Архивный проект "Радио Свобода на этой неделе 20 лет назад". Самое интересное и значительное из архива Радио Свобода двадцатилетней давности. Незавершенная история. Еще живые надежды. Могла ли Россия пойти другим путем?
Беседа с архивистом Ольгой Барковец, одной из составителей книги о сыне Николая Второго, Алексее. Впервые в эфире 18 июля 1998. Автор и ведущий Иван Толстой.
Иван Толстой: Начнется наш выпуск с разговора о личности и судьбе наследника российского престола цесаревича Алексея. "Цесаревич" – так назван сборник архивных документов, воспоминаний, фотографий, впервые полно рассказывающий о жизни Алексея, наследника российского престола. У книги два составителя - Александр Крылов и Ольга Барковец. Первый вопрос – о замысле книги.
Ольга Барковец: Александр Николаевич Крылов, с которым мы подготовили эту книгу, - профессиональный врач, и мне было интересно услышать его точку зрения. Когда мы стали об этом говорить, мы пришли к идее сделать книгу об этом ребенке. Не потому даже, что Алексей – цесаревич, наследник, а хотелось показать историю ребенка, которого убили только за то, что он Романов. Наверное, в этом вся трагедия убийства детей. И именно убийство Алексея, больного ребенка - убийство страшное, нечеловеческое. Поэтому мы решили, что такая книга должна быть. Книга – памятник всем детям, которые невинно погибли в многочисленных социальных катастрофах, памятник невинным детским душам. Вторая причина, которая меня побудила, - сугубо личная. Мой старший сын болен болезнью Виллебранда, это одна из разновидностей болезни крови, в быту ее называют "псевдо-гемофилией", и для меня, как для матери, многие вопросы, которые мучили императрицу Александру Федоровну, понятны и близки. Наверное, мне легче понять ее как мать, ее поступки и ее отношения с Григорием Распутиным.
"Книга – памятник всем детям, которые невинно погибли в многочисленных социальных катастрофах..."
Иван Толстой: Остались ли какие-то записи от цесаревича, вел ли он дневники?
Ольга Барковец: Существует три дневника - за 1916, 1917 и 1918 годы. Но в России сохранился только один. И в моей книге полностью опубликован этот первый дневник за 1916 год. Дневник за 1917 год находится в греческой королевской семье. В 1990 году была выпущена книга принцессы Евгении Греческой "Царевич Алексей", где опубликован этот дневник. К сожалению, сейчас греческая семья не подтверждает нахождение этого дневника в их семье.
У дневника за 1918 год тоже удивительная история. Этот дневник был украден красноармейцем Летеминым, одним их охранников Ипатьевского дома, и был найден следователем Сергеевым во время обыска, уже после того, как пришла в Екатеринбург следственная комиссия Колчака. Дневник попал к Дитерихсу, генералу Колчака, и был вывезен из России, как и многие другие следственные материалы. Место нахождения этого дневника сейчас неизвестно. Поэтому сейчас мы можем только говорить о дневнике 1916 года.
Помимо этого в личном фонде мальчика хранятся его детские рисунки, которые мы тоже опубликовали в книге, потому что они настолько солнечные, я бы сказала, что так рисовали мои дети. Проходят десятилетия, а дети рисуют то же - мальчики рисуют солдатиков, пушки, ружья. В архиве хранятся и документы Великих княжон, и много замечательных рисунков. Девочки рисовали королев, царевен, барышень. То, что рисовали дети начала века, рисуют и дети конца 20 века. И, конечно, переписка. Вот, кажется, 14 лет ребенку, а при этом огромная переписка. В первую очередь, письма за 1915-16 год, когда он уезжал вместе с отцом "на войну", как он писал, то есть в Ставку, в Могилев. И он написал огромное количество писем своим сестрам, матери. В них столько добра, в них столько любви, в них чувствуется атмосфера отношений не только сына и матери или брата и сестер, а отношения любви, дружбы, сплоченности всей царской семьи.
Иван Толстой: Из писем цесаревича Алексея матери, осенью 1916 года из Ставки.
"Могилев, 18 сентября 1916 года.
Милая моя, уютная мама! Можно было думать, что дождь будет лить целый месяц, и вдруг сегодня чудная погода, хотя холодновато. Нога отдохнула, и ей гораздо лучше. Папа был в церкви, а сейчас в штабе. Пришли мне, пожалуйста, почтовой бумаги и конвертов, они лежат в классном шкафу. Поцелуй сестер и кланяйся Ирине и всем учителям, особенно батюшке. Храни тебя Бог!
Твой милый Алексей".
"Могилев, 21 сентября 1916 года.
Ненаглядная моя, душка мама!
Спасибо за бумагу! На ней тебе пишу, хотелось бы стихами, но ими не могу, хорошо? Теперь я каждое утро после первого урока катаюсь на моторе. Вчера проехали мимо женского монастыря. Монашки картошку копали, свиньи все в лужах лежали, собаки, мальчишки бежали, и все покрылось пылью. После завтрака ездили на моторах с papa. Пекли картошку, ели с маслом и хлебом. Было очень вкусно. Приехал Николай Павлович. После обеда - в кинематографе. Очень, очень благодарю тебя и сестер за ваши письма. Погода у нас опять хорошая. Пора кончать письмо писать, сейчас придет papa.
Храни тебя Господь!
Целую всех.
Алексей".
"Могилев, 22 сентября 1916 года.
Родная моя, милая мама!
Пишу тебе мою грамоту. Посылаю тебе несчетное число поцелуев и аппетитное расписание. Желтых листьев почти нет, но холодно. Если будет такая погода, тебе здесь будет очень хорошо.
Собирайся поживей, приезжай-ка поскорей!
Ждем тебя мы с наслажденьем и с малиновым вареньем!
Вчера мы ездили в Дашковку и через новые мосты. Димитрий и Николай Павлович всех целуют. Сейчас еду на прогулку.
Храни вас всех Господь Бог!
Целую.
Алексей".
Ольга Барковец: Эти письма иногда от лица Алексея писали его педагоги. Когда у Алексея начинался какой-то приступ болезни, и он не мог заниматься, то его дневник заполняли либо воспитатель Жильяр, либо его большой друг, учитель русского языка Петр Васильевич Петров. Так же и письма. Иногда он начинал писать письмо, а дописывал это письмо уже кто-то из учителей. В 1916 году Алексей мало болел, и такая взрослая жизнь на войне положительно отразилась не только на становлении характера этого ребенка, он не только рос духовно, но и физически окреп.
Иван Толстой: Можно ли по письмам и дневнику сказать, что Алексей по своему развитию мог бы со временем стать императором?
Ольга Барковец: Современники по-разному оценивали интеллектуальные способности Алексея. Я смотрела его тетради ученические, которые тоже сохранились, читала отзывы о его учебе воспитателей, его учителей, и все в один голос пишут, что он был очень талантливым ребенком, но, поскольку болезнь Алексея очень часто приходила, все занятия приходилось прекращать надолго. Достаточно посмотреть его тетрадь по математике за 1916 год. Ребенку 12 лет. Это самые примитивные арифметические упражнения. Достаточно посмотреть его сочинения, его тетради по русскому языку. Конечно, для 12-летнего ребёнка, я не могу сказать, что он малограмотный, но если переложить это на сегодняшних наших детей, то это уровень 2-3 класса - 8-10-летнего ребенка.
"...все в один голос пишут, что он был очень талантливым ребенком"
Иван Толстой: На вопрос отрекающегося Николая II сможет ли его сын стать императором, врач Федоров ответил отрицательно, и тогда Николай II отрекся не только от своего имени, но и от имени Алексея. Что все-таки имел в виду доктор Федоров?
Ольга Барковец: Первое решение 2 марта Николай II принял в пользу сына. Был даже подготовлен текст акта отречения в пользу Алексея. Но в два часа дня он вызвал врача Фёдорова, это был лейб-медик, который уже давно практиковал в царской семье, вызвал для того, чтобы посоветоваться, как долго проживет Алексей, сможет ли он когда-нибудь стать императором и нести тяжёлый государственный груз. На что Федоров ему сказал: "Государь Император, посмотрите правде в глаза". Во-первых его отлучат от сына, во-вторых, никто тогда в России не мог дать гарантии, что больной гемофилией ребенок проживет больше двадцати лет. И Федоров честно сказал Николаю, что жизнь ребенка может оборваться в любую минуту. Это и повлияло на решение императора передать престол младшему брату Михаилу Александровичу. Самое страшное для Николая II, который любил свою семью не меньше, чем свою родину, было потерять своего единственного сына. Он не хотел разлуки с ним, разлуки с семьей, и он принимает решение и готовит сам текст отречения в пользу Михаила.
Иван Толстой: Изменился ли цесаревич в 1918 году?
Ольга Барковец: Нет, его человеческие качества не изменились, он так же был добр, нежен. Но, во-первых, были очень часто кризисы болезни, особенно зимой 1917-18 года он много и тяжело болел. И, конечно, тоска – вся семья очень переживала то, что происходило. Каждый по-своему, конечно. И стержнем этой семьи в 1917-18 году была императрица Александра Федоровна. Я считаю, она держала эту семью, она была человеком, который цементировал, не давать впасть в отчаяние, всегда верить, что придут те времена, когда они будут свободными. И это она внушала и Алексею. По опубликованным страничкам из дневников за 1917-18 год видно, как Алексей пишет, что "опять скучно". Понять ребенка можно как никого. Если старшие находили утешение в молитвах и в книгах, то ребенку, конечно, не хватало самых обычных детских игр, общения, для него это было очень тяжелое испытание. К тому же эти болезни, которые одна за другой преследовали его. К сожалению, не так много документов сохранилось, но, например, письма Алексея к Петрову за 1917 год еще полны юмора, оптимизма, а вот в дневнике за 1918 год чувствуется уже какая-то обреченность, которую каждый по-своему переживал и показывал.
Иван Толстой: Известен ли круг чтения Алексея в эти годы?
Ольга Барковец: В своем дневнике за 1916 год Алексей пишет, что он читает или что читают ему преподаватели. Петров, в первую очередь, который преподавал русский язык и литературу. Алексей, как и вся семья, очень любил именно русскую классику. Читали Пушкина, Лермонтова, Лескова, Чехова. Например, Николай II в 1917-18 году, в первую очередь, обращается к русской классике, вслух вся семья читает Чехова, они ставят домашние спектакли, ставят "Медведя" Чехова. Алексей участвует в этих спектаклях. И Петров в своих записях пишет о русской классике. Хотя есть и книги Джека Лондона, и Жюль Верн – то, что сейчас читают наши мальчишки. Это - на русском языке. Хотя Алексей очень неплохо говорил по-английски, потому что вся семья говорила на английском языке, и неплохо знал французский язык. Меньше знал немецкий, но вся семья и девочки говорили очень мало на немецком языке.
Иван Толстой: Из дневника наследника престола поздней осенью 1916 года.
"8 ноября.
Спал хорошо. Проснулся рано. Самочувствие хорошее. Начинаю заниматься. Написал письмо mama подлиннее, чем раньше. Обещают выпустить из постели завтра днем. Павел Васильевич Петров читал мне рассказ Писемского "Питерец". Читал и "Сиг". Вечером занимался с Жиликом, играл в ненжон. Погода портится, слегка тает, но снегу еще много. Получил письмо от Васи Огаева".
"9 ноября.
Наконец-то мне разрешено встать. Поднялся рано и пил кофе ячменный за общим столом. Написал письмо mama. Катался на моторе до вокзала и обратно, захватив с собой Джоя и в первый раз Котьку. Тает, и гололедица такая, что все падают наземь. Завтракал со всеми. Узнал, что скончался император Франц-Иосиф. После завтрака отдыхал, играл и занимался. За обедом в первый раз ел борщ, приготовленный по образцу конвойного. В семь с половиной часов был уже в постели и слушал чтение "Сига". Papa велел выдать пособие одной бедной учительнице - 300 рублей".
"10 ноября.
Встал сегодня немного попозже, утренний кофе пил за общим столом. Написал письмо mama и Макарову. Катался на моторе до старой Ставки и обратно. Оттепель и гололедица. Были уроки французского и английского языка, а также географии. За обедом опять наслаждался борщом. Вечером был в кинема. Драма "Исповедь заключенного" очень интересна, а шарж Брея "Рассказ охотника" - забавный и смешной".
Ольга Барковец: В этом году будут похоронены останки царской семьи. Среди них не будет Алексея. И сейчас, да и в 30-е годы в эмиграции, появляются то дети, то внуки Алексея, потому что мы знаем, что останки Алексея не найдены и хочется верить в красивую, добрую сказку, что Алексей остался жив, что ему удалось спастись, что у него были дети, что сейчас действительно есть внуки и правнуки Николая II. Но так уж повелось, в что в России всегда любили красивые истории, сказки с красивым концом, это свойственно всем людям. Мне бы тоже хотелось в это верить, но я, как историк, которая прочитала очень много материалов, изучала материалы, связанные с гибелью царской семьи, сердцем хочу верить, а головой не могу верить в красивую легенду о спасении Алексея. Но хочется, чтобы эта книга была маленьким памятником этому ребенку.
