Александр Генис: Начиная передачу из нашего цикла “1918 – век спустя”, я предлагаю заглянуть на фронты Первой мировой войны, как обычно мы это делаем. Май 1918 года, уже миллион американских солдат оказались в Европе. Это была первая военная весна для американцев, которые сражались в чужой стране, в чужом мире. Многие из них впервые оказались в Европе вообще. В целом американские солдаты были достаточно простодушными, фермерскими детьми, они очень тосковали по дому. Именно тогда генерал Першинг, который считался крайне суровым офицером, лишенным всякой сентиментальности, распорядился, чтобы американская почта доставила от каждого солдата письмо матери. В мае американцы празднуют День матери, и в том военном году все американцы армии должны были отправить письмо своей матери. Если не было матери, то сироты отправляли поздравление кому-то, кто заменял им мать. В этот день солдат освободили от всяких обязанностей, чтобы они могли написать подробное письмо домой. В Париже, где тогда было очень много американских солдат, им бесплатно давали мороженое и письменные принадлежности.

Вот такая виньетка из Первой мировой войны. Но еще полгода продолжалась эта страшная война, еще 50 тысяч американцев погибло в боях, и еще 63 тысячи американцев погибли от болезней – все эти жертвы все еще были впереди.

Ну, а теперь давайте посмотрим, что происходило с двумя персонажами русской культуры, которые были, может быть, самыми знаменитыми героями на культурной сцене того времени, – Горьким и Шаляпиным.

Соломон Волков: Именно так, самые знаменитые. Более знаменитым и более при этом авторитетным был, конечно, Лев Толстой.

Александр Генис: Но он умер в 1910-м, в нашем 1918 году его уже не было.

​Соломон Волков: На фоне Толстого Горький и Шаляпин были персонажами второго ранга, поэтому это всегда надо учитывать. При том что отношение к Толстому, мы должны об этом помнить, было далеко не однозначным, вспомним об отношении официальной церкви к Толстому. И у Горького, и у Шаляпина было тоже достаточно врагов.

Горький и Шаляпин выступали как пара, это был дуэт. Причем дуэт беспрецедентный, я другого такого в истории русской культуры не знаю. Параллелью, довольно отдаленной, может служить дуэт, в котором опять-таки Шаляпин был участником, – Шаляпин и Рахманинов, два великих музыканта. Но Рахманинов, конечно же, несравненно уступал в популярности среди широких кругов русского интеллигентного общества Горькому. Люди сейчас об этом забывают. Я когда-то прочел, с тех пор запомнил навсегда: о Горьком до революции вышла тысяча книжек, брошюр, памфлетов. Не статей, статей было гораздо больше, можно себе вообразить, именно книг. Там были монографии, может быть какие-то 50 листочков, но тысяча книг. Представляете себе, какая популярность была этого человека?

Александр Генис: 1918 год очень значительным был и для Шаляпина, и для Горького. Горького впервые номинировали на Нобелевскую премию именно в 1918 году. Вообще его номинировали пять раз – в 1918 году, в 1923-м, два раза в 1928-м и в 1933 году, то есть на протяжении всего этого длительного периода он был популярным кандидатом для Нобелевского комитета. А что касается Шаляпина, то в 1918 году он возглавил театр.

Соломон Волков: Можно долго рассказывать о том, почему и как они подружились, почему стали такими "сиамскими близнецами" в глазах русского общества и почему репортеры специально бегали за этими двумя, сопровождая их куда угодно – в ресторан, чуть ли не в туалет. В 2018 году, я специально посмотрел в летопись жизни Шаляпина, меня поразило, как часто эти двое, во-первых, появлялись в разных местах вместе, и во-вторых, насколько активным было их участие в текущей политической, культурной, общественной жизни.

Я в качестве примера начну с одного чрезвычайно любопытного эскиза. В 1918 году Шаляпин вместе с Горьким присутствовал на Втором Всероссийском съезде профсоюза рабочих стекольно-фаянсового и гончарно-изразцового производства. И он обратился к делегатам с речью и исполнил несколько номеров своего репертуара. Дальше свидетель пишет, что "Федор Иванович категорически отказался от денежного гонорара. Сказал, что если есть возможность помочь продуктами, то пусть союз передаст их артистам театра. Горький и Шаляпин получили оба специальные сувениры – большие чайные чашки. Это были первые изделия, изготовленные на бывшем Императорском фарфоровом заводе". Который после революции получил имя Ломоносова, стал тоже знаменитым предприятием.

Эти люди были нарасхват. Причем, Горький – в значительной степени бескорыстная была любовь, бескорыстное обожание, с Шаляпиным немножко не так, потому что от Шаляпина везде ожидали, естественно, что он выйдет и споет. Это похоже на то, если Высоцкий где-то появлялся в какой-то компании, то тут же ожидали, что он должен взять гитару и петь. Высоцкому это крайне не нравилось. Известна и знаменитая фраза Шаляпина о том, что даром только птички поют, он не любил лишаться гонорара. Но в эти годы он выступал на невероятном количестве концертов. А участие Шаляпина гарантировало полный сбор и успех всего предприятия. Поэтому за ним гонялись, перед ним стояли просто на коленях.

Александр Генис: Интересна ситуация в 1918 году. Горький, как мы уже говорили, когда вспоминали его "Несвоевременные мысли", относился к политической ситуации в России в 1918 году крайне скептически. Например, такая его фраза: "Ленин, Троцкий и сопутствующие им уже отравились гнилым ядом власти, о чем свидетельствует их позорное отношение к свободе слова, личности и ко всей сумме тех прав, за торжество которых боролась демократия. Слепые фанатики и бессовестные авантюристы сломя голову мчатся, якобы по пути к "социальной революции".

Это слова Горького – сейчас трудно поверить. Но в 1918 году он, после покушения на Ленина, опять с ним сблизился. Мне кажется, это произошло потому, что Горький нашел себе место в новой стране, он стал охранять культуру, он почувствовал себя патроном, он мог защитить как творцов, так и их дело. Издательство "Всемирная литература", например, было детищем Горького. Он спасал деятелей культуры просто от голода. Мы хорошо знаем про эти события, потому что есть масса воспоминаний. Помните у Шкловского, как он называл воблу из пайка – манной, спасавшей от голода. Горький видел себя человеком, который может спасти русскую культуру в самый тяжелый период ее существования.

Соломон Волков: Этим же занимался и Шаляпин именно в это самое время. Я сейчас прочту отрывок из его письма к своей дочке, где он говорит, что "все время вожусь с разными арестованными". Это 1918 год тоже. "Приходится ездить хлопотать то за того, то за другого. На днях арестовали Теляковского (имеется в виду директор Императорских театров Владимир Теляковский, очень видная, прогрессивная фигура, очень много сделавший для русской культуры), и вот пришлось хлопотать об его освобождении – слава богу, выпустили, и вчера я его видел у себя. Вообще жизнь очень тяжелая, но я не унываю и, в сущности, не обвиняю никого. Революция – революция и есть! Конечно, есть масса невежества, но идеи мне кажутся светлыми и прекрасными, и если их будут со временем осуществлять хорошим и здоровым способом, то можно думать, что все человечество заживет когда-нибудь действительно прекрасной жизнью". И добавляет Шаляпин в этом письме: "Довольно часто бываю у Алексея Максимовича". Видите, это все делалось в тесном тандеме с Горьким.

Александр Генис: Соломон, несмотря на то, что Шаляпин принимал революцию, несмотря на то, что Горький ее подготовил, судьбы их оказались совершенно различными. Шаляпин в конечном счете оказался за границей, стал врагом советской власти – так его подавали.

Соломон Волков: Взаимоотношения этих людей – сюжет для увлекательного романа.

Александр Генис: Вы подали идею примерно дюжине прозаиков, которые в последнее время прямо паразитируют на русской культуре. Если вы обратили внимание, то премии часто дают за биографические книги. Тема Шаляпин и Горький, по-моему, замечательна, по крайней мере, для трех-четырех авторов, которых я хорошо знаю.

Соломон Волков: А вы знаете, почему никто из них не возьмется за тему Шаляпин и Горький? Потому что никто из них ничего не понимает в музыке. Жизнь Шостаковича – нет лучшего сюжета для романа, а написал ее в итоге англичанин Джулиан Барнс. Никто из российских писателей этого не сделал, и по моему глубокому убеждению, именно потому, что никто из них в музыке не разбирается. Так что нет, это не так все просто. Музыка, как говорил один специалист, это не для дураков – это ноты понимать надо.

Александр Генис: В вас говорит высокомерие профессионального музыканта.

Соломон Волков: Ну что ж делать, мы вкалывали для того, чтобы это освоить, много лет и по много часов каждый день.

Возвращаясь к Горькому и Шаляпину. Есть две книги мемуарные Шаляпина, одна называется "Страницы из жизни", а вторая – "Маска и душа". Обе не написаны Шаляпиным, обе надиктованные Шаляпиным. Здесь называют людей, которым диктуют книги, "гострайтерами", "писателями-призраками".

Александр Генис: Я вас успокою, по-русски это теперь тоже называется "гострайтер", я сам видел.

Соломон Волков: Раньше называлось "литературные негры", если вы помните. Теперь, наверное, это неполиткорректно уже. В случае с Шаляпиным вторая его книга "Маска и душа", изданная за границей, написана человеком по имени Соломон Поляков-Литовцев, видным эмигрантским журналистом. Есть, кстати, замечательный портрет его работы художника Сорина. Я представляю себе, как выглядит этот человек, кое-что я его читал, но о нем, вообще-то, забыли.

Зато имя "гострайтера" для первой книги очень известно, потому что это был не кто иной, как Горький. Шаляпин приехал на Капри и диктовал ему. Конечно же, стиль этих двух книг разительно отличается, у каждой свои достоинства и свои недостатки. Книга Горького так и читается, как книга Горького, ты сразу узнаешь стиль Алексея Максимовича. Я думаю, что более свободно высказался Шаляпин в своей второй книге, она, конечно, антисоветская. Но из-за первой книги между Горьким и Шаляпиным возник конфликт, в первую очередь – финансовый. Горький подал на Шаляпина в суд и проиграл процесс в парижском суде.

Есть еще и третий персонаж во взаимоотношениях Горького и Шаляпина. Шаляпина чрезвычайно высоко ценил Сталин. Во всех разговорах, когда заходила речь об искусстве актера, именно что даже не певца, а актера, Сталин всегда приводил Шаляпина в пример как образцового великого артиста. Как мы знаем, несколько крупнейших фигур эмигрантской культуры Сталина особенно привлекали – это был Шаляпин, это был Бунин, это был Рахманинов. По отношению ко всем ним Сталин предпринимал конкретные шаги, чтобы их вернуть в Советский Союз. Во всех трех случаях это ему не удалось. В случае с Шаляпиным попытку эту, конечно по поручению Сталина, предпринял Горький, тоже у него ничего не вышло. Потому что по-разному, но все эти трое персонажей пользовались на Западе колоссальным успехом. Кстати, Сталин это тоже понимал, он всегда говорил, что артиста и вообще человека культуры нужно заинтересовать материально, он всегда это подчеркивал. Поэтому артистам Большого театра при первой же возможности втрое увеличили оклады, чтобы все было в порядке у них. В этом смысле он был достаточно циничным человеком, как, впрочем, во многих других тоже. Он понимал, что людей, которые столько зарабатывают, так просто не перетащить. Так оно, конечно, и получилось. Бунин, правда, зарабатывал поменьше, хотя Нобелевская премия ему в этом смысле не помешала, которую он, как мы знаем, отнял, конечно же, у Горького, у фаворита Сталина, на которого тот поставил. Но и Шаляпин, и Рахманинов были миллионерами и на сталинскую удочку не попались.

Александр Генис: Любопытен еще один персонаж, который связывает Горького и Шаляпина, – Маяковский. У Маяковского есть стихотворение 1926 года о Горьком и о Шаляпине, опять этот дуэт, опять этот тандем, как вы говорите. Надо вспомнить, что в 1926 году и Горький, и Шаляпин жили за границей. Вот отрывок из этих стихов:

Горько

думать им

о Горьком-эмигранте.

Оправдайтесь,

гряньте!

Я знаю –

Вас ценит

и власть,

и партия,

Вам дали б всё –

от любви

до квартир.

Прозаики

сели

пред Вами

на парте б:

– Учи!

Верти! –

Или жить вам,

как живет Шаляпин,

раздушенными аплодисментами оляпан?

Вернись

теперь

такой артист

назад

на русские рублики –

я первый крикну:

– Обратно катись,

народный артист Республики!

Тут надо напомнить, что как раз в нашем 1918 году Шаляпин стал первым народным артистом народной Республики.

Соломон Волков: Позвольте мне прочесть заметку по этому поводу из "Красной газеты", так она тогда называлась:

"Совет Народных комиссаров Союза коммун Северной области постановил: в ознаменование заслуг перед русским искусством – высокодаровитому выходцу из народа, артисту Государственной оперы в Петрограде Федору Ивановичу Шаляпину – даровать звание Народного артиста. Звание Народного артиста считать впредь высшим отличием для художников всех родов искусств Северной области и дарование его ставить в зависимость от исключительных заслуг в области художественной культуры".

Вот так звучал этот документ, и Шаляпин стал действительно первым народным артистом Советского Союза.

Александр Генис: Соломон, что для Шаляпина был 1918 год в творческом отношении?

Соломон Волков: Я думаю, 1918 год для него в творческом отношении был в первую очередь связан с действительно бесчисленными выступлениями на самых разнообразных вечерах, многие из них были благотворительными.

Александр Генис: То есть он на самом деле стал народным артистом.

Соломон Волков: Позвольте мне привести несколько фактов, чтобы понять масштаб деятельности Шаляпина. В апреле он участвует в концерте в Мариинском театре, устроенном для Фонда основания первого еврейского национального театра в Палестине.

Александр Генис: Неожиданно.

Соломон Волков: В мае он участвует в концерте в Академии художеств и получает в подарок картину Исаака Бродского, будущего придворного художника Сталина. Эта картина называется "Пейзаж" с надписью на обороте: "Любимому Русскому Гению, Мессии Красоты Чувства Федору Ивановичу Шаляпину преклоняющаяся община художников". И под этим подпись Исаака Бродского.

Шаляпин в качестве почетного председателя присутствует на общем собрании артистов, солистов государственного Мариинского театра, там все буквально перед ним стоят на коленях. В том же году в августе выступает в Большом театре, спектакль "Борис Годунов", сбор – в пользу детской секции Отдела народного образования московского Совета рабочих депутатов. В этом же августе концерт Шаляпина в городском парке в Орехово-Зуево в пользу строительства бесплатной столовой для рабочих и детей. И так далее, и тому подобное, это бесконечная череда. Всюду Шаляпин выступал, всюду это обеспечивало колоссальные сборы, и действительно он оказывал помощь всем этим нуждающимся.

Александр Генис: Соломон, ну и как мог Шаляпин оставить все это и уехать за границу?

Соломон Волков: Ему в конце концов надоело, что его используют как дойную корову. Здесь сравнить личности полезно Шаляпина и Горького. Горький – это выдающаяся, великая, я бы даже сказал, творческая фигура, хотя сейчас к Горькому относятся весьма скептически, заметьте, что Шаляпина это не касается, Шаляпин остается легендой и кумиром у широких масс.

Александр Генис: Я бы сказал, что Шаляпина проще любить.

Соломон Волков: Но из них строитель настоящий – это все-таки Горький. То, что сделал Горький, – беспрецедентно, его роль в создании огромного количества важнейших институций в русской, в советской в тот момент культуре – не с чем сравнить. Бесконечные какие-то издательства, Союз писателей, мы сейчас его воспринимаем как бюрократическую организацию, но создавалась для того, чтобы помочь писателям выжить, чтобы они могли получать авторские, чтобы им помогали. Скажем, Союз композиторов, который был создан уже по образцу Союза писателей. Переписка нот, поездки в санатории, исполнение, все это делалось по горьковский модели, одобренной Сталиным и проведенной Сталиным в жизнь. Так что Горький был строителем.

Шаляпин же был гастролером по своей сути, он всегда говорил: ой, я хочу сделать то, хочу это, хочу театр свой. Никогда не создал он своего театра. В качестве такого индивидуалист-гастролера великого, конечно же, ему было просто-напросто комфортабельнее жить на Западе. По сути своей он был анархист-индивидуалист. В этом качестве мы его, конечно, помним, в этом качестве многие его любят до сих пор.

Вот эта анархистская струя в творчестве Шаляпина прекрасно выразилась в записи песни "Солнце всходит и заходит". Она впервые прозвучала в дореволюционной постановке, в первой постановке пьесы Горького "На дне" в Художественном театре. С этой песни началась популярность того, что сейчас мы называем русским шансоном.

Александр Генис: Она как началась, так и не кончилась.

Соломон Волков: Это каторжная, тюремная блатная песня, с этой песни началось торжество этого жанра в русской популярной культуре.

Александр Генис: Надо вспомнить, что и в 60-е годы все интеллигенты пели блатные песни. Высоцкого тогда называли "талантливый пародист тюремной лирики", было у него такое звание.

Соломон Волков: Спектакль Художественного театра могли увидеть только в Москве или в Петербурге, где показывали эту пьесу. Шаляпин же записал эту песню на граммофонную пластинку, и она в сотнях тысячах экземпляров разошлась по России, послужила популярности этого жанра в гораздо большей, может быть, степени, чем даже спектакль Художественного театра. И эту запись мы сейчас послушаем. "Солнце всходит и заходит" в исполнении Федора Ивановича Шаляпина.

(Музыка)

Александр Генис: Пока Шаляпин и Горький жили на Западе, их положение в мире было схоже в том смысле, что они оба были знаменитыми русскими культурными деятелями. Но когда Горький вернулся в Россию, все стало иначе. Недавно я прочитал, что Ромен Роллан говорил о Горьком, вернувшемся в Россию. По-моему, это очень печальные слова, которые стоит вспомнить: "Горький вернулся не в ту Россию, которую он знал: это уже была Россия фараонов. И народ пел, строя для них пирамиды... Потонув в буре народных оваций... он захмелел от затянувшей его круговерти... былой индивидуалист окунулся в поток... он не хочет видеть, но он видит ошибки и страдания, а порой даже бесчеловечность этого дела... В сущности, он слабый, очень слабый человек, несмотря на внешность старого медведя... Об позволил запереть себя в собственном доме... У старого медведя в губе кольцо... Несчастный старый медведь, увитый лаврами и осыпанный почестями..."

Вот такую картину нарисовал нам Ромен Роллан.

Соломон Волков: Шаляпин выбрал другой путь. Не нам судить, кто из них прав, кто виноват. Каждый выполнил свою жизненную миссию, каждый выполнил ее по-своему, вклад каждого в отечественную культуру грандиозен. Сравнивать жизненные итоги двух таких мощных фигур – сложная задача. Тем более что они работали в разных областях художественного творчества. Я могу сказать только одно, сегодня у нас 2018 год, присутствуют ли в нашей жизни сегодня Горький и Шаляпин, и если присутствуют, то в какой степени и как сравнивать их положение в нашем сознании, кто для нас является более приемлемой, более любимой фигурой? Ответ, вероятно, будет, таким: Шаляпин, хотя записи его делали в то время, когда техника граммофона не была такой изощренной, какой она является сейчас, тем более не остались видео, которые показывали бы нам его как гениального актера.

Александр Генис: Многие считали, что он в большей степени актер, чем певец.

Соломон Волков: Я об этом слышал от людей, которые видели Шаляпина. Они говорили, что записи дают чрезвычайно ограниченное, чрезвычайно бледное представление о том впечатлении, которое производил Шаляпин. Он был в первую очередь гениальным драматическим артистом, он потрясал тем, как он двигался, его жестикуляция, его мимика – это все было неотъемлемой частью его дарования. Но тем не менее, Шаляпин живет в народном воображении. Мы вспомним о Шаляпине, закончив нашу передачу одной из его любимых арий, – это ария Сусанина из оперы "Жизнь за царя" "Чует правду" – это предсмертная ария Сусанина, она, может быть, нам рисует и предсмертные ощущения самого Шаляпина.

​Александр Генис: Когда эта программа уже была готова, пришло известие о кончине Филипа Рота, несколько лет назад вышедшего - редчайший случай среди писателей - на пенсию. Совсем недавно он отпраздновал свое 85-летие, которое он встретил в добром здравии и хорошем настроении. Теперь он ушел вслед за другими китами американской прозы - Солом Беллоу, Апдайком, Доктороу.

Рот получил все мыслимые награды, за исключением вожделенной и заслуженной Нобелевской премии. Он бесспорно был живым классиком, во что, надо сказать, было трудно поверить, когда я встречал его, жующим и выпивающим, в нью-йоркском ресторане «Самовар», где Рот часто бывал по праздникам. Здесь он казался своим еще и потому, что со Старым Светом, с восточно-европейским еврейством его связывали отношения любви и отчуждения. Вечный герой Рота – эмансипированный еврей, променявший Дом на Американскую мечту.

Безжалостный и комический анализ этого авторского персонажа стал объектом творчества Рота. Уже первый его роман «Прощай, Колумб» очаровал читателей и оскорбил героев - американских евреев со всеми присущими только им комплексами. Этот же хорошо знакомый нам и по Вуди Аллену тип - центральный персонаж уже легендарной книги «Жалобы Портнова», которая принесла Роту непреходящую славу тонкого, язвительного и уморительно смешного автора.

Живя в тени раннего успеха, Филип Рот никогда не сдавался ему. В книгах 1990-х годов он бесконечно экспериментировал, публикуя цикл автобиографических произведений, где автор отражался в безусловно кривом зеркале своего любимого героя - американского прозаика Натана Цукермана.

Уже на восьмом десятке писатель вернулся к реалистической прозе, хоть и фантастическому (в жанре «что если») сюжету. В «Заговоре против Америки», лучшей книге позднего Рота, автор описал страну с профашистским антисемитским режимом, который насадил летчик Чарльз Линдберг, якобы победивший Рузвельта на выборах 1940-го года. Как сказал один критик, под видом сатиры Рот написал свое «первое в жизни любовное письмо, и обращено оно к Америке, не соблазнившейся таким поворотом истории».

Смерть Рота завершила целую эпоху в истории американской словесности, и она была славной.

(Музыка)