Застревали в снегу трактора,
Даже "Сталинцу" сил не хватало!
И тогда под удар топора
Эта песня о милой звучала:
Не печалься, любимая!
За разлуку прости меня.
Я вернусь раньше времени,
Дорогая, прости!
Как бы ни был мой приговор строг,
Я вернусь на родимый порог,
И, тоскуя по ласкам твоим,
Я в окно постучусь".
Но это настоящее. Это было написано интеллигентными людьми, которые волею судеб оказались в лагерях, в ГУЛАГе.
Леонид Велехов: Думаете – интеллигентными? Бог знает.
Сергей Никитин: Разве вы не видите здесь руку литератора?
Леонид Велехов: Да, конечно, здесь рафинированность есть, утонченность.
Скажите, в сегодняшний день окунаясь, что, век авторской песни, столь феноменально популярной в 70-е, 80-е, закончился?
Сергей Никитин: Я за всю Одессу вам отвечать не собираюсь. (Смех в студии.) Но цифра сегодня: ежегодно в России проводится более пятисот фестивалей авторской песни. Это означает интерес к этому явлению. Для этих людей как бы знаком общности являются имена Окуджавы, Галича, Высоцкого…
Леонид Велехов: Никитина.
Сергей Никитин: Ну, я бы сказал…
Леонид Велехов: Не нужно, не нужно!
Сергей Никитин: Тут поэтов надо – Левитанского, Самойлова, Мориц и так далее. Дмитрий Сухарев – один из близких людей, потому что он ученый, он биолог.
Леонид Велехов: Да, конечно.
Сергей Никитин: И одновременно он поэт. У него в песне, которую Берковский сочинил, есть такие важные слова про человека:
"А ещё полезно знать, что он –
Не песчинка на бархане века,
Человек не меньше человека,
В этой теме важен верный тон".
И замечательно, что ваша программа называется "Культ личности". Я бы интерпретировал это так: мне бы хотелось жить в обществе, где каждый человек – это личность со своим неповторимым миром. И общество уважает этот мир и эту личность. И жизнь человека, и его личность – это самая главная ценность в этом идеальном обществе. Хотелось бы жить в нем. Ну, будем надеяться.
Леонид Велехов: Будем надеяться, потому что, наверное, это самая большая беда России – то, что у нас не хватает понимания ценности каждой человеческой жизни.
Сергей Никитин: Сегодня мы видим подтверждение тому, что человеческая жизнь не стоит и копейки.
Леонид Велехов: Ничего! Ни копейки!
Сергей Никитин: И недостойна не только уважения, но даже элементарного внимания.
Леонид Велехов: Пользуясь своим правом хозяина и автора, я вас попрошу исполнить песню. Я понимаю, сколько раз вы ее исполняли. Но я как раз недавно пересматривал в YouTube запись вашу, каких-то еще 80-х годов. Вы поете, и дают зал: и весь зал открывает рот! Все знают слова! У нас так не знают гимн Советского Союза и России, как знают "Диалог у новогодней елки". Меня поразило, что это действительно знают все, что называется, и стар, и млад.
Сергей Никитин: Юрий Левитанский. К моему большому сожалению, актуальность этого стихотворения не пропадает. Если мы будем с вами хорошо жить, если в нашем обществе будут уважать личность, если в ней будет культ каждой личности… Об этом можно только мечтать. И про это мечтал еще в конце 60-х годов поэт Юрий Левитанский.
Звучит песня "Диалог у новогодней елки"
"– Что происходит на свете? – А просто зима.
– Просто зима, полагаете вы? – Полагаю.
Я ведь и сам, как умею, следы пролагаю
в ваши уснувшие ранней порою дома.
– Что же за всем этим будет? – А будет январь.
– Будет январь, вы считаете? – Да, я считаю.
Я ведь давно эту белую книгу читаю,
этот, с картинками вьюги, старинный букварь.
– Чем же все это окончится? – Будет апрель.
– Будет апрель, вы уверены? – Да, я уверен.
Я уже слышал, и слух этот мною проверен,
будто бы в роще сегодня звенела свирель.
– Что же из этого следует? – Следует жить,
шить сарафаны и легкие платья из ситца.
– Вы полагаете, все это будет носиться?
– Я полагаю, что все это следует шить.
– Следует шить, ибо сколько вьюге ни кружить,
недолговечны ее кабала и опала.
– Так разрешите же в честь новогоднего бала
руку на танец, сударыня, вам предложить!
– Месяц – серебряный шар со свечою внутри,
и карнавальные маски – по кругу, по кругу!
– Вальс начинается. Дайте ж, сударыня, руку,
и – раз-два-три,
раз-два-три,
раз-два-три,
раз-два-три!.."
Леонид Велехов: Браво! Браво!
Сергей Никитин: Спасибо!
Леонид Велехов: Будем верить, что апрель наступит. Вот он тут за окнами, апрель замечательный. Вспомним, что апрель – это еще апрель 1985 года, это время колоссальных надежд, не оправдавшихся, но тем не менее будем верить в его повторение.
Вам спасибо, Сергей Яковлевич! Это просто... Нет слов!
Сергей Никитин: Но все равно энергия надежды, энергия заблуждения – это прекрасное вещество! Оно в нас еще, кажется, сохранилось.
Леонид Велехов: Спасибо, мой дорогой, просто…
Сергей Никитин: И помогает жить!
Леонид Велехов: Просто великолепно!
Сергей Никитин: Спасибо!
Леонид Велехов: Спасибо!
